Берлинале-2010: дневник белорусского кинокритика
20.02.2010
—
Новости Культуры
В Берлине завершается традиционный международный кинофестиваль, в этом году отмечающий 60-летие. «Берлинале» давно стоит в первом ряду наиболее престижных и авторитетных кинофорумов.
Читатели «Белорусских новостей» имеют возможность увидеть этот праздник кино глазами соотечественника — культуролога и критика, колумниста нашей газеты Максима Жбанкова.
19 февраля
Фестиваль заканчивается не тогда, когда раздают призы. Не тогда, когда он исчезает из новостных программ. И не тогда, когда возвращается на привычные маршруты последний из гостей. «Берлинале» тихо сбавляет ход, исчерпав свою конкурсную программу и опустошив архивы. Пара резких движений вдогонку, вроде вчерашнего злобного нео-нуара «Убийца во мне» от Майкла Уинтерботтома — скорее, вежливая попытка поддержать разговор, когда собеседник мысленно уже пакует чемоданы, чем заявка на призовое место.
Уинтерботтом изготовил кино комнатной температуры, аккуратно изложив старый роман Джима Томпсона про провинциального маньяка-шерифа. Общий бег событий вокруг этого красавчика и садиста выглядит весьма уныло: мой сосед по пресс-показу слева уснул в кресле, откинув взъерошенную интеллектом голову. И даже несколько жестких приемчиков — красотку Джессику Альбу всеэкранно избивают почти до смерти (дама-соседка справа взволнованно выскочила из зала через все наши сумки и ноги) — не меняют сути дела. Знатный берлиналец Уинтерботтом (трижды участник, дважды призер) просто поиграл с хламом из пыльной кладовки. Но оживить его и сделать снова важным так и не сумел.
Публика разбегается по другим делам. Разъезжаются журналистская братия и профессиональные закупщики. Звезды уже не здесь и больше некому каждый день шагать по красным ковровым дорожкам. Фестиваль кончается не тогда, когда раздают призы, а тогда, когда исчерпан его сюжет. Кино в Берлине прошло. Впору запускать финальные титры.
18 февраля
Есть на «Берлинале» поздние шоу — киноманские сеансы под самый вечер, куда обычно собираются те, кто не успел догнать кино днем: эстетствующие офисные кадры, лохматые студенты, заезжие гости столицы с вечной картой метро в кармане, богема в длинных черных пальто с шарфиком через плечо. И, конечно же, мы — летучая медиа-банда в поисках информационных поводов. Собственно говоря, это лучшее время. Потому что есть верный настрой — рабочий день вроде кончился, пора расслабиться и получить свой кайф. Прошлой ночью на таком сеансе я смотрел британское кино про колченогого рокенролльщика Иена Дюри. Название не подкачало: «Sex & Drugs & Rock’n’Roll».
Дебютный фильм Мэтта Уайткросса, бывшего второго режиссера у Майкла Уинтреботтома и клипмейкера Coldplay, хорош точно пойманной интонацией. Ничего общего с героическими байопиками типа «The Doors». Cкорее, бытовая драма. Папа любит маму и спит с другими. Мама жалеет папу и все равно хочет уйти. Малолетка сын живет внутри всего этого джаза и примеряет на себя папину жизнь. А то, что при этом папа играет разухабистый кабаре-рок и красив сумасшедшей красотой отпетого рокмена — существенно, но не принципиально. Он вполне мог бы быть трюкачом. Или клоуном.
Разноцветное кино Уайткросса — про мальчиков, из которых прорастают проклятые поэты. Про вечных артистов жизни, которых эта самая жизнь нещадно лупит старым ботинком по мозгам. И про то, что нельзя всю жизнь проскакать в папиной джинсовке. Хотя очень хочется. Отличный актер Энди Серкис сыграл Иена Дюри так, что хоть в рамочку вставляй — отчаянно, грустно, самоиронично и трогательно. Критики уже зачислили его в список Больших Надежд. И тут явно попали в точку.
«Sex & Drugs & Rock’n’Roll» не попали в конкурсную программу, угодив в более скромную «Панораму». Зато там есть приз зрительских симпатий. И, честное слово, большинство зрителей ночного шоу (о немногих беглецах с сеанса умолчим с презрением) с чистой душой проголосовало бы за британцев.
17 февраля
Новый берлинский приятель – программный директор эстонского фестиваля ужастиков — хлопает меня по плечу: «Ну что ты там программу листаешь? Белорусское кино ищешь? Брось! Вот я точно знаю, что ни одного эстонского фильма на фестивале нет – и совсем не переживаю!» Ну да, конечно. Знакомая тема: успех – суета, призы – тлен, выигрыш – кто кого перекричит… Да только на фесты впору ездить вовсе не для того, чтобы дождаться торжественного назначения Главного Героя. Куда интересней нырнуть в поток глобального кинопроцесса и отыскать пару новых цветных камушков.
Вот и с родным кинематографом та же штука. Дело ж не в том, чтобы против вражеской тачанки свою, расписную выкатить. В кино бодаться «кто главнее?» смешно. И, главное, бесполезно. Всё равно назначенных героев любят лишь до следующего назначения. Если им не удастся из Назначенных попасть в Народные. Но вот тогда уж точно никто не вспомнит, сколько «Золотых пальм» или «Оскаров» урвал их любимец. Индустрия кино стремится производить успех – естественно, в промышленных масштабах. А зритель хочет своего — личного, отдельного флирта с экранным чудом. Индустрия награждает передовиков. Зритель любит своих – отдельных, ершистых, неправильных. Не победительных, а душевных. И тут я с ним абсолютно солидарен. Мне хочется не белорусских кино-триумфаторов. Мне бы нормального свойского кино про то, что с нами происходит. Поверьте, Берлин оценит.
И тут даже малый шаг – почти прорыв. На весь толстенный кирпич полного каталога берлинальского кино пришлось единственное упоминание про мою страну: минчанка Марина Карпова участвует в программе перспектив «Generation» с коротким мультом «Козья хатка». В списке творческой бригады знакомые имена, музыкой и стишками-бормоталками поделилась «Серебряная свадьба»… Симпатичное кино: берлинские детки на сеансе радостно одобрили. Да только приехало оно от России, от славной студии «Пилот». И сработало, как повелось, на славу русского оружия.
«Козья хатка». Режиссер Марина Карпова
Я-то знаю, что это — наши! Да только на исторической родине такое кино – легкое, уютное, красивое и безмятежное — что-то никак не приживется. Мы всё блокбастеры из соломы лепим. Потом отчаянно скачем вокруг. И удивляемся, что вокруг смеются.
А козьи хатки пока потихоньку мигрируют. Туда, где им действительно рады.
16 февраля
В Берлине приезжим киноманам комфортно: в зал пускают без вопросов, уважительно улыбаясь фестивальным бэджикам, загружают под завязку распечатками пресс-релизов и глянцевыми ежедневными Variety и Screen фирменные фестивальные сумки, эспрессо с круассанами подают быстро и ловко. Наши южные друзья удивляются: как это так – транспорт ходит точно по расписанию и приходит именно туда, куда обещал? А вот так! И никак иначе. Знаменитая немецкая точность таки дает о себе знать: фест работает как часики и размеренно движется от акции к акции.
Публика ходит совершенно обалдевшая, лихорадочно листает программу (куда бы еще успеть), и если ворчит, то исключительно по поводу качества очередной конкурсной ленты. И это правильно. Как нам сегодня растолковал директор фестивальной программы «Панорама» Вейланд Спек, «Берлинале» предназначена особой публике: вредным приезжим экспертам, придирчивым закупщикам фильмов и привередливым берлинцам. Всем сразу угодить, ясное дело, нельзя. И потому в своем наличном виде фестиваль особо не рискует и продвигает мэйнстрим, предпочитая наиболее радикальные экранные жесты оставлять за бортом.
Да, когда-то в Берлине показывали американское подпольное кино и азиатский боевой трэш. Но сейчас об этом говорят несколько застенчиво — как тихая старушка о своем бурном прошлом. Лихие 70-е и задиристые 80-е тихо перетекли в кислотные 90-е и мармеладные нулевые. Нынче «Берлинале» не расширяет сознание, а выстраивает межкультурные коммуникации и творческие площадки. Тоже славно. Но это совсем другая история. И, наверное, совсем другой фест. Вот и профессиональный режиссер Спек уже десять лет сам не снимает. Зато работает в дирекции «Берлинале». Тут уж действительно что-то одно: либо ты «Берлинале» делаешь, либо на «Берлинале» показываешься.
Исключений не просматривается: спаять воедино берлинские часики и вольные арт-хаузные игрища никак не выйдет. Зато вот программа летит скоростной надземкой – лишь успевай глазеть в окно. Направо вокзал ZOO. Налево рейхстаг. Пересадка. А вот и Потсдамер-плац. Надо бежать: итальянские киношники наверняка скажут что-то важное о любви.
15 февраля
Роман Полански — режиссер-призрак нынешней «Берлинале». Под домашним арестом, в ожидании финальной точки давней мутной истории с малолеткой, он шлет загадочные вибрации и лишает сна киношных гурманов.
Маленький человек больших фильмов отсутствует физически, но при этом весьма активен: чудит, спорит, обозначает контекст. С ним соревнуются, на него оглядываются. Грузный «Остров проклятых» Скорсезе с его расследователем-жертвой напрямую перекликается с легендарным «Китайским кварталом» Поланского. Китайский нуар-гиньоль в исполнении Чжан Имоу громоздко именуется «Женщина, револьвер и лавка лапши» — вполне в традициях «Отважные охотники за вампирами или Извините, но ваши зубы в моей шее» шального Романа. О нем судачит кинопресса. На него гадают кинокритики. В честь Поланского в одной из центральных галерей открыли выставку. Герой на фото. Герой по стенам. Между ними пустота. А из живых на открытие пришел актер Эван Макгрегор. Тот самый писатель-призрак из нового фильма Романа. Тень артиста.
Звезды «Писателя-призрака» Пирс Броснан, Оливия Уильямс и Эван Макгрегор
Да и сам Поланский в «Писателе-призраке» (точнее, просто «Тень») спорит с собой — прежним маленьким Хичкоком времен «На грани безумия». Уверенно приманив зрителя, он резко уходит от привычных лекал, проваливается в диалоги без конца и начала, метание мобилок, и велосипедные прогулки под бесконечным дождем. Чтобы под титры бросить в лицо зрителя пачку страниц. Как бы с компроматом. Но мы-то видим: они пусты.
Как берлинский снег, вымаравший добрую часть здешнего пейзажа. Как место вечного автора-эмигранта в красных креслах Берлинале-паласт. Как сам «Писатель-призрак», тихо смеющийся над всеми, кто ждет позитива под занавес.
Поланский рулит «Берлинале». Именно потому, что его здесь нет.
14 февраля
Бреду, спотыкаясь, по заснеженной Фридрихштрассе на утренний показ «Вопля» — фильма про бит-поэта Аллена Гинзберга. Честно пытаюсь уточнить адрес и оба раза честные берлинцы, услышав мое «Can you help me, please?», норовят проскочить мимо. Правда потом тормозят и поясняют. Я поначалу не понял, в чем тут дело. А после вспомнил темноглазых неместных женщинок в платочках, что возле Браденбургских ворот цепляются к прохожим с замечательным «Speak English?» Так невзначай приезжий попадает в разряд приставал-попрошаек. Правда, ненадолго — до окончания правильного вопроса о культурной акции. Язык спасает.
Спешу дальше и вот уже ко мне движется седой дядька. Вязаная шапка, пальто нараспашку, шарф до колен, вид безумный. Ясное дело: свой брат-киноман. Он начинает что-то спрашивать по-немецки, в ответ на мой английский переходит на инглиш. Тоже идет на Гинзберга. И тоже ищет Фридрихштадт-палас. Ладно, пошли вместе. По ходу недолгой прогулки мой новый знакомец оказывается штатовским профессором-лингвистом, по совместительству — газетным колумнистом и кино-критиком. И радостно скачет с английского на польский, с польского на кривой русский и назад на английский. «А сколько у вас народу говорит по-белорусски? Я так люблю диалекты!» Да не диалект мы никакой! Ага, соглашается тот. Все равно интересно! Я толкую про имперское наследие, про то, как на белорусском языке сходятся невзначай село и городская богема…
Однако, мы уже на месте. Толпа местных покорно стоит в очереди за билетиком. У нас билетики есть, мы — пресса. И начинается кино. Тоже про язык. Как лохматый очкарик из 50-х бодался с чинным прокурором за право на свободу личного лексикона. И выиграл.
Так было в его жизни. В его кино. Что будет в нашем?... Впрочем, как там в «Реальной любви»? Пока не пошли титры — надежда остается.
Репортаж с красной дорожки «Берлинале-2010»
13 февраля
Хороший способ убить кино — сделать из него роман. Популярный народный жанр «запись по фильму» сперва освоили советские интеллектуалы-киноманы — в страшно тогда популярных сборниках «Сценарии зарубежного кино» можно было «на словах» поглядеть Феллини, изучить Антониони и приобщиться к Годару. За наличием отсутствия оригинала. Потом в кооперативные 90-е валом повалили книжки про Терминатора, суперкопов из «Смертельного оружия» и прочих черепашек-ниндзя. И, как ни странно, расходились — по причине несовпадения народной славы и реальной досягаемости означенных героев. Потом околокиношное слово перестало продаваться по причине доступности собственно кино. И теперь пришла третья стадия: сперва из книжек лепят звездное кино, а после книжки продают как кино — с портретиком звезды на супере. И теперь уже убивают книжки — строгая из них блокбастеры.
Вот и живой классик Мартин Скорсезе в берлинском «Острове проклятых» аккуратненько перевел в картинку роман одного из лучших современных детективщиков Дэнниса Лихейна. Примерно сыграл в нео-нуар, развернул модный шизо-сюжет, позвал на первые роли старого кореша Лео Ди Каприо, пустил ему на подтанцовку Макса фон Сюдова и Бена Кингсли, вволю погремел жестяным тазиком, изображая гром и молнию… А смотреть все равно скучно. Герои чистописания выводят вензеля там, где надо просто вырубить злодея и выскочить с блондинкой в окно. Реальный драйв мужского кино про девочек в беде Скорсезе подменил вычурно-манерным барочным распевом с намеками то на «Молчание ягнят», то совсем даже «Кабинет доктора Калигари»… Книжка в этом потоке ссылок и вовсе потерялась. Для безумия слишком правильно, для эстетства слишком просто. Берлинская пресс-публика радостно взвыла, когда наконец-то прозвучал контрольный выстрел в живот злодейке. И, крайне сдержанно похлопав, поскакала дальше — ловить новых героев. Тех, кто сейчас реально обозначает перспективы.
На «Берлинале-2010» Беларусь будет представлена короткометражкой в молодежной секции
12 февраля
На «Метрополис» Фрица Ланга я не попал: даже по пресс-разнарядке желающих слишком много. Старое черно-белое немое кино про классовую борьбу в условном будущем (так похожем на тогдашнее настоящее) давали в комплекте с симфоническим оркестром — журналистов накануне позвали на репетицию живой озвучки, трогательно обозначив в программе: «музыканты будут в вечерних костюмах». Фильм, невероятное количество раз порезанный и перемонтированный, недавно дополнили фрагментами, чудом найденными где-то в Аргентине или Бразилии. Вот такое кино: не задушишь, не убьешь. И это, наверное, правильно.
«Берлинале» отлично торгует собой. В окрестностях Потсдамер-плац — там где расположен главный зал феста — косяками летают журналисты всех мастей. Чуть ли не каждый встречный снабжен объемной клеенчатой сумкой в салатово-фиолетовых тонах (колеры нынешнего феста). С повсеместных бигбородов Моной Лизой глядит Пенелопа Круз — актуальное лицо важнейшего спонсора фестиваля, французской L'Oreal. А в ближайшем пассаже неспешная очередь берлинцев и приезжих очень разного возраста чинно ждет своей возможности прикупить фестивальных штучек: от полного каталога показов (17 евро) и фирменного шарфика (29 евро) до медведика Тедди (25,9 евро) и фестивальной шоколадки (3,3 евро). Любопытно, что они будут со всем этим делать, когда фест закончится? И сколько у них уже таких шарфиков?
За «Золотого льва» Берлинского кинофестиваля будут бороться 25 картин
11 февраля
Берлин накрыло снежной пургой. Тем не менее, «Берлинале» разворачивается на марше. В отличие от пафосной каннской тусовки, где на просмотры принято приходить в смокингах и вечерних платьях, а приглашенных гостей явно предпочитают местной публике, Берлинский кинофест ориентирован не только на тружеников киноиндустрии, но и на рядовых киноманов.
Ну, кто еще способен торжественно собираться не на само открытие феста, а на его… прямую трансляцию на большом экране одного из центральных кинозалов? Кто способен прибыть в полупустой февральский зал в вечерних платьях с голой спиной и черных костюмах с замысловато повязанными шарфиками, чтобы пройти по красной дорожке (почти как на НАСТОЯЩЕМ открытии), гордо фланировать по проходам с бокалами красного и белого винца, которые раздают в фойе, и радостно встречать овациями любую шутку фестивального директора, доносящуюся с экрана? Церемония открытия выглядела весьма скромно: вербальный двуязычный дивертисмент (легкие переключения с немецкого на английский и обратно с небольшими добавками (как бы) китайского в честь фильма, открывавшего фест), поджарый пижон Макс Раабе со своим «Палас Оркестр», меланхолично спевший про кино «Ты у меня как Грета Гарбо» и диснеевский хит «Нам не страшен серый волк», минимум мировых звезд в зале (камеры упорно показывали «своих» — рокмена Мариуса Вестернхагена, актера Армина Мюллер-Шталя, председателя жюри Вернера Херцога), ритуальные речи от берлинского мэра и министра культуры, нарезка из фильмов-участников… В общем-то и все. Триумф разговорного жанра.
Что, впрочем, никак не помешало берлинцам в нашем зале веселиться: радостно обниматься со знакомыми, регулярно загружаться бокалами с вином (учтиво извиняясь при очередном возвращении на место через твои коленки) и периодически ронять на пол бутылочки с минералкой, которые с грохотом катились куда-то к экрану. Хозяевами нашего праздника были зрители. Которые сами себе организовали маленькое фестивальное счастье. Умудрились начальные титры премьерного фильма про воссоединение китайских семей встретить хлопком пробки от шампанского. И были встречены солидарными аплодисментами товарищей по просмотру.
Именно они, местные фанаты большого экрана, выстаивают километровые очереди за фестивальными абонементами. Именно они готовы летать по Берлину в поисках очередной тайваньской мелодрамы или сомалийского триллера. Именно они готовы взять отпуск на время феста — чтобы повсюду (ну или почти повсюду) успеть. «Берлинале» — это праздник немецкого концепта и простых зрительских радостей. Это затея для публики. И публика платит ответной любовью.
Максим Жбанков. Культуролог, киноаналитик, журналист. Преподаватель «Белорусского Коллегиума». Неизменный ведущий «Киноклуба» в кинотеатре «Победа». В 2005-06 годах — заведующий отделом культуры «Белорусской деловой газеты». Автор многочисленных публикаций по вопросам современной культуры в журналах «Мастацтва», «Фрагмэнты», «pARTisan», на сайте «Наше мнение».
Берлинский кинофестиваль проводится ежегодно в феврале с 1951 года. Международный статус получил в 1956 году. Главный приз фестиваля — «Золотой медведь», присуждаемый лучшему фильму (медведь — геральдический символ Берлина). Также присуждаются «Серебряные медведи» лучшему режиссеру, лучшему актеру, лучшей актрисе, за лучшую музыку и приз за выдающиеся достижения в области искусства. С 2006 года вручается приз за лучший дебют. В этом году в конкурсной программе «Берлинале» представлено 25 картин. Международное жюри возглавил немецкий режиссер Вернер Херцог. Беларусь представлена короткометражным фильмом Максима и Антона Субботиных «Сцена 58» в нефестивальной молодежной секции «Лагерь талантов». Завершится фестиваль 21 февраля.
Читатели «Белорусских новостей» имеют возможность увидеть этот праздник кино глазами соотечественника — культуролога и критика, колумниста нашей газеты Максима Жбанкова.
19 февраля
Фестиваль заканчивается не тогда, когда раздают призы. Не тогда, когда он исчезает из новостных программ. И не тогда, когда возвращается на привычные маршруты последний из гостей. «Берлинале» тихо сбавляет ход, исчерпав свою конкурсную программу и опустошив архивы. Пара резких движений вдогонку, вроде вчерашнего злобного нео-нуара «Убийца во мне» от Майкла Уинтерботтома — скорее, вежливая попытка поддержать разговор, когда собеседник мысленно уже пакует чемоданы, чем заявка на призовое место.
Уинтерботтом изготовил кино комнатной температуры, аккуратно изложив старый роман Джима Томпсона про провинциального маньяка-шерифа. Общий бег событий вокруг этого красавчика и садиста выглядит весьма уныло: мой сосед по пресс-показу слева уснул в кресле, откинув взъерошенную интеллектом голову. И даже несколько жестких приемчиков — красотку Джессику Альбу всеэкранно избивают почти до смерти (дама-соседка справа взволнованно выскочила из зала через все наши сумки и ноги) — не меняют сути дела. Знатный берлиналец Уинтерботтом (трижды участник, дважды призер) просто поиграл с хламом из пыльной кладовки. Но оживить его и сделать снова важным так и не сумел.
Публика разбегается по другим делам. Разъезжаются журналистская братия и профессиональные закупщики. Звезды уже не здесь и больше некому каждый день шагать по красным ковровым дорожкам. Фестиваль кончается не тогда, когда раздают призы, а тогда, когда исчерпан его сюжет. Кино в Берлине прошло. Впору запускать финальные титры.
18 февраля
Есть на «Берлинале» поздние шоу — киноманские сеансы под самый вечер, куда обычно собираются те, кто не успел догнать кино днем: эстетствующие офисные кадры, лохматые студенты, заезжие гости столицы с вечной картой метро в кармане, богема в длинных черных пальто с шарфиком через плечо. И, конечно же, мы — летучая медиа-банда в поисках информационных поводов. Собственно говоря, это лучшее время. Потому что есть верный настрой — рабочий день вроде кончился, пора расслабиться и получить свой кайф. Прошлой ночью на таком сеансе я смотрел британское кино про колченогого рокенролльщика Иена Дюри. Название не подкачало: «Sex & Drugs & Rock’n’Roll».
Дебютный фильм Мэтта Уайткросса, бывшего второго режиссера у Майкла Уинтреботтома и клипмейкера Coldplay, хорош точно пойманной интонацией. Ничего общего с героическими байопиками типа «The Doors». Cкорее, бытовая драма. Папа любит маму и спит с другими. Мама жалеет папу и все равно хочет уйти. Малолетка сын живет внутри всего этого джаза и примеряет на себя папину жизнь. А то, что при этом папа играет разухабистый кабаре-рок и красив сумасшедшей красотой отпетого рокмена — существенно, но не принципиально. Он вполне мог бы быть трюкачом. Или клоуном.
Разноцветное кино Уайткросса — про мальчиков, из которых прорастают проклятые поэты. Про вечных артистов жизни, которых эта самая жизнь нещадно лупит старым ботинком по мозгам. И про то, что нельзя всю жизнь проскакать в папиной джинсовке. Хотя очень хочется. Отличный актер Энди Серкис сыграл Иена Дюри так, что хоть в рамочку вставляй — отчаянно, грустно, самоиронично и трогательно. Критики уже зачислили его в список Больших Надежд. И тут явно попали в точку.
«Sex & Drugs & Rock’n’Roll» не попали в конкурсную программу, угодив в более скромную «Панораму». Зато там есть приз зрительских симпатий. И, честное слово, большинство зрителей ночного шоу (о немногих беглецах с сеанса умолчим с презрением) с чистой душой проголосовало бы за британцев.
17 февраля
Новый берлинский приятель – программный директор эстонского фестиваля ужастиков — хлопает меня по плечу: «Ну что ты там программу листаешь? Белорусское кино ищешь? Брось! Вот я точно знаю, что ни одного эстонского фильма на фестивале нет – и совсем не переживаю!» Ну да, конечно. Знакомая тема: успех – суета, призы – тлен, выигрыш – кто кого перекричит… Да только на фесты впору ездить вовсе не для того, чтобы дождаться торжественного назначения Главного Героя. Куда интересней нырнуть в поток глобального кинопроцесса и отыскать пару новых цветных камушков.
Вот и с родным кинематографом та же штука. Дело ж не в том, чтобы против вражеской тачанки свою, расписную выкатить. В кино бодаться «кто главнее?» смешно. И, главное, бесполезно. Всё равно назначенных героев любят лишь до следующего назначения. Если им не удастся из Назначенных попасть в Народные. Но вот тогда уж точно никто не вспомнит, сколько «Золотых пальм» или «Оскаров» урвал их любимец. Индустрия кино стремится производить успех – естественно, в промышленных масштабах. А зритель хочет своего — личного, отдельного флирта с экранным чудом. Индустрия награждает передовиков. Зритель любит своих – отдельных, ершистых, неправильных. Не победительных, а душевных. И тут я с ним абсолютно солидарен. Мне хочется не белорусских кино-триумфаторов. Мне бы нормального свойского кино про то, что с нами происходит. Поверьте, Берлин оценит.
И тут даже малый шаг – почти прорыв. На весь толстенный кирпич полного каталога берлинальского кино пришлось единственное упоминание про мою страну: минчанка Марина Карпова участвует в программе перспектив «Generation» с коротким мультом «Козья хатка». В списке творческой бригады знакомые имена, музыкой и стишками-бормоталками поделилась «Серебряная свадьба»… Симпатичное кино: берлинские детки на сеансе радостно одобрили. Да только приехало оно от России, от славной студии «Пилот». И сработало, как повелось, на славу русского оружия.
«Козья хатка». Режиссер Марина Карпова
Я-то знаю, что это — наши! Да только на исторической родине такое кино – легкое, уютное, красивое и безмятежное — что-то никак не приживется. Мы всё блокбастеры из соломы лепим. Потом отчаянно скачем вокруг. И удивляемся, что вокруг смеются.
А козьи хатки пока потихоньку мигрируют. Туда, где им действительно рады.
16 февраля
В Берлине приезжим киноманам комфортно: в зал пускают без вопросов, уважительно улыбаясь фестивальным бэджикам, загружают под завязку распечатками пресс-релизов и глянцевыми ежедневными Variety и Screen фирменные фестивальные сумки, эспрессо с круассанами подают быстро и ловко. Наши южные друзья удивляются: как это так – транспорт ходит точно по расписанию и приходит именно туда, куда обещал? А вот так! И никак иначе. Знаменитая немецкая точность таки дает о себе знать: фест работает как часики и размеренно движется от акции к акции.
Публика ходит совершенно обалдевшая, лихорадочно листает программу (куда бы еще успеть), и если ворчит, то исключительно по поводу качества очередной конкурсной ленты. И это правильно. Как нам сегодня растолковал директор фестивальной программы «Панорама» Вейланд Спек, «Берлинале» предназначена особой публике: вредным приезжим экспертам, придирчивым закупщикам фильмов и привередливым берлинцам. Всем сразу угодить, ясное дело, нельзя. И потому в своем наличном виде фестиваль особо не рискует и продвигает мэйнстрим, предпочитая наиболее радикальные экранные жесты оставлять за бортом.
Да, когда-то в Берлине показывали американское подпольное кино и азиатский боевой трэш. Но сейчас об этом говорят несколько застенчиво — как тихая старушка о своем бурном прошлом. Лихие 70-е и задиристые 80-е тихо перетекли в кислотные 90-е и мармеладные нулевые. Нынче «Берлинале» не расширяет сознание, а выстраивает межкультурные коммуникации и творческие площадки. Тоже славно. Но это совсем другая история. И, наверное, совсем другой фест. Вот и профессиональный режиссер Спек уже десять лет сам не снимает. Зато работает в дирекции «Берлинале». Тут уж действительно что-то одно: либо ты «Берлинале» делаешь, либо на «Берлинале» показываешься.
Исключений не просматривается: спаять воедино берлинские часики и вольные арт-хаузные игрища никак не выйдет. Зато вот программа летит скоростной надземкой – лишь успевай глазеть в окно. Направо вокзал ZOO. Налево рейхстаг. Пересадка. А вот и Потсдамер-плац. Надо бежать: итальянские киношники наверняка скажут что-то важное о любви.
15 февраля
Роман Полански — режиссер-призрак нынешней «Берлинале». Под домашним арестом, в ожидании финальной точки давней мутной истории с малолеткой, он шлет загадочные вибрации и лишает сна киношных гурманов.
Маленький человек больших фильмов отсутствует физически, но при этом весьма активен: чудит, спорит, обозначает контекст. С ним соревнуются, на него оглядываются. Грузный «Остров проклятых» Скорсезе с его расследователем-жертвой напрямую перекликается с легендарным «Китайским кварталом» Поланского. Китайский нуар-гиньоль в исполнении Чжан Имоу громоздко именуется «Женщина, револьвер и лавка лапши» — вполне в традициях «Отважные охотники за вампирами или Извините, но ваши зубы в моей шее» шального Романа. О нем судачит кинопресса. На него гадают кинокритики. В честь Поланского в одной из центральных галерей открыли выставку. Герой на фото. Герой по стенам. Между ними пустота. А из живых на открытие пришел актер Эван Макгрегор. Тот самый писатель-призрак из нового фильма Романа. Тень артиста.
Звезды «Писателя-призрака» Пирс Броснан, Оливия Уильямс и Эван Макгрегор
Да и сам Поланский в «Писателе-призраке» (точнее, просто «Тень») спорит с собой — прежним маленьким Хичкоком времен «На грани безумия». Уверенно приманив зрителя, он резко уходит от привычных лекал, проваливается в диалоги без конца и начала, метание мобилок, и велосипедные прогулки под бесконечным дождем. Чтобы под титры бросить в лицо зрителя пачку страниц. Как бы с компроматом. Но мы-то видим: они пусты.
Как берлинский снег, вымаравший добрую часть здешнего пейзажа. Как место вечного автора-эмигранта в красных креслах Берлинале-паласт. Как сам «Писатель-призрак», тихо смеющийся над всеми, кто ждет позитива под занавес.
Поланский рулит «Берлинале». Именно потому, что его здесь нет.
14 февраля
Бреду, спотыкаясь, по заснеженной Фридрихштрассе на утренний показ «Вопля» — фильма про бит-поэта Аллена Гинзберга. Честно пытаюсь уточнить адрес и оба раза честные берлинцы, услышав мое «Can you help me, please?», норовят проскочить мимо. Правда потом тормозят и поясняют. Я поначалу не понял, в чем тут дело. А после вспомнил темноглазых неместных женщинок в платочках, что возле Браденбургских ворот цепляются к прохожим с замечательным «Speak English?» Так невзначай приезжий попадает в разряд приставал-попрошаек. Правда, ненадолго — до окончания правильного вопроса о культурной акции. Язык спасает.
Спешу дальше и вот уже ко мне движется седой дядька. Вязаная шапка, пальто нараспашку, шарф до колен, вид безумный. Ясное дело: свой брат-киноман. Он начинает что-то спрашивать по-немецки, в ответ на мой английский переходит на инглиш. Тоже идет на Гинзберга. И тоже ищет Фридрихштадт-палас. Ладно, пошли вместе. По ходу недолгой прогулки мой новый знакомец оказывается штатовским профессором-лингвистом, по совместительству — газетным колумнистом и кино-критиком. И радостно скачет с английского на польский, с польского на кривой русский и назад на английский. «А сколько у вас народу говорит по-белорусски? Я так люблю диалекты!» Да не диалект мы никакой! Ага, соглашается тот. Все равно интересно! Я толкую про имперское наследие, про то, как на белорусском языке сходятся невзначай село и городская богема…
Однако, мы уже на месте. Толпа местных покорно стоит в очереди за билетиком. У нас билетики есть, мы — пресса. И начинается кино. Тоже про язык. Как лохматый очкарик из 50-х бодался с чинным прокурором за право на свободу личного лексикона. И выиграл.
Так было в его жизни. В его кино. Что будет в нашем?... Впрочем, как там в «Реальной любви»? Пока не пошли титры — надежда остается.
Репортаж с красной дорожки «Берлинале-2010»
13 февраля
Хороший способ убить кино — сделать из него роман. Популярный народный жанр «запись по фильму» сперва освоили советские интеллектуалы-киноманы — в страшно тогда популярных сборниках «Сценарии зарубежного кино» можно было «на словах» поглядеть Феллини, изучить Антониони и приобщиться к Годару. За наличием отсутствия оригинала. Потом в кооперативные 90-е валом повалили книжки про Терминатора, суперкопов из «Смертельного оружия» и прочих черепашек-ниндзя. И, как ни странно, расходились — по причине несовпадения народной славы и реальной досягаемости означенных героев. Потом околокиношное слово перестало продаваться по причине доступности собственно кино. И теперь пришла третья стадия: сперва из книжек лепят звездное кино, а после книжки продают как кино — с портретиком звезды на супере. И теперь уже убивают книжки — строгая из них блокбастеры.
Вот и живой классик Мартин Скорсезе в берлинском «Острове проклятых» аккуратненько перевел в картинку роман одного из лучших современных детективщиков Дэнниса Лихейна. Примерно сыграл в нео-нуар, развернул модный шизо-сюжет, позвал на первые роли старого кореша Лео Ди Каприо, пустил ему на подтанцовку Макса фон Сюдова и Бена Кингсли, вволю погремел жестяным тазиком, изображая гром и молнию… А смотреть все равно скучно. Герои чистописания выводят вензеля там, где надо просто вырубить злодея и выскочить с блондинкой в окно. Реальный драйв мужского кино про девочек в беде Скорсезе подменил вычурно-манерным барочным распевом с намеками то на «Молчание ягнят», то совсем даже «Кабинет доктора Калигари»… Книжка в этом потоке ссылок и вовсе потерялась. Для безумия слишком правильно, для эстетства слишком просто. Берлинская пресс-публика радостно взвыла, когда наконец-то прозвучал контрольный выстрел в живот злодейке. И, крайне сдержанно похлопав, поскакала дальше — ловить новых героев. Тех, кто сейчас реально обозначает перспективы.
На «Берлинале-2010» Беларусь будет представлена короткометражкой в молодежной секции
12 февраля
На «Метрополис» Фрица Ланга я не попал: даже по пресс-разнарядке желающих слишком много. Старое черно-белое немое кино про классовую борьбу в условном будущем (так похожем на тогдашнее настоящее) давали в комплекте с симфоническим оркестром — журналистов накануне позвали на репетицию живой озвучки, трогательно обозначив в программе: «музыканты будут в вечерних костюмах». Фильм, невероятное количество раз порезанный и перемонтированный, недавно дополнили фрагментами, чудом найденными где-то в Аргентине или Бразилии. Вот такое кино: не задушишь, не убьешь. И это, наверное, правильно.
«Берлинале» отлично торгует собой. В окрестностях Потсдамер-плац — там где расположен главный зал феста — косяками летают журналисты всех мастей. Чуть ли не каждый встречный снабжен объемной клеенчатой сумкой в салатово-фиолетовых тонах (колеры нынешнего феста). С повсеместных бигбородов Моной Лизой глядит Пенелопа Круз — актуальное лицо важнейшего спонсора фестиваля, французской L'Oreal. А в ближайшем пассаже неспешная очередь берлинцев и приезжих очень разного возраста чинно ждет своей возможности прикупить фестивальных штучек: от полного каталога показов (17 евро) и фирменного шарфика (29 евро) до медведика Тедди (25,9 евро) и фестивальной шоколадки (3,3 евро). Любопытно, что они будут со всем этим делать, когда фест закончится? И сколько у них уже таких шарфиков?
За «Золотого льва» Берлинского кинофестиваля будут бороться 25 картин
11 февраля
Берлин накрыло снежной пургой. Тем не менее, «Берлинале» разворачивается на марше. В отличие от пафосной каннской тусовки, где на просмотры принято приходить в смокингах и вечерних платьях, а приглашенных гостей явно предпочитают местной публике, Берлинский кинофест ориентирован не только на тружеников киноиндустрии, но и на рядовых киноманов.
Ну, кто еще способен торжественно собираться не на само открытие феста, а на его… прямую трансляцию на большом экране одного из центральных кинозалов? Кто способен прибыть в полупустой февральский зал в вечерних платьях с голой спиной и черных костюмах с замысловато повязанными шарфиками, чтобы пройти по красной дорожке (почти как на НАСТОЯЩЕМ открытии), гордо фланировать по проходам с бокалами красного и белого винца, которые раздают в фойе, и радостно встречать овациями любую шутку фестивального директора, доносящуюся с экрана? Церемония открытия выглядела весьма скромно: вербальный двуязычный дивертисмент (легкие переключения с немецкого на английский и обратно с небольшими добавками (как бы) китайского в честь фильма, открывавшего фест), поджарый пижон Макс Раабе со своим «Палас Оркестр», меланхолично спевший про кино «Ты у меня как Грета Гарбо» и диснеевский хит «Нам не страшен серый волк», минимум мировых звезд в зале (камеры упорно показывали «своих» — рокмена Мариуса Вестернхагена, актера Армина Мюллер-Шталя, председателя жюри Вернера Херцога), ритуальные речи от берлинского мэра и министра культуры, нарезка из фильмов-участников… В общем-то и все. Триумф разговорного жанра.
Что, впрочем, никак не помешало берлинцам в нашем зале веселиться: радостно обниматься со знакомыми, регулярно загружаться бокалами с вином (учтиво извиняясь при очередном возвращении на место через твои коленки) и периодически ронять на пол бутылочки с минералкой, которые с грохотом катились куда-то к экрану. Хозяевами нашего праздника были зрители. Которые сами себе организовали маленькое фестивальное счастье. Умудрились начальные титры премьерного фильма про воссоединение китайских семей встретить хлопком пробки от шампанского. И были встречены солидарными аплодисментами товарищей по просмотру.
Именно они, местные фанаты большого экрана, выстаивают километровые очереди за фестивальными абонементами. Именно они готовы летать по Берлину в поисках очередной тайваньской мелодрамы или сомалийского триллера. Именно они готовы взять отпуск на время феста — чтобы повсюду (ну или почти повсюду) успеть. «Берлинале» — это праздник немецкого концепта и простых зрительских радостей. Это затея для публики. И публика платит ответной любовью.
Максим Жбанков. Культуролог, киноаналитик, журналист. Преподаватель «Белорусского Коллегиума». Неизменный ведущий «Киноклуба» в кинотеатре «Победа». В 2005-06 годах — заведующий отделом культуры «Белорусской деловой газеты». Автор многочисленных публикаций по вопросам современной культуры в журналах «Мастацтва», «Фрагмэнты», «pARTisan», на сайте «Наше мнение».
Берлинский кинофестиваль проводится ежегодно в феврале с 1951 года. Международный статус получил в 1956 году. Главный приз фестиваля — «Золотой медведь», присуждаемый лучшему фильму (медведь — геральдический символ Берлина). Также присуждаются «Серебряные медведи» лучшему режиссеру, лучшему актеру, лучшей актрисе, за лучшую музыку и приз за выдающиеся достижения в области искусства. С 2006 года вручается приз за лучший дебют. В этом году в конкурсной программе «Берлинале» представлено 25 картин. Международное жюри возглавил немецкий режиссер Вернер Херцог. Беларусь представлена короткометражным фильмом Максима и Антона Субботиных «Сцена 58» в нефестивальной молодежной секции «Лагерь талантов». Завершится фестиваль 21 февраля.