Белые Россы

Белые Россы

(Продолжение. Начало в №№ 239 — 241.)

Оплывала свеча в стеклянном подсвечнике.

Таял лед в ведерке с шампанским.

За окном погасли огни новогодней иллюминации.

Ирина и Андрей сидели за столиком в номере.

Андрей рассказывал:

— Ну, а потом, когда в стране начался этот бардак, я понял, что места при этом «социализме с нечеловеческим лицом» мне нет и не будет. Квартиру продал, купил себе хату за городом и съехал отсюдова к чертовой матери. Хата есть, пчел развожу, аист во дворе живет...

— А это далеко?

— Да не очень.

— А как деревня называется?

— Могильно.

— Веселое название.

— А сейчас еще веселее! Столичная крутизна это место выкупила, будут строить коттеджный поселок под названием... каким бы ты думала? Белые Россы! Всю деревню уже подкупили, кроме меня.

— Так, может быть, стоит согласиться?

— Аиста жалко...

— Давай выпьем.

— Давай.

Выпили.

— Так что, как видишь, — закусывая, говорил Андрей, — ничего я в жизни не достиг...

— А ты думаешь, я достигла? Кажется, Чехов где–то сказал, что самым естественным содержанием старости должны быть дети... Если нет детей, человек должен занять себя чем–нибудь другим... либо впасть в детство, когда хочется деревца сажать, ордена носить...

— ...И разводить аистов... — грустно договорил за нее Андрей.

— Ты семью заводить не пробовал?

— Не–а.

— Зря мы с тобой развелись.

— Наверное...

— А может... — смущенно предложила Ирина, — я вот закрою тут все дела, продавай ты свою хату, да и поедем доживать на Южное полушарие...

— Это куда?

— В Новую Зеландию.

— Море всегда меня угнетало.

— А там не море... Там очень красивое озеро, похожее на наши озера... Викатипу называется... Великана так звали. Мешал людям жить. Ну, люди обозлились и, дождавшись, когда великан уснет, а спал он, как и положено великану, аж целый месяц, обложили его хворостом и подожгли. Великан сгорел, на месте, где он спал, образовалось озеро, а на самом дне озера до сих пор бьется его сердце. И от этого уровень озера то поднимается, то опускается... Поедем? У меня там домик в горах...

— А в качестве кого ты меня приглашаешь? В качестве евнуха?

— Дурак ты...

Андрей вздохнул и грустно продекламировал:

— У крестьянина три сына... Младший умный был детина, средний был и так и сяк, старший вовсе был... дурак...

Ирина решительно взяла свой бокал, вылила из него остатки шампанского в ведерко со льдом, откупорила бутылку коньяка, налила сама себе, залихватски выпила и тоном, не терпящим возражений, сказала:

— Поехали!

— Куда? — испугался Андрей.

— Поехали к тебе на хутор! Покажешь своего аиста...

— Аист в командировке... Отгулы взял...

— Поехали...

— У меня там грязно... и не убрано.

— Клопов нету?

— Клопов нет.

Ирина нажала на клавишу мобильника:

— Игорь, машину!

* * *

Машина неслась по дороге, которая надвое разрезала залитое лунным светом заснеженное поле.

По всему полю слева и справа из–под снега были видны не убранные осенью валки соломы.

— А я это видела, — прижимаясь плечом к Андрею, сказала Ирина.

— Где ты могла это видеть?

— Во сне... Только на этих стожках еще дети стояли...

Пораженный Андрей уставился на свою бывшую жену.

— Что? — ласково спросила Ирина.

— Мне тоже это снилось...

— Не надо нам было расходиться...

* * *

Верка в самом деле принесла с балкона соленых огурчиков, поставила на стол, собственноручно налила своим мужикам по второй, решительно закрутила пробку и пошла в спальню.

— Куда ты ее? — попробовал остановить жену Сашка.

— Под подушку.

— А по третьей?

— Экономить надо. Кризис во всем мире.

— Вер...

— Все, я сказала! — Вера закрыла спальню.

— А мы, батя, по половинке. Чтобы и на третью осталось.

— Не могу я. Твой дед Федос завещал нам два «до»...

— Это как?

— «До» краев и «до» дна! — Сашка тяпнул рюмку и захрустел огурчиком.

Артем завет деда проигнорировал и, выпив половинку рюмки, стал хлебать борщ.

Сашка смотрел на сына.

Артем почувствовал его взгляд.

— Батя, — сказал он. — Давай я с тобой по–мужски поговорю. А?

— Валяй.

— Помнишь, ты как–то сон свой рассказывал.

— Какой сон?

— Ну, когда еще молодым был... На Курилах... Когда тебя землетрясением завалило.

— А–а–а, — вспомнил Сашка. — И что?

— Расскажи.

— Ну... — Сашка сморщил лоб, — вроде твоя бабушка Стеша набрала воды из колодца, а мы с Андреем и Васькой пьем из одного ведра... Вода вку–усная... Ну и баба Стеша зовет меня: «Сашка–а–а...» Я голову поднимаю, а это Верка... Ну, значит, мама наша... И чего? Я про нее тогда и не вспоминал, и не думал ни разу...

— А мне знаешь, что снится... Мама ведет меня в первый класс. Я маленький... Голову поднимаю, а это не мама...

— А кто?

— Угадай с одного раза.

— Давай по–третьей, — не стал угадывать Сашка.

Артем пододвинул ему свою рюмку.

— Такими дозами только лекарство пьют, — Сашка воровато глянул еще на один кухонный ящик. — Сейчас мы ету монашку уделаем...

— Батя, я не буду, мне завтра сранья за руль. А потом за границу.

— А ты чисто символически... — Сашка встал на стул. Стал открывать ящик. — Ведь я же, Зин, не пью один...

— Она тоже у меня под подушкой, — открыв дверь на кухню, сообщила Верка.

— Обложила... — буркнул Сашка.

* * *

Когда Андрей и Ирина проезжали через Чирино, Ирина закричала:

— Смотри! Смотри!

— Ни фига себе! — в крайнем удивлении воскликнул водитель.

Андрей согнул голову и через ветровое стекло посмотрел в направлении, куда указывала Ирина.

* * *

На фоне лунного диска, на самой вершине озябшего тополя, в заснеженном гнезде, поджав ногу, стоял аист. Это было сооружение, воздвигнутое по указанию Боди.

Машина промчалась мимо.

Андрей резко повернулся и стал смотреть через заднее стекло.

— Полный шиз... — резюмировал он.

* * *

Когда машина остановилась возле калитки Андреевой хаты, все трое, и водитель тоже, вылезли из машины и уставились на гнездо на мертвом дубе.

Гнездо было пустое.

— Он же околеет там, — кивнула в сторону Чирино Ирина. — Мороз...

— Ну не ловить же его нам! — сказал Андрей.

— Все перемешалось на фиг, — сокрушенно вступил в разговор водитель. — В Африке снег, у нас Африка... Аисты с ума посходили... Конец света! Вас ждать?

Андрей и Ирина посмотрели друг на друга.

— Жди, — после небольшой паузы сказала Ирина и первая пошла на крыльцо.

Андрей пошел следом.

* * *

Струк, мирно дремавший на лежаке, был разбужен включенным светом.

— Доброе утро, — приветствовал его Андрей.

— Здорово...

— Здравствуйте, — кивнула ему Ирина.

— Привет... — Струк был несколько удивлен, игриво улыбнулся Андрею: — А я думал, вы схохмили насчет баб...

— А это кто? — спросила у Андрея Ирина.

— Присмотрись...

Ирина стала присматриваться.

Струк прищурился тоже.

— Постой, постой... — Струк расплылся в улыбке, лицо его стало сахарным. — Кобра! Ируня!

— Какая я тебе кобра, Петюня? — узнала также его Ирина.

— Узнала?

— Узнала, Стручок!

— А ты че, вернулась к нему?

— Вернулась.

— Зря.

— Хватит трепаться! — сказал Андрей.

— Да, — спохватился Струк. — Ну ладно... Загостился я у тебя, Андрюха, а меня дурдом... то бишь мой дом ждет... Пойду я, чтоб вам не мешать...

— Куда ты пойдешь?

— В свое заведение.

— Глянь на часы...

— Ну и что? К утру доберусь.

— Еще окочуришься по дороге, а мне отвечай...

— Так это... Ты с ба... с женщиной... Я — третий лишний... А может, в будку к Валету? А?

Ирина захохотала, достала из сумочки мобильник, нажала кнопку:

— Игорь, доброй ночи... Я тут близкого родственника своего встретила... Такие обстоятельства, что ему ночевать негде сегодня. Я отправлю его на машине, встреть, пожалуйста, проводи в мой номер... Я только утром буду.

* * *

Струк вышел на крыльцо. Андрей и Ирина вышли проводить его.

— Так сказать, бывайте здоровы, живите богато, я тоже... по бабам поехал куда–то!

Он подошел к машине, влез на переднее сиденье, хлопнул дверцей и важно сказал водителю:

— Крути педали...

Водитель окинул взглядом фигуру Струка, опустил стекло и недоверчиво спросил:

— Серьезно?

— Серьезно... — ответила Ирина.

Водитель закрыл стекло, еще раз оглядел Струка и спросил:

— И куда поедем?

— В Европу, — отважно выдохнул Струк.

— Ну в Европу, так в Европу...

Машина укатила в лунную ночь.

* * *

Ирина и Андрей молча смотрели на звезды.

Ирина протянула руку и отломала нависшую над скатом крыльца сосульку.

Поднесла ее к губам.

— Помнишь, возле школы было много берез... Весной, когда подмораживало, с них сосульки свисали. Сладенькие–сладенькие... как леденцы... Мы за них дрались даже. А что там сейчас?

— Ледовый дворец.

— Покорми меня чем–нибудь. Я с утра только пью.

— Сало будешь?

— Будешь.

— Грибы? Капусту?

— Будешь.

— Медовуха есть...

— А давай напьемся? А?

Звезды на небе звенели.

* * *

В отеле «Европа» водитель сдал Струка дремлющему Игорю.

— Игореха, к тебе... Давай деду ключ.

— А–а–а... Батя, а ключ не у тебя, что ли?

— Не. Во корочку какую–то хозяйка дала, — Струк показал магнитную карточку. — Пропуск, наверное...

— Это и есть ключ. Пошли.

Игорь повел Струка к лифту. По дороге объяснял:

— Я тебя запускаю на шестой этаж. Выйдешь — сразу направо. 612–й номер. Повтори.

— 612–й, — повторил Струк.

— Вставляешь в прорезь ключ... Вот так вот... чтобы стрелочка сверху была. Понял?

— Понял.

— Загорится зеленая лампочка... Открывай, входи и чувствуй себя как дома.

— Что, и спать можно?

— Все можно.

Струк вошел в лифт.

Игорь нажал кнопку.

Старика понесло вверх.

* * *

Бодя, нетвердо ступая, вышел из 622–го номера гостиницы «Европа» и стал прощаться с зарубежными партнерами своей фирмы.

— Гуд бай, Б–о–одья, — пошатываясь от славянского гостеприимства, чуть выговаривал лысый маленький и толстенький человечек. — Сэнк ю... Си ю...

— Будь, Рич... — обнял его Бодя. — Ю си... Ту мора.

— О’кей, Бод!

— Все. Иди слип, — Бодя сложил две ладони и положил на них свою круглую голову. — Баю–бай, баю–бай.

— О ес! Бай–бай! — обрадовался толстячок. — Бай–бай!

— Все, закрывайся.

Бодя пошел по коридору. И тут же остановился.

* * *

В конце коридора в замке номера 612 ковырялся тот самый дедуля, для которого он сегодня утром по ошибке купил в д. Чирино хату и с которым выдул почти две бутылки виски.

Мало того что ковырялся в замке VIP–номера, так еще и приговаривал:

— От, птамать, напридумывали!

Бодя плотно закрыл глаза и сильно потряс головой.

В это время замок у Струка сработал и он вошел в номер.

Когда Бодя открыл глаза, коридор был пуст.

Бодя прошел по коридору, с опаской посмотрел на 612–й номер, прошел 610–й, снова посмотрел на 612–й и убежденно сказал сам себе:

— Пора завязывать...

* * *

Закрыв за собой дверь, Струк остолбенел и пару раз порывался вернуться назад в коридор.

Ему показалось, что с нового железнодорожного вокзала эвакуировали всех людей, а весь вокзал отдали ему одному под ночлег.

Он внимательно осмотрел большую хрустальную люстру, перевел взгляд на магнитную карточку–ключ, которую судорожно сжимал в кулаке, и, обратившись к ней, сказал:

— Открывай, входи и чувствуй себя... Чувствую.

Он прошелся по номеру.

— Буржуазизм... Полный буржуазизм.

В нерешительности остановился возле сервированного столика, на котором практически ничего не было тронуто.

Воровато оглянувшись, налил в бокал коньячку, выпил, крякнул, взял бутерброд с черной икрой.

И откинулся на подушки дивана.

* * *

В холле Бодя подошел к сонному Игорю.

— Слышь, братан, не мое дело, конечно, но, по–моему, у тебя 612–й на уши ставят.

— В смысле?

— Ну, типа грабят.

— Старичок?

— Старичок.

— Это с моего ведома.

Бодя вышел из холла на морозный воздух и еще раз сказал сам себе:

— Не–е, точняк, надо завязывать...

* * *

Ночь плыла над городом.

Ночь плыла над лесом.

* * *

Нахальная физиономия Мишки Киселя с билбордов вдоль трассы грозилась: «Я вас сделаю!»

* * *

На спину пластмассового аиста в гнезде падал снежок.

Ласковый красный отсвет плясал в окошке Андреевой хаты.

Андрей и Ирина сидели за столом и говорили, говорили, говорили.

Старый Ходас с портрета ласково смотрел на них.

* * *

Охранник Игорь бежал по коридору отеля.

Своей карточкой открыл 612–й номер.

Телевизор в номере работал. Один из ночных каналов показывал концерт народного хора:

Окрасился месяц багрянцем,

Где волны шумели у скал...

Струк подпевал:

Пое–едем, красотка, кататься

Давно я тебя поджидал.

— Дед, угомонись! — шепотом попросил его Игорь. — Ты принца разбудил!

— Какого принца? — испугался Струк.

— Принца Трибудана. Он в соседнем номере живет.

— Екарный бабай!

— Ложись спать! Свалился ты на мою голову... — Игорь выключил телевизор и вышел.

Струк робко заглянул в спальню, но войти не отважился.

Почесав затылок, сходил в прихожую, снял с вешалки свое пальто, лег на диван, положив под голову одну из подушек, укрылся пальто и тихо уснул.

* * *

Утром всю страну накрыло серебром.

* * *

Бодя вошел в дверь скромного особнячка, на котором красовалась вывеска: «Областная коллегия адвокатов. ПРЕЗИДИУМ».

* * *

Стоял в пробке на кольцевой дороге и нервно разговаривал с кем–то по мобильнику Русаченко.

* * *

Спешили куда–то Сашка и Верка.

* * *

Сладко спала на лежанке Ирина.

* * *

Андрей осматривал расположенные под навесом на зимовку ульи.

* * *

Прыгал, чтобы согреться, возле мусорного бачка Мишук.

* * *

К воротам дома–интерната для престарелых № 28 подкатило шикарное представительское авто.

Совершающие утренний моцион пожилые люди удивленно смотрели, как из машины выбирался полупьяный Струк с бутылкой коньяку.

Выбрался, вздохнул и обреченно пошел к зданию.

* * *

Бодя стоял «на ковре» перед Русаченко.

Тот хохотал.

— Ну кто же, в натуре, знал, что он — это не он? Старик? Старик. В дом престарелых не хочет? Не хочет. Без аиста жить не может? Не может. На суицид давил, спрыгнуть с дуба грозился. Ну, я чин чинарем все на него оформил, а тут явился настоящий. Ну и попер меня вместе с договором. Никогда так не лажался...

Шеф перестал смеяться и нажал кнопку селектора.

— Лера...

— Слушаю, Сергей Григорьевич...

— Лера, передайте по всем отделам, чтобы с Нового года Бородича никто Бодей не называл.

— Хорошо... — засмеялась секретарша.

— Отныне он у нас филантроп.

— Мизантроп... — несмело поправил своего шефа Бодя.

— Короче, спонсор и Дед Мороз в одном лице. Ко мне Ходас просилась?

— Она ждет.

— Закончу с Бородичем — пусть заходит.

— Хорошо, Сергей Григорьевич.

Бодя положил на стол бумагу.

— Что это?

— Договор... на хату... В этих Чириках.

Шеф вздохнул, мельком глянул в договор.

— Ну и что? — сказал он. — Наша фирма совершила продажу своего имущества физическому лицу. Физическое лицо уплатило за стоимость имущества и даже государственную пошлину уплатило.

— Не платил он ничего! И договор у нас... Я уже в областную коллегию к адвокатам сгонял. С самим Чифирьчиком встречался...

— С кем встречался?

— С Чифирьчиком. Это их типа президент... Фамилия у него такая...

— Чайчиц его фамилия, а не Чифирьчик! Он мне только что звонил. Интересовался, как это наш «Агробокс», имея таких припыленных сотрудников, удосуживается успешно работать?

— Почему припыленных?! — возмутился Бодя. — Старикан–то денег не платил!

— Ну и что! В любом суде над нами просто посмеются. Короче, вот что, Бодя, приклей себе бороду, найди этого... — шеф глянул в договор. — Струкова Петра Демьяновича, скажи, что ты Дед Мороз и делаешь ему от нашей фирмы новогодний подарок. Как и обещал.

— Я ему еще и тысячу баксов... обещал.

— Так свои обещания надо выполнять, товарищ филантроп. А пока суть да дело, возьми машину и сгоняй в художественную мастерскую на Солнечной. Они нам уже указатель сделали. Сегодня установим. Только смотри не перепутай, Кутузов! Они и для крематория указатель делают.

* * *

Бодя вышел из кабинета с договором в руке. Сокрушенно сказал:

— Так, блин, лопухнуться, — и кивнул Галюне: — Заходи.

Галюня вошла в кабинет.

— Здравствуйте, Сергей Григорьевич.

— Здравствуйте, Галина Васильевна... Что у вас?

— Отпустите меня, пожалуйста, на два дня за свой счет.

— Перед Новым годом?

— Есть возможность слетать в Гамбург, отца навестить в клинике. Туда и обратно. Частным самолетом.

— Даже так?

— Бывшая жена моего дяди сюда прилетела... А отсюда летит в Гамбург... Пригласила... меня с братом.

— А кто она?

— Я не знаю. С дядей развелась, за кого–то замуж вышла, сейчас вдова...

— Ну хорошо, летите...

— Спасибо.

Галюня направилась к выходу.

— Галина Васильевна! — окликнул ее шеф.

— Слушаю.

— У нас скоро итоговое заседание Совета директоров. Напишите, пожалуйста, заявление.

— Какое заявление?

— Просьбу, чтобы фирма нашла возможность погасить ссуду, которую вы взяли на лечение отца.

Была пауза.

— Сергей Григорьевич, станьте на мое место. После нашего с вами вчерашнего разговора вы бы написали такое заявление?

Была еще одна пауза. Потом Русаченко сказал:

— Нет.

— Спасибо, — тепло улыбнулась ему Галюня.

— А вот спасибо ваше не принимается.

— Почему?

— Потому что я делаю это не для вас, а для себя.

Восходящее солнце положило один из своих лучей на веки спящей Ирины.

Женщина открыла глаза и сладко потянулась.

Она проснулась на лежанке, укрытая белоснежным одеялом, на такой же белоснежной подушке.

В печи потрескивали дрова.

На дворе блестел под солнцем снег и лениво гавкал сытый Валет.

Со стены на женщину ласково смотрел седой Ходас–старший.

Где–то высоко над деревней летел самолет.

* * *

Маленький самолетик легко взмыл в синее небо и взял курс на Европу.

В салоне было только несколько кресел, и от этого он казался очень просторным.

В креслах сидели и оживленно беседовали Ирина, Артем и Галюня.

Смуглая стюардесса разносила кофе.

* * *

Сашка возвращался с дежурства.

— Уважаемый, — обратился к нему возле магазина небритый Мишук в потертой кожаной куртке и меховой шапке, — дайте пару рубликов... На пузырек не хватает.

— Ты бы на закуску сначала собрал, а уж потом... на пузырек...

— Ну, дай на закуску, — покорно согласился Мишук.

— На закуску, — буркнул Сашка, достал из кармана всю мелочевку и вручил ее мужику.

— Спасибо, уважаемый. Дай вам Бог здоровья... И вашим близким тоже...

Сашка с грустью посмотрел на грязную тельняшку под курткой у мужика, повернулся и пошел в магазин, но возле самого входа остановился. Повернулся, тихо позвал:

— Мишук?..

Мужчина в куртке повернулся, кивнул утвердительно.

— Мишук.

— Не узнаешь?

Мишук сощурился:

— Не–е...

— А Кунашир помнишь? До Японии доплюнуть можно было!

— Кунашир помню...

— Помнишь, как меня из–под обломков вытаскивал... После землетрясения?

Мишук расцвел весь.

— Сашок! Роднуля моя! Живой?

— Живой! Тебя–то как сюда занесло?

— Носило–носило и занесло!

Подбежали друг к другу, обнялись.

* * *

Художественные мастерские постарались на славу.

Указатель был выкован в форме летящего аиста.

Правое крыло венчали пустотелые буквы «Белые», а левое «Россы».

Когда указатель установили, «Белые» оказались на фоне облачка, а «Россы» так и остались на фоне голубого неба.

Все присутствующие зааплодировали.

— Сергей Григорьевич, — обратилась к Русаченко важная персона. — Нет слов... Молодец...

— Стараемся, Антон Миронович, стараемся...

Защелкали фотоаппараты.

Бодя кокнул бутылку шампанского о левое крыло аиста.

* * *

— Веруня, я не один, — с порога сообщил жене Сашка. — Проходи, Мишук... Раздевайся.

Вера вышла.

Муж в прихожей помогал какому–то бомжу снимать куртку.

— Знакомься, это Мишук... Мой друг по Курилам... Прошу любить и жаловать...

Верка захлопала глазами.

Сашка сообразил, что «любить и жаловать» его друга жене будет очень непросто, поэтому добавил возвышенно, торжественно и чуть с надрывом:

— Он достал меня после землетрясения из–под обломков дома... Если бы не он, мамуля, не было бы у тебя ни мужа, ни сына...

— Здравствуйте... — ласково поздоровался Мишук.

— Здравствуйте... — вздохнула Верка.

Бодя пришел в дом–интернат для престарелых.

— Бабаня, — обратился он к старушке, которая медленно прогуливалась по вычищенным от снега дорожкам парка. — Старичка одного ищу... Шустренький такой...

— Мы здесь все шустренькие. Как звать?

— Бодя.

— Нету такого старичка.

— Это меня так звать. А его... Демьян, кажется...

— И такого нету.

— С усами еще такими.

— Здесь все с усами. Как звать?

Бодю вдруг осенило, он достал договор и, заглянув в него, радостно промолвил:

— Ну я же говорил — Демьяныч! Струков Петр... Демьяныч.

Старушка иронично посмотрела на него и сказала:

— Шестая палата...

* * *

Струк в полной тоске лежал на своей кровати в палате номер шесть.

Сосед, на которого он жаловался Валету и который был похож на жирного кота, смачно вспоминал свою лихую молодость...

— Я студент–практикант, а она, значит, зав. отделением. Фигурка — виолончель... Сверху все что надо, потом вот такая талия и опять... все что надо... Перед обеденным перерывом мне звонит и мур–мур: «Вольдемар Кузьмич, зайдите, пожалуйста, мне надо с вами посоветоваться... Ну я, натурально, свою диагностику на ключ и к ней в кабинет... И сове–етуемся, сове–е–етуемся, сове–етуемся...

Струк обреченно смотрел в потолок.

— А однажды... — лысый старичок стыдливо засмеялся, прикрывая беззубый рот. — У нее за ширмочкой клиентка заснула... А она про нее забыла... — старик аж зашелся от смеха. — Мы, значит, вовсю советуемся, а та заспанная выходит из–за ширмочки. Что бы–ыло–о!

В дверь стукнули и тут же распахнули ее.

На пороге стоял Бодя в бороде Деда Мороза.

— Вам кого? — спросил сосед.

— Вот я, Дедушка Мороз, — продекламировал Бодя. — Борода из ваты.

— Бодя! — Струк вскочил с кровати.

— Я подарки, блин, принес, друг ты мой горбатый.

— Бодя, — Струк всхлипнул...

— Вставай, Демьяныч! Руководство поручило мне сбацать с тобой «Елочку». Ну, дети! Встали в круг! И–и–и! В лесу родилась елочка... В лесу она росла–а–а...

Струк, его сосед и Бодя взялись за руки и повели хоровод.

* * *

По коридору шла директор. Услышала песню и направилась к палате номер шесть.

А в палате номер шесть сосед Струка Вольдемар Кузьмич стоял перед «Дедом Морозом» на табуретке и, прижав правый кулак к сердцу, самозабвенно пел:

Не сравнятся с тобо–ой

ни леса, ни моря–а–а,

Ты со мной, мое поле,

студит ветер висо–ок.

Здесь Отчизна моя–а,

и скажу не тая–а,

Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок.

— Умница, солнышко! — похвалил старика Бодя. — «Евровидение» отдыхает... — Бодя вручил соседу Струка бутылку виски. — С Новым годом, батя...

— Спасибо, Дедушка Мороз, — прослезился сосед.

— Хороший мальчик... — Бодя погладил его по лысине. — Мы с Демьянычем сейчас линяем отсюдова, а ты скажешь начальству, что я его типа забрал...

— И куда это вы его «типа» забрали? — на пороге палаты стояла директор.

— С Новым годом! — приветствовал ее Бодя.

— Взаимно.

— Докладываю. Фирма «Агробокс» реально забирает этого бравого солдата Швейка на поруки. Специально для него приобретена загородная вилла и индивидуальный аист.

— Никуда он не поедет! — грозно заявила директор. — А вы немедленно покиньте территорию дома–интерната. Что это такое? — она указала на бутылку виски.

— Дед Мороз подарил, — испуганно пролепетал сосед.

Директор изъяла виски и кольнула глазами Бодю.

— Я долго буду ждать?

Бодя уже кого–то вызвал по мобильнику.

— Шеф, проблема... На меня наехали и Швейка не отдают... — и спросил у директора: — А ты кто?

— Я — директор.

— Директор, говорит, — сказал в мобильник Бодя и тут же протянул его женщине. — Тебя.

— Чего–о?

— Это, между прочим, Русаченко, — серьезным тоном предупредил Бодя строгую женщину.

Директор тут же схватила мобильник и расцвела, как роза весной.

— Здравствуйте, Сергей Григорьевич! Здравствуйте, дорогой! И вас тоже... Здоровья, любви, а остальное приложится... Спасибо, вашими молитвами... — директор косо посмотрела на Бодю: — Но вы понимаете, он какой–то странный... ваш сотрудник. Сергей Григорьевич, милый, ну как же я припыленному, как вы говорите, могу доверить пожилого человека? Ну хорошо, хорошо. Под вашу ответственность. С Новым годом!

Директор вернула телефон Боде и, сохраняя лицо, строго сказала:

— Отпускаю только до третьего числа. На подобные вещи существуют особые процедуры.

И с достоинством ушла, унося с собой реквизированную бутылку виски.

На соседа Струка было жалко смотреть.

— Ша, батяня, — успокоил старика Бодя. — Еще не родился тот человек, чтобы Деда Мороза опустить ниже плинтуса. Зовем Снегурочку... Только вместе. И–и–и...

— Сне–гу–роч–ка! — заблажили все.

— Опля! — Бодя выхватил откуда–то из глубин своего безразмерного пальто еще одну бутылку. — От Снегурочки! С Новым годом!

 

 

 

(Окончание в следующем номере.)