Певица и денщик. Как автор первой монографии о Ленине украл жену из семьи немецких аристократов
В 1919 году в Петрограде вышла первая монография, посвященная Н. Ленину (именно таков был подпольный псевдоним Владимира Ульянова). Ее автором был Иван Баранкевич, который скрылся под псевдонимом «Белорусс». Как сложилась судьба Баранкевича, пишет «СБ. Беларусь сегодня».
Тринадцатый ребенок
Село Тростивец Быховского района. Многодетная крестьянская семья. Тринадцатый ребенок, которого назвали Иваном.
Впрочем, говорить, что именно этот, тринадцатый, удался каким-то исключительным, не приходится — все были талантливы, например, брат Ивана, известный эсер Иосиф Баранкевич. Как пишет дочь Ивана Баранкевича Сильва об отце, «Мать его незаконнорожденная дочь какого-то графа, отец зажиточный крестьянин с идеями (осушить болота Белоруссии)».
Иван Баранкевич вступает в РСДРП, затем присоединяется к эсерам. Тогда пришлось изведать первые аресты, ссылки, обыски. Затем попадает на Первую мировую войну.
1914 год. Буковина, в то время часть Австрии. Богатая усадьба немецких аристократов. На всю округу славится юная красавица Эльфрида, оперная певица и музыкант. Мать, сама прекрасный музыкант, готовит дочь к серьезной концертной деятельности.
Девушку ждут «Ла Скала» и Венская опера! Конечно, война — помеха. Но это же временно. В усадьбе принимают русских офицеров, посланных на фронт. Все наперебой ухаживают за Эльфридой… А у одного из офицеров есть денщик.
Как вы думаете, кого выбрала красавица? Она убежала из родительского дома с денщиком! Его звали Иван Баранкевич, родом с Быховщины.
Дадим слово Наталье Баранкевич:
— Отец был женат дважды. Первая жена ушла от него, когда его сослали в Иркутск. У тетки отца она оставила маленькую дочь Нону. В Первую мировую войну в Буковине (тогда это была австрийская территория) отец познакомился с 18-летней девушкой, моей мамой. Она была из очень богатой семьи, великолепный музыкант и оперная певица. Получила высшее образование в Вене по классу вокала и фортепиано. С 13 лет давала концерты во многих странах под руководством своей матушки. Мать не могла простить ей побег с отцом в Россию, даже в церкви заказала заупокойную, как по умершей…
С фронта молодые приехали домой, чтобы забрать старшую дочь Нону. Вот какова была реакция родителей Ивана:
— Дед, увидев маму, сказал: «Боже, где ты взял эту заграничную ворону!», а бабушка отреагировала по-своему: «Дитя, зачем ты приехала в этот кошмар?». Шла революция, везде было неспокойно. Моя мама ничего не понимала и только улыбалась. Очень быстро она научилась говорить по-русски, так как тогда уже говорила на 5 языках: немецком, польском, румынском, итальянском, древнееврейском. От нашего отца у мамы было 5 детей.
Богемная семья
Дальнейшую историю семейства приоткрывает архивная справка Центрального государственного архива Октябрской революции Ленинграда от 7 января 1981 года: сотрудником Белорусского национального отдела по делам национальностей Союза коммун Северной области за август 1918 — март 1919 значится Баранкевич Иван Михайлович, агитатор, а специалистом культурно-просветительского подотдела — Баранкевич Эльфрида Иосифовна. В 1928-м Баранкевич в графе «место работы» напишет — «служа в библиотеке им. Белинского, имел случайный литературный заработок, в настоящее время безработный», а Эльфрида назовется домохозяйкой…
Из письма Натальи Ивановны:
— Папа обладал феноменальной памятью. Он прочитывал статью в газете, отвернувшись, повторял слово в слово запятые и переносы, как будто снова читал. Был великолепный рассказчик и лектор. В Ленинграде читал лекции для молодых писателей по зарубежной литературе… Дома на середине комнаты стоял огромный рояль, кабинет отца состоял из одних книг и письменного стола.
Иван и Эльфрида выступали и вместе: он читал лекции, она играла на рояле.
Еще дети вспоминают, как иногда отец отправлялся купить хлеб, а заходил в букинистический магазин.
— Возвращался радостный. «Донечка (так он звал маму), смотри, какие я купил книги». Та смотрела и грустно спрашивала: «А где хлеб?» Наступала пауза, он конфузился и бежал за хлебом.
Эльфрида Баранкевич отличалась чрезвычайной добротой. У них в доме постоянно кто-то столовался, ночевал. Приходили местные цыгане, и она их кормила. А чтение — это «семейная болезнь».
Старшая дочь, Сильва, отца идеализирует меньше:
— Он был со странностями, тяжелый человек и больной. Первый раз — в Ленинграде он вел дискуссию с каким-то высокопоставленным церковным лицом (кажется, приехавшим из Рима) и на четвертый день у него произошло буйное помешательство. Но вскоре он вылечился и продолжал работу.
Кстати, на одной из карточек архивиста Виталия Скалабана, который занимался исследованием биографии Баранкевича, записано: «Болезнь Баранкевича. Припадок и горячка. 1925 г.» И номер архивного фонда, откуда «взят след».
Хождения по этапам
Баранкевич побывал и в меньшевиках, и в эсерах. О Сталине отзывался очень резко. Писал статьи, в которых высказывался против раскулачивания. Утверждал, что политика коммунистов приведет страну к краху.
Острого на язык лектора-марксиста арестовывали в 1923-м, 1924-м… В 1930-м как бывшего меньшевика выслали в Среднюю Азию, в Самарканд, сроком на три года. Вроде как помогла старшая дочь Нона, взявшаяся хлопотать, — и приговор отменили за недоказанностью. Тогда это еще было можно.
В 1934-м, когда было совершено покушение на Кирова, Баранкевича предупредили: грядут чистки в партии! Семейство срочно переехало в Мурманск. Эльфрида преподавала в музыкальной школе, Иван Михайлович стал учителем истории.
1938-й год. Родилась дочь Наталья. И погиб младший сын, случайно попав между буферами поезда. Баранкевича забирают в психбольницу. Дочь Сильва вспоминает, что на свидании он рассказывал, как его «травят газами и бьют». Выпустили… Чтобы арестовать по обвинению в шпионаже.
На этот раз выпускать не собирались никого. Жену и детей арестованного посадили в теплушку и выслали в Сибирь, в деревню Егоровка Алтайского края.
«Жили мы ужасно. Наш дом был без крыши, постелили доски и накидали сена»
Эльфрида Баранкевич совершенно не была приспособлена к подобным условиям. Семья голодала. В 1942-м Эльфрида по своей неистребимой наивности, со штампом в паспорте о невыезде отправилась в ближайший город, к районному начальству, просить работу.
Немку, жену «врага народа» арестовали. Вначале грозило полтора года за то, что самовольно оставила место поселения. Затем добавили еще — в те времена было нетрудно найти вину. Как гласит скупая строчка анкеты, «Осуждена Алтайским краевым судом (г. Барнаул) 27.11 1942 г. по ст. 58−10 УК РСФСР сроком на 10 лет».
Забрали и старшего сына, Аполлона Баранкевича. Средний, Юлий, убежал на фронт.
Маленькой Наташе, когда мать арестовали, было два года. Двенадцатилетняя Сильва взяла ее на руки и пошла за двадцать пять километров в село Локоть, в детский дом. Девочек приняли. Но разлучили.
Наталья Ивановна вспоминает тот ад:
— 13 лет по детским домам, где мне твердили: «Дочь «врага народа», где от нервных стрессов был паралич ног, где все детство прошло в унижениях… Я была как гадкий утенок, с головы до ног покрыта коростой и больше 2 шагов делать не могла.
Тем не менее девочки выжили — их спас наследственный талант. У Натальи оказался абсолютный слух и хороший голос, Сильва прекрасно играла на аккордеоне. Сильву взяли в Барнаульское музыкальное училище, в специальный детдом для талантливых детей «врагов народа». Она забрала туда сестру. Как-то, по воспоминаниям Натальи, в детдоме ее навестил брат Юлий, раненый на фронте. Это был последний раз, когда его видели.
Эльфрида отсидела весь срок. Все же добрые люди — они не слабые, они на самом деле самые сильные…
— У мамы никогда не лились слезы. Она, наверное, их выплакала раньше, перед расстрелом в одиночке. Ей «повезло», расстрел заменили 10 годами.
Вышла в 1952 году, и ей разрешили забрать Наталью, которая ее совсем не помнила и целый год не могла назвать мамой.
«У меня платье да сандалии, у мамы фуфайка да валенки»
Эльфрида начала разыскивать сыновей:
«Начальнику 9 отдела МВД от гр. Баранкевич Эльфриды Иосифовны. Т. начальник! Во-первых, я хочу поблагодарить от всего материнского сердца за вашу заботу, я нашла одного сына благодаря Вам. Теперь у меня еще одна просьба, помогите мне найти еще одного сына, которого я потеряла с 40 года. Последнее время я знала, что он находился в Локтевском р-не.
Юлий Иванович Баранкевич 1924 года рождения. Национальность белорус. Очень прошу Вас помочь мне еще раз. 7/I -54″
Юлий так и пропал.
Строптивый заключенный
Конечно, Ивана Баранкевича жена также упорно разыскивала. Подробности о его судьбе — в переписке МВД.
Вот послание директору 1-й психиатрической больницы г. Новгорода из Ленинградской прокуратуры:
«С февраля месяца 1940 года у Вас на излечении находился з/к Баранкевич Иван Михайлович по поводу психиатрического заболевания.
В настоящее время Баранкевич И.М. содержится в Ленинградской пересыльной тюрьме (…) и объявил голодовку в связи с тем, что написанное им заявление на имя Прокурора Союза ССР Вами перехвачено и по адресу не направлено.
Прошу срочно сообщить мне, действительно ли Баранкевич Иван Михайлович писал заявление и куда оно было направлено".
Подпись — начальник отдела прокуратуры по надзору за местами заключения Александровский.
Далее — письмо того же Александровского прокурору Мурманской области:
«Баранкевич уже 34 дня голодает, не желая следовать этапом на Мурманск (…).
Баранкевич заявил следующее: а) что якобы Тройка его осудила к ВМН (расстрелу), б) что вся его семья (жена, дети) так же заключены под стражу и растерзаны, в) что только он прибудет в Мурманск, тоже будет растерзан".
А вот написанная неровным почерком записка начальнику 2-й пересыльной тюрьмы г. Ленинграда:
«Возвращаю хлебную «пайку» — я несу полную голодовку 5-й день (4 дня в Новгородской тюрьме). Причину голодовки объясню Вам лично, при вызове меня (…).
7/VIII 40 г. И. Баранкевич"
Тогда Иван Михайлович не умер.
Это случится спустя два года.
Неразборчиво заполненный акт от 27 июня 1942 года, без порядкового номера.
«Мы, нижеподписавшиеся, дежурный по лагерю Семенов, мед. сестра Сорокоумова Н.И., комендант Медведев составили настоящий акт в том, что труп умершего 26 июня 1942 года з/к Баранкевича И.М. 54 лет погребен сего числа в кладбище (неразборчиво). Труп опущен в яму 1,5 метра глубиною, 1 метр шириною, 2 метра длиною головой на восток. У могилы поставлен столб с надписью 24 В.»
И еще подробность:
— Из рассказов сестры знаю, что отец всю свою жизнь писал роман «Корочка». Отрывки из него он читал друзьям еще в Ленинграде. Огромную толстую тетрадь мама возила с собой. Когда ее забрали с Аполлоном, все осталось в деревне. В 1953 году Сильва ездила туда. Нашла хозяйку дома, где мы жили. Всю зиму 1941 года она топила печь нашими книгами, нотами и сожгла рукопись.
Ивана Михайловича Баранкевича реабилитировали полностью за отсутствием состава преступления.