"Мои сокурсники до сих пор правят этой страной". Завкафедрой филфака БГУ о латыни и своих учениках

25 марта возраст Галины Шевченко обнулится. В свой день рождения она, скорее всего, сядет в любимое кресло, возьмет в руки том Аристофана и продолжит впитывать мудрость древних. 22 года назад Галина Ивановна основала кафедру классических языков на филфаке БГУ, доказав, что в изучении латыни и древнегреческого спрятана тайна европейской натуры белорусов. О блистательном преподавателе, которая дружила с поэтессой Евгенией Янищиц, взрастила поколение преподавателей-переводчиков и, самое главное, всегда любила свое дело, — наш сегодняшний материал.

«Я даже гимн Советского Союза всегда слушала стоя. Потому что свое надо уважать»

Галина Ивановна встречает нас на пороге своей компактной квартиры. Компактная она потому, что большую часть пространства в ней занимают книги. Книги непростые. Словарь Владимира Даля, в свое время возмутивший императорский двор. Прижизненное издание стихов Анны Ахматовой. Собрание лекций профессора Покровского — с рукописными комментариями 1900 года. И вновь словари, энциклопедии, книги на латыни и древнегреческом.

— Здесь большая серия античной литературы, но теперь не покупаю ее, потому что завкафедрой в нашем государстве может купить разве что брошюрку каких-нибудь речей, — показывает Галина Ивановна. — Хотя раньше отдавала на них все свои студенческие заработки. Однажды купила книгу конца ХIХ столетия — и нашла в ней оригинальные билеты на Чехова!

Жизнь Галины Ивановны тоже могла бы стать книгой — энциклопедией эпохи. Хотя нет — столько неожиданных поворотов и романтизма строгое научное издание не потерпело бы.

Родилась Галина Шевченко неподалеку от Пинска. Как она сама говорит, в обычной семье: папа — кубанский казак, мама — из пинской шляхты. С детства ее главной страстью были книги и болота.

— Папа очень много знал наизусть. Ведь школы в станицах были сильные, занятия вели атаманы, которые оканчивали академии. Как сейчас помню: горит керосиновая лампа, и папа читает нам. Он приучил нас к тому, что читать стихи сидя нельзя. Я даже гимн Советского Союза всегда слушала стоя. Потому что свое надо уважать. «Не ради царей и правителей мы живем, а ради земли», — говорил отец.

Самые яркие детские впечатления у меня связаны с болотами. Любила убегать далеко и встречать закаты-рассветы именно у воды.

После окончания школы (к слову, Галина Ивановна училась в Пинковичской школе, где работал Якуб Колас) она решила поступать на филфак БГУ. Но документы не взяли: в аттестате напротив графы «Иностранный язык» стоял прочерк, а без этого дорога на филфак была перекрыта. По иронии судьбы, позже Галина Ивановна выучила два классических языка — латынь и древнегреческий, а также французский, польский и немецкий. Но время для иронии наступит позже, а пока она решилась нести документы на исторический факультет.

— В моей семье это вызвало настоящую бурю: «Ты не поступишь!». Да, со мной учились дети знатных родителей. Из них выросли секретари Коммунистической партии и даже министр иностранных дел суверенной Беларуси (речь о Петре Кравченко, который возглавлял МИД в 1990—1994 годах). Должна сказать, что мои сокурсники до сих пор правят этой страной. Но я на это тогда не смотрела. Мне нужно было лишь грамотно написать сочинение, сдать русский язык, литературу и историю. Экзамены прошли без проблем, и я поступила.

«Текст нужно полюбить, и полюбить так, как вы никогда в жизни больше никого не полюбите»

Уже после первого курса Галину Ивановну взяли на раскопки в Крым.

— Прикоснуться рукой к реликтам, артефактам, которым огромное количество лет, осознать, какая это высокая и богатая культура, — разве не потрясающе! Нашими преподавателями были сотрудники Эрмитажа. Они давали уроки латинского и греческого языков. Это увлекло.

И воскресило впечатление, которое Галина Ивановна пережила в детстве.

— Пинск — это многонациональный город, который раньше на 80 процентов состоял из евреев. Я жила рядом с человеком, который вел для них службы, хоть официально все синагоги были закрыты. Увидела у него Библию на греческом языке и подумала: «Вот бы это прочитать!».

После этой поездки в Крым было еще 10 таких же путешествий, во время которых Галина Ивановна делала зарисовки найденных предметов. Древний мир ее так поглотил, что за несколько лет она изучила латинский и древнегреческий, перечитала всех античных поэтов, писателей, ученых. После этого поступила в аспирантуру и начала преподавать латынь.

— Сначала работала в мединституте, потом перешла в колледж. 104 рубля получал преподаватель вуза, 280 — училища. Там нагрузка была больше, платили за часы. Но никогда не бросала БГУ: читала латынь, античную историю, историю Средних веков. В первый раз, когда пришла к студентам, было страшно. Потому что преподавала я на заочном, там учились мужчины и женщины под 40−50 лет. Я была очень робкой. А потом привыкла.

Через некоторое время Галина Ивановна попала на стажировку в Ленинградский университет, где ей посчастливилось работать вместе с известнейшими филологами того времени. Вернувшись домой, она твердо решила: нужно, чтобы и в Беларуси классические языки преподавали профессионалы.

— Долго перед глазами у меня стояла мадам, вся в золоте и мехах. Она преподавала на филфаке. А студенты в то время были очень сильные. Они переводят: «Юпитер, обратившись в бега, похитил Европу и переправил на остров Крит». Она говорит: «У вас есть в голове что-то? Как можно континент на остров переправить?!». Студенты чуть не упали со стульев. Европа для нее — только континент. О том, что в древнегреческой мифологии Европа — это девушка, дочь царя, мадам и не знала.

Одним словом, мы решили сделать специализацию на филфаке. Вместе с педагогами Ленинградского университета сделали программу обучения, разработали планы.

Воспитав первых и, главное, компетентных специалистов по классическим языкам, Галина Ивановна задумалась об открытии отдельной кафедры. Этот вопрос продвигался более туго: не многие понимали, зачем белорусам изучать мертвые языки.

— Классика — это не только тексты, не только перевод. Это основа литературоведения, языкознания, философии, истории, европейской культуры в целом. Никто так не комментирует тексты, как люди, которые закончили классическую филологию, не делают переводы, как они. Текст нужно полюбить, и полюбить так, как вы никогда в жизни больше никого не полюбите.

Тем более для Беларуси эта специальность всегда актуальна. У нас есть генетический код, который подтверждает, что мы были настоящими европейцами. Посмотрите на людей Ренессанса. Захотел Скорина — поехал в Краков, в Болонью, стал доктором медицины, изучил языки, в том числе латынь и греческий. Российский император Петр Великий только через полтора столетия начал насаждать классические языки. Силой, через переводы. А у нас все было естественным путем. Любой юноша из семьи со средним достатком мог поехать в Европу и получить образование. Поступать на классическую философию стоило для того, чтобы стать гражданином, который понимает, что у него есть блистательное прошлое и может быть такое же будущее.

Но эти аргументы, получившие дополнительную мощь на сломе 1990-х годов, действовали не на всех. Один из чиновников напрочь отказался открывать кафедру.

— Чиновники еще соглашались на латынь. Но древнегреческий… «Эти ваши крючки кто писать будет?» — отвечали мне. Как-то одному проректору я доказала, что человек, который изучает только латынь, без греческого, — это человек с одной рукой. Когда я пришла к нему на прием, он посмотрел сначала на одну руку, потом на вторую — и дело пошло.

«В то время еще не знала английского, потому с послом беседовала на латыни»

С тех пор каждые пять лет кафедра классических языков филологического факультета БГУ ждет новых студентов. Галина Ивановна руководит ей уже более 20 лет.

— Первый выпуск был очень сильный. 8 человек стали кандидатами наук, — с гордостью рассказывает заведующая кафедрой. — Еще двое готовятся к защите.

Говоря о своих учениках и учителях, Галина Ивановна постоянно употребляет слово «блистательный». Правда, в отношении себя его опасается — скорее, назовет себя «полесской болотной жабой» и звучно рассмеется.

Так, вместе с ней стала профессором Жанна Некрашевич-Короткая, которая перевела на белорусский творчество многих поэтов, в том числе Яна Радвана и Яна Вислицкого. Михаил Боярин — переводчик с английского и классических языков — самостоятельно выучил санскрит и перевел Камасутру. А кроме них — еще десятки преподавателей и студентов, которых Галина Ивановна называет своими детьми.

— Потому что ты всегда любишь то, что создаешь. Все наши преподаватели переводят. И мы рады, что смогли сохранить традицию. 1990-е годы были и интересны, и ужасны. Начали переводить все кому не лень. Иногда такую ахинею несли. Например, поэта-романтика Гейне могли переводить только такие асы, как Иннокентий Аненский: «Рыжеволосая дева, чего ж ты дрожишь». А поэт 1990-х видит это так: «Рыжая девка, чего ты трясешься». Смысл передан, только во втором случае сверх добавлены реалии нашей дурацкой жизни, к которой мы стремимся.

Сейчас у нас другое горе — образование становится никаким. Будущих студентов плохо готовит школа. Как можно идти на филфак и не любить поэзию, литературу в целом? Читать по хрестоматии? Они не учатся. Чуть что, сразу лезут в телефон. И еще момент. Ни украинца, ни киргиза, ни грузина не нужно учить родному языку в университете. Они приходят и знают его. А у нас в расписании стоят занятия по белорусскому…

Тем не менее Галина Ивановна с гордостью говорит, что вместе с коллегами смогла создать «человеческую европейскую кафедру». Студенты часто ездят за рубеж на летние школы, стажировки в Грецию и Польшу. Галина Ивановна вспоминает, как зарождались отношения с греческим посольством. В то время она еще не знала английского, потому с послом беседовала на латыни. Это его так впечатлило, что позволило перерасти в долгосрочное сотрудничество.

— Потом мы сдружились с поляками. Это ведь католическая страна, где сильны латинские традиции. В прошлом году были в Варшавском университете, скоро опять поедем. Это нужно, в том числе, чтобы посмотреть, как живут другие. Люди должны развиваться и не жить в замкнутом мире. Если человек умный, он не кинется за блестящим ярлыком. Но ему важно увидеть, сравнить, рассудить. Нужно развиваться, потому что если всю жизнь прожить в стабильно крепком положении, в один день можно обнаружить, что вокруг и внутри — ничего, пустота.

— Галина Ивановна, какие моменты вашей жизни вы бы хотели повторить? — спрашиваем мы.

— Повторила бы то время, когда я окончила университет. Хотя вскоре оно было огорчено: мой брат погиб в армии. Хотела бы, чтобы был жив отец, чтобы здорова была мама — она сейчас очень больна. Это, наверное, главная причина, почему я ухожу из университета. Так, я думаю, мои дети меня бы еще потерпели.

Хотелось бы побывать в Эрмитаже. Последний раз была там в 1968 году. Да, в каждый приезд бываю там, пробегаюсь, но это ведь недолго. А хочется — основательно.

Хочу повторить время, когда работала в Чехии. Прага… Не зря ее называют Златой. Но сейчас главное — в новом году набрать сильных «классиков».

Недавно на польском я прочла книгу Ружевича, в которой нет знаков препинания. В зависимости от того, как ты прочел, меняется восприятие книги. Что ж, в своей книге жизни я ставлю очередную запятую.