Уж я к ней и так и эдак
Драматург Алексей Дударев написал сценарий продолжения поистине народного фильма “Белые Росы”.
Несмотря на то что “Белым Росам” вскоре стукнет тридцать, лента по-прежнему собирает у экранов миллионы телезрителей. Казалось бы, смотрел фильм раза четыре, знаешь наперед следующую фразу актера, а все равно смешно! Нам дороги и причуды Васьки, и доставания Гастритом соседа Федоса, и любовь Сашки к Верке... И всем было бы очень интересно узнать, что могло дальше произойти с героями. Автору сценария “Белых Рос” Алексею Дудареву, известному белорусскому драматургу, председателю Белорусского союза театральных деятелей, — тоже. И он решил вернуться к полюбившимся героям спустя 28 лет. Но снимать “Белые Россы” (это не ошибка: именно так озаглавил сценарист вторую часть фильма) планируется только следующей зимой. Пока же “НГ” делает специальный новогодний подарок своим верным читателям — организует встречу с драматургом, талантом которого родились и ушли в народ замечательные герои.
— Алексей Ануфриевич, говорят, первый фильм будто первая любовь. Не боялись изменить первым “Белым Росам”, взявшись за сценарий вторых?
— Очень боялся. “Белые Росы” с одним “с” стали, в общем, культовым фильмом. Во всяком случае, я не встречал человека, которому не нравилась бы эта картина. Поэтому нельзя было ничего нарушить. И пока ничего не нарушено. Поверьте мне: я самый строгий критик и цензор самому себе. Мне удалось сохранить ту интонацию, которая была в первом сценарии, кто не верит, пусть перечитает его. Это на самом деле продолжение. Продолжение в другой стране, в другом мире, при других отношениях. Но герои ведь те же. Я не сомневаюсь, что второй фильм ляжет на душу всех. Когда садился за сценарий, у меня не было желания прославиться или заработать деньги. Мне просто было интересно посмотреть, что произошло с моими героями дальше. Это новая жизнь. Но не с проклятиями, которые шлют на современные отношения. И не с ностальгией о прошлом. Его надо чтить и помнить, но прошлым жить невозможно. Надо жить сегодняшней жизнью, какой бы она ни была. Вот мне не нравится зима, но куда я от нее денусь?!
— Не нравится зима? Почему же тогда действия в новом сценарии разворачиваются в зимний период?
— Могу приоткрыть тайну. Зимнее время посоветовал выбрать предполагаемый режиссер-постановщик Владимир Янковский. Это было меркантильное решение. Зима более благоприятна для съемок: актеры свободнее, запросы на гонорары меньше. И потом, в первом фильме все происходило летом. А сейчас зима. В этом тоже есть какой-то смысл. И эти аисты-символы, которые перекочевали из первого фильма, но уже как муляжи. Это и красиво, и смешно до ужаса. Ну, хочет Андрей иметь хату, к которой прилетал бы аист. Бодя (помощник бизнесмена Русаченко, который собирается на месте деревни Андрея построить коттеджный поселок. — Авт.) пошел и сделал ему и аиста, и гнездо, пусть искусственные. Аист, на которого падает снег, — это очень символично.
— В названии нового фильма появилось еще одно “с” — “Белые Россы”...
— Один из героев объясняет: белые росы — это природное явление, типа “трава потеет”, а белые россы — название народа. Кстати, фильм с придуманным мной названием ввел в лексику понятие, которого до 82-го года не существовало. Никто белорусов белыми россами не называл. Когда-то мне даже в суде пришлось защищать авторское право на оригинальное название. Мои оппоненты, использовавшие название без моего ведома, так и не смогли доказать, что оно встречалось где-либо ранее моего сценария. Сейчас это название есть. И я этому неслыханно рад. Правда, название это ко многому обязывает: белые — значит, чистые, верные, свои... и не агрессивные.
— Может, потому и герои ваши такие добрые. Кстати, не боитесь, что сценарий получился слишком уж идеальным?
— Знаете, я про бандитов не пишу. Про них и так много пишут. Телевизор включаешь, а там одни менты, бандюги, проститутки. Настоящая литература всегда очень добра. Конечно, темные закоулки есть в душе каждого человека, даже самого хорошего. Все мы грешны. Но надо ориентироваться на лучшее в человеке. Я не идеализирую людей. Русаченко далеко не ангел, но тем не менее я верю, что любовь к Галюне, его подначаленной, изменит его.
— В новом сценарии повторяется много моментов из старого. Это и горячий камень, и пчелы... С чем это связано?
— Это сделано абсолютно сознательно. В новый сценарий перенесены даже целые реплики: “Мне до краев” или “Сейчас мы ету монашку уделаем...”. Во-первых, я хотел таким образом связать его с первым сценарием. А потом, знаете... ничего ведь не меняется. Человек чувствует себя точно так же и в сорок, и в двадцать лет. Душа не стареет. Загнали этих людей в скворечники, потом кто-то сбежал снова в деревню, кто-то бизнесом занялся, кто-то в дом престарелых попал. Но все они те же белые россы из одной деревни.
— Алексей Ануфриевич, вы представляете место, где можно было бы снимать фильм?
— Думаю, найдутся такие места. Но если бы я был режиссером, то снимал бы фильм на тех же точках, где снимались первые “Белые росы”. Да, они тоже стали другими. Но, как бы дом ни перекрашивали, он все равно сохраняет душу.
— А кто бы сыграл героев?
— Те же актеры. Все они, слава Богу, в здравии. Зная о состоянии Караченцова, я и сценарий писал под него.
Но это не будет использование его положения. Геннадий Гарбук (Андрей Ходас), прочитав сценарий, сказал: “Леша, все сделано четко и деликатно”. Надеюсь, Караченцов согласится сыграть в фильме. Тем более он уже доказал свою силу воли: невзирая на страшную трагедию, он на ногах и даже собирается участвовать в спектакле. И тут на дубе он все-таки сыграет, как, помните, играл: “Уж я к ней и так и эдак...”
— Что проще писалось — “Белые Росы” с одним “с” или двумя?
— И первые, и вторые писались легко, примерно месяц. Помню, я тогда работал артистом ТЮЗа. Утром — репетиции, вечером — спектакль. Приходил домой и еще до часов трех работал. Было так: вздремнул, потом пошел и написал сцену, снова вздремнул — еще написал... И вдруг чувствую тошноту: просто переутомился. Организм дал сигнальчик — выспись: если что-то придумал, никуда оно от тебя уже не уплывет. Понимаете, с такими добрыми чистыми людьми комфортно находиться.
Не замечаешь, как время пролетает. Я сам несколько раз смеялся над своими героями. Этот Бодя действительно немного “припыленный”, как его называет начальник. Но он какой-то милый. Как он Валета защищает!
— Кстати, Валет тоже перекочевал из первого сценария...
— Кто-то сказал мне, что собаки столько не живут. Оно действительно так. Но клички остаются. У нас в деревне собака была в каждой хате. И Валетов было много. После фильма кличка тоже стала легендарной. Если собаку заведу, обязательно назову Валетом.
— Во время съемок “Белых Рос” наверняка случались смешные ситуации?
— На всех съемочных днях я не присутствовал, но был на озвучках. Сидел рядом с Игорем Добролюбовым. Он после каждого кольца спрашивал меня: “У тебя есть что, Леша?”. И я поправлял таких мэтров, как Караченцов, Санаев. Даже Новикова пытался поправить. Но потом пожалел: у него же “все на месте”! Самое забавное и трогательное: отношения Новикова (Гастрита) и Санаева (Федоса) со съемочной площадки перенеслись в жизнь. Борис Кузьмич доставал Всеволода Васильевича донельзя. Однажды какой-то высокий чин в московском правительстве, на которого было заведено уголовное дело, покончил с собой. Санаев дружил с ним и защищал его: “Зря на него так, он был нормальный человек... я у него в гостях был”. А Новиков: “У тебя все преступники... в дружбанах были... всегда. Так у этого совести хватило, он хоть застрелился, а ты до сих пор живешь”. “Пошел ты!..” — мигом реагировал Санаев.И еще трогательный эпизод. Последнее кольцо озвучки. Как раз Санаев с Новиковым работали. Все, озвучили. Сейчас только получить деньги — и на премьеру. Игорь Михайлович спрашивает у меня: “Леша, у тебя есть что-нибудь?” Мне нечего возразить, все хорошо. “Все, спасибо!” — отпускает Добролюбов актеров. А они вдвоем как бросятся к Добролюбову и давай упрашивать: это надо переписать, здесь есть недочеты. А Игорь с такой добролюбовской улыбкой еще раз посмотрел на меня, я молчу, потом на них: “Спа-си-бо!” И вдруг у этих уже дедов покраснели глаза... Им просто расставаться не хотелось... ни с ролями, ни друг с другом.
— Алексей Ануфриевич, после того как отсняли фильм, вы ожидали, что он станет таким популярным?
— Когда снимали, я не думал об этом. Когда посмотрел уже не как автор, а зритель, понял, что мне... интересно. Мне и сейчас интересно. Я смотрю этот фильм как чужую работу. Он живет самостоятельной жизнью, как взрослый сын. Я поверил, что люди будут его смотреть. Готовый фильм повезли в Госкино, там его должны были оценить и определить количество копий. Разрешаемый максимум — 1200 копий. Весь фильм эксперты сидели серьезные и строгие. Потом встали: “Ну вы и даете, ребята. 1200 копий!” Они знали, что деньги вернутся. За год фильм посмотрело более шестидесяти миллионов зрителей. Потому что им тоже было интересно. С не меньшим удовольствием я читаю и второй сценарий. Мне интересно общаться с этими людьми. И режиссеру-постановщику надо сделать только одно — снять подробно и с таким же добрым, теплым отношением к этим людям и актерам, как это делал Игорь Михайлович Добролюбов.