Стражники в исподнем и команда смертников. Рассказываем о (пока) лучшем спектакле минского сезона
На часах 19.00, как вдруг два парня, сидящие за мной, неожиданно начинают раздеваться. Кроссовки, джинсы и майки актеров Ивана Кушнерука и Александра Ратько останутся на сиденьях. А они шагнут из современности в средневековую Индию, где живут Хумаюн и Бабур — герои спектакля «Стражи Тадж-Махала». TUT.BY сходил на предпремьерный показ и уверен, что пока — это лучший минский спектакль сезона.
В руки режиссера Александра Янушкевича попал превосходный текст (его стоит почитать, даже если вы не собираетесь на спектакль). В 2016-м «Стражи» победили в номинации «Лучшая новая американская пьеса» на премии Obie Awards (присуждается за лучшие «офф-бродвейские» постановки). Ранее, в 2010-м, их автор, американский драматург и сценарист Раджив Джозеф стал финалистом Пулитцеровской премии.
Постановка идет в ОК16. В тот вечер основная площадка была занята, спектакль шел в той части здания, которая раньше не использовалась для театральных показов. Но эта «новая» площадка стала частью «Стражей Тадж-Махала» абсолютно гармонично. Так я в очередной раз убедился, как долго театральный Минск ждал ОК16 и как удачно теперь пользуется его преимуществами. Размещение зрительских мест в виде вытянутого в ширину прямоугольника (возможно, такое размещение стоит использовать и при показах другой продукции «Арт Корпорейшн») не просто очень удобно для просмотра. Это камерное пространство позволяет художнице Татьяне Нерсисян создать мини-шедевр.
Мир Нерсисян прекрасен и прост сам по себе. Свет зеленоватых оттенков, который льется на сцену, две статуи стражников, которые застыли без движения и лишь тихо переговариваются. Перед ними — круг, напоминающий озеро… Может, именно так выглядит рай? Казалось бы, в этой идиллии нет одного — Тадж-Махала. Но в этом-то весь парадокс.
Пьеса Раджива Джозефа в том числе рассказывала о героях, годами охранявших красоту, которую не могли увидеть. А потом, восхитившись ею, были вынуждены уничтожить создателей этой красоты, что сделало их жизнь бессмысленной.
А вот в спектакле мир «до Тадж-Махала» более красив и гармоничен, чем тот, что возникнет после его «явления» героям. Беру это слово в кавычки, поскольку изображение мавзолея-мечети так и не появится на плазменном экране, расположенном у задника сцены.
В интерпретации режиссера Янушкевича это не конкретный памятник, а недостижимый и невидимый символ красоты, который врывается в обычный, чуть сонный мир через вспышку ослепительно яркого солнечного цвета. Но появление Тадж-Махала приводит к цепочке событий, когда водное пространство превращается в скотобойню, а диск становится символом земного шара, залитого кровью (в ее роли выступает грязь), от которой герои тщетно пытаются отмыться. Эта сцена, одна из мощнейших в спектакле, как будто воплощает мир после Освенцима.
Невидимая красота — и настоящая резня, слова о высоком — и конкретные ужасные поступки. Именно тут, как мне кажется, спектакль окончательно освобождается от привязки ко времени строительства Тадж-Махала (формально события происходят в 17-м веке). Он выходит на обобщения, связанные как минимум с тоталитарным ХХ веком, когда прекрасный мир разрушается параллельно со словами о прекрасном и возвышенном (впрочем, уверен, что каждый зритель найдет свои временные ассоциации).
Но вернемся к сцене бойни. Цвет грязи, неожиданно заполонивший сцену, особенно контрастирует с белым исподним, в котором Хумаюн и Бабур выходят на сцену в начале спектакля. Разумеется, в выборе такой одежды есть своя логика: герои должны «надеть» доспехи (точнее, спрятаться в статуи стражников) — а под них вряд ли поместилась верхняя одежда. Но тут есть и другой подтекст: в старину чистую белую одежду надевали перед уходом в другой мир. Герои «Тадж-Махала» — смертники, которые, словно герои Василя Быкова, стоят перед экзистенциальным выбором, который — независимо от их решения — умертвит обоих.
Так, от Хумаюна останется лишь бездушная солдафонская оболочка, способная лишь выполнять приказ. До «Тадж-Махала» исполнителя этой роли Ивана Кушнерука мне довелось видеть в двух спектаклях. Совсем недавно он сыграл Питера Мунина в «Вешальніках» Купаловского театра (Кушнерук работает в этом коллективе), ранее — воплотил образ Фернандо Порта в «Методе Гронхольма» (постановка столичного «Альфа-театра»). Увы, оба спектакля разочаровали. По совпадению интрига, которая присутствовала в сюжете обеих постановок, во многом держалась на героях Кушнерука. Но режиссер, скорее, эксплуатировал внешние данные Ивана и его эмоции.
В «Тадж-Махале» Янушкевич по-настоящему открыл для зрителей Кушнерука, серьезная работа актера над образом видна невооруженным глазом. Это солдафон, где-то наивный, но чаще упрямый, искренне уверенный в правоте любого вышестоящего начальника, независимо от того, что тот транслирует. «Нам не положено спрашивать, это приказ», «Мы просто выполняли свою работу», «Надо перестать думать!» — говорит в разных случаях Хумаюн. В обычных ситуациях такие люди остаются безобидными обывателями. Недаром в одной из сцен буквально ощущаешь, как герой Кушнерука пытается осознать мысли, которые озвучивает его напарник. В отдельных, убедительно сыгранных сценах Хумаюн колеблется между верностью дружбе и желанием взять «под козырек». Но в целом в атмосфере репрессий такие люди становятся роботами, готовыми выполнить любой приказ.
В отличие от Хумаюна, его друг Бабур умертвляет собственную душу. Ведь делает то, что противоречит его сознанию и ценностям. Эту роль исполнил актер Гродненского театра кукол Александр Ратько (его прославил спектакль «Пиковая дама» режиссера Олега Жюгжды, который покорил множество фестивалей, а сам Ратько сыграл в нем сразу несколько ролей). Пожалуй, в «Стражах Тадж-Махала» Ратько впервые вышел на сцену драмтеатра и составил с Кушнеруком прекрасный дуэт. Александр воплотил сложный образ гедониста и шутника (парадоксально, но юмористические нотки звучат в спектакле весьма убедительно), но при этом думающего и мыслящего человека, способного заглянуть в будущее, представить летающие машины и даже другие миры. Хотя после предпремьерного показа все равно кажется, что Ратько еще не добился отточенности этой роли.
Но «Тадж-Махал» вывел на новый уровень не только актеров, но и Александра Янушкевича. Спектакли этого уважаемого в театральном мире режиссера были отмечены как белорусской Национальной театральной премией, так и российской «Золотой маской». Но эти достижения все-таки относятся к театру кукол. А вот опыт работы в драматическом коллективе был минимальным: в 2013-м Янушкевич ставил в Купаловском «Арабскую ноч». В кулуарах говорили о вмешательстве в его работу со стороны художественного руководства театра, но большой удачей та постановка все же не стала.
Теперь Янушкевич взял не просто реванш. Он доказал, что в условиях творческой свободы готов успешно работать в сфере драматического театра и достигать там серьезных результатов. А еще Александр серьезно расширил наши представления о синтезе двух видов театра.
Что я имею в виду? Раньше критики говорили, что элементы драматического театра входят в мир кукольного (это практикуют в своих постановках Алексей Лелявский, Игорь Казаков да и сам Янушкевич). Теперь Александр продемонстрировал противоположное: работа с предметом, свойственная театру кукол, вошла в плоть и кровь «Тадж- Махала». Тут и статуи стражников, которые решены очень точно и остроумно (для зрителей это статуя, с обратной стороны полой фигуры — скамеечка, на которую можно сесть и продолжить разговор); кисти рук, оставшиеся после резни и раскиданные по кругу в центре сцены (кто хотя бы раз побывал в музее нацистского концлагеря, увидит прямую параллель), эпизоды, в которых максимально обыгрывается оружие стражников и их одежда. Актеры используют все предметы, ничего не оставляя без внимания.
В отличие от оригинальной пьесы, финал спектакля изменен. Мощный финал текста драматурга вызвал у меня ассоциации с быковским «Сотниковым». Точнее, с выбором, который делает для себя предатель Рыбак. А вот в своем открытом и, увы, несколько размытом финале Янушкевич предлагает зрителям самим додумать судьбу героев — на что, впрочем, имеет полное право.
Пьеса: Раджив Джозеф
Перевод: Гульнара Сапаргалиева
Адаптация: Родион Белецкий
Режиссер Александр Янушкевич
Художник: Татьяна Нерсисян
Продолжительность: 1час 20 минут (без антракта)
Даты премьерных показов: 6 и 15 марта, 14 апреля (19.00)