Вот четверть века пролетела — и a-ha…

…7 октября 2010 года, минский Дворец спорта. Большой гандбол, Лига чемпионов. Минское «Динамо» в концовке проигрывает «Чеховским медведям». Мы сидим в «ложе прессы» (именно так, в кавычках) напротив трибун и страдаем вместе с гандболистами. В голове молнией проносится мысль: о боже, через месяц на моем месте будет стоять Мортен Харкет, а напротив благодарные фанаты будут внимать бессмертным хитам отправившихся в последнее мировое турне легенд a-ha.

Modern Talking, a-ha, Talk Talk, The KLF, Frankie goes to Hollywood, а еще Pink Floyd и Snap — пристрастия детства и ранней молодости так и идут в ногу с нынешней давно уже взрослой жизнью автора. Звезды многих из них зажглись в середине 80-х, но лишь единицам есть что сказать на четвертьвековые юбилеи в 2009-2010-м. Холли Джонсон (экс-фронтмен FGTH) выпустил достойный римейк бессмертного Relax (для тех, кто в курсе, сразу расставлю акценты: речь, как и 25 лет назад, об аранжировке, а не видеоряде и текстовке). Ну а норвежцы из a-ha решили устроить красивое межконтинентальное «Прощание на высокой ноте» (Ending on a High Note).

…Последний раз я завороженно смотрел на мир в октябре 2003-го. На палубе рейсового корабля Кристиансанд (Норвегия) — Хиртсхальс (Дания) сияло осеннее солнце, а вокруг проплывали маленькие острова с шикарными замками, где жили наверняка счастливые норвежцы.

Похожее состояние повторилось через семь лет, только теперь норвежцы приехали ко мне и еще пяти тысячам таким же до потери разума преданным поклонникам. Восемь лет назад выступление a-ha на полупустом «Динамо» посетить не удалось, и сейчас пришло время компенсации.

Нынешний минский концерт не сразу появился в раcписании прощального гастрольного тура a-ha. В голове уже прокручивались варианты вояжей в Вильнюс, Киев, Москву или Питер, но что-то подсказывало: пауза между четвертым (Киев) и девятым (Москва) ноября должна быть чем-то заполнена. Чутье не подвело: в конце второй декады сентября стало известно, что концерту в Минске быть.

Бедная Таня Дорощенок, которая отвечает у нас за культурно-музыкальное направление. Каждый день лично, по телефону и «мылу» из далеких командировок мучил я ее вопросом, как аккредитоваться. И не потому что 300 тысяч билет на фан-зону (в самой Норвегии, где 30 ноября и 2-4 декабря прозвучат заключительные четыре аккорда истории a-ha, билеты от 210 до 235 тысяч на наши деньги). Просто тлела надежда на пресс-конференцию, где помимо прочих вопросов хотелось задать главный: а вдруг еще когда-нибудь хотя бы одну песню?..

Увы и a-ha — общение с прессой предусмотрено не было. Хотя, на трезвую голову, не до этого на марафонской дистанции. Если прощаться действительно на высокой ноте, то силы и голосовые связки в перерывах между концертами лучше холить и лелеять, тем более в такую погоду. Да и все уже сказано. В песнях, в жестах, в делах.

В ночь перед концертом уединился с гуглом и ютюбом — как там было в Киеве? Рецензии в СМИ — одна другой страшнее. Опоздали на полчаса… Меньше половины зала… Ужасный звук… Усыпляющие баллады… Фаны не прониклись ностальгическим видеорядом… Да заелись они там все, что ли?

…Получив аккредитационный стикер, сразу рванул к стенду с промопродукцией. Накануне запасся наличностью, покусившись на святое — отложенный долг шефу. Прилавок обдал холодным душем — только майки, два вида по 60 тыс. Дисков не было. Придется брать, что есть. Размеры все, вот и славно.

Публика — в основном мое поколение за 30 с детьми и без. В меньшинстве — юные набриолиненные мажоры и бойкие дамы — ровесники 51-летнего Харкета и его чуть более молодых боевых товарищей. Атмосфера всеобщего романтизма, расслаблены и секьюрити — все же не рок-концерт.

В 20.00 все готовы. Зал и фан-зона битком, свободно только на окраинах танцпола. 20.15 или 20.20, какая уже разница, Дворец спорта взрывается. С фототехникой наперевес мы несемся к сцене, перелезая через заборы и динамики. За три песни нужно успеть все: отснять, прочувствовать, понять. С пониманием туго: то, что первая композиция — The Sun Always Shines on T.V., доходит к началу второй песни. Мортен Харкет — вот он, в метре от тебя. Как и в Киеве, светлый костюм, только рубашка не голубая, а черная. По-скандинавски слегка сдержан, но не механистичен.

После заглавного хита Мортен пьет воду, а на третьей песне, The Blood That Moves The Body, снимает очки, устраняя последнюю преграду к единению с залом. Вся тройка — Харкет, Воктор-Савой и Фурухольмен — уже вошла во вкус, но нам пора уходить из-под сцены. Уже разворачиваются Scoundrel Days.

Снова динамики, заграждения. Сливаюсь в едином порыве с танцполом. Соседи смотрят, как на слегка пристукнутого: ноги «работают», как у всех, а в руках блокнот и ручка — записывать названия композиций, цитаты из общения с залом и прочие фишки. На плече сумка, а на шее все еще болтается фотоаппарат. Которым — грешен перед организаторами — таки несанкционированно воспользовался, когда уже ближе к концу на экране в символическом прицеле появилась карта Беларуси и название MINSK.

Когда пишу в редакции эти строки, с ужасом обнаруживаю, что записи остались дома, а вспомнить, после каких песен Магне Фурухольмен говорил по-русски «спасибо» и «привет», Мортен Харкет представлял менее известных участников группы — ударника и компьютерщика — не представляется никакой возможности. Впрочем, а важна ли эта хронология?

Важно то, что осталось в памяти: совместное с залом исполнение Hunting Hihg And Low, пение прощального Butterfly, Butterfly (The Last Hurrah) сидя под гитару и мини-пианино (если меня не подвело слабое зрение), проникновенные слова о том, что в течение этих 25 лет фанаты и a-ha были частью жизни друг друга, архивные снимки группы, вызвавшие бурю восторга (привет Киеву). Ну и очередное повторение Харкетом своего вокального подвига, занесенного в Книгу рекордов Гиннесса: 20-секундная нота в Summer Moved On.

«Осло — the best! Норвегия — the best!» — кричал рядом повидавший немало видов фанат. Рядом маленькая девочка на руках у отца зажимала уши. Звук действительно был недурственный. Стараниями Харкета после первых песен он стал еще лучше.

Почти двухчасовой концерт завершился на бис визиткой a-ha — Take On Me. Затем цветы, поклоны, горящие белые буквы a-ha в темном зале — и всё… Прощание на высокой ноте сменилось оперативным разбором сцены и выносом аппаратуры.

После некоторых колебаний направился к служебному входу, практически ни на что не надеясь. Девять лет назад, когда в Минск приезжал воссоединившийся Modern Talking, к фанатам вышел только Эрик Синглтон, который в ремикшированных композициях дуэта читал рэп.

Возле двух авто «представительского класса» собралось полукругом человек сорок. Ждали полчаса. Первым вышел Воктор-Савой — главный автор песен a-ha. Забросив вещи в машину, он направился к фанатам. Затем появился Магне Фурухольмен, а немного позднее сам Мортен Харкет. В обычных очках с линзами, немного уставший, но в славном расположении духа. Именно так чувствует себя ответственный человек, удовлетворенный проделанной работой. А еще он, оказывается, одного роста со мной. В энциклопедиях пишут, что рост Харкета от 182 до 185 см. Мой рост 174 см, но в энциклопедиях об этом не пишут.

На двух моих буклетах расписались Фурухольмен и Харкет. К Воктору-Савою не успел, пытаясь сфотографировать в нужном ракурсе. Ладно, и так выше крыши. Все, кто хотел, свое получил: на билетах, рекламных буклетах. Кто-то притащил сорванную афишу. Норвежские парни оказались честными людьми и вернули фанатам взятые «напрокат» фломастеры.

Сегодня я понимаю: они не отказали бы в автографе, иначе какой же это был бы Ending on a High Note? А вчера я шел вдоль проспекта, улыбаясь окрестностям и рассылая смски.

…Сказав последнее прощай, Мортен Харкет умчался в промозглую минскую ночь. Сейчас он наверняка остался доволен. 9 ноября a-ha уже будет в Москве. Я им завидую, москвичам, и не стыжусь этого. На память о следующем концерте у меня есть снимок вот этой афиши, сделанный в середине октября вскоре после выхода из Кремля, где интервью белорусским журналистам давал глава медведевской администрации.



Прощаясь, можно бить последнюю посуду, а можно — взять высокую ноту…