Пластический театр «Eye» — серьезное искусство в детском учреждении

24 октября в Национальном центре художественного творчества детей и молодежи экспериментальный пластический театр «Eye» открыл 9-й театральный сезон.

Спектакль «З верь» собрал около 240 человек, что, по словам руководителя и режиссера театра Дмитрия Мастяницы, немало, так как старт сезона совпал с масштабным театральным фестивалем «Панорама». По результатам анкет, которые на входе раздавались каждому зрителю, оказалось, что на спектакль пришло много новых людей: 110 человек ответили, что были на таком спектакле впервые. Удивило то, что большинство пришедших узнало о спектакле как угодно, только ни через рекламу в городе, хотя на нее были потрачены немалые деньги.

«К сожалению, в обществе есть некое устойчиво мнение, что учреждение, занимающееся детским творчеством, не может показать качественный продукт. Любой такой продукт люди считают какой-то самоделкой, — говорит Дмитрий Мастяница. — Надо это представление перевернуть с ног на голову. В нашем центре, например, работает также театр хореографии «Доски», где люди занимаются серьезной, современной хореографией и стали призерами не только в Беларуси, но и много где в Европе. Поэтому хотелось бы, чтобы и к нашему пластическому искусству относились серьезно. Мы сами очень много трудимся на репетициях. Когда спектакль «3 верь» ставился в 2007 году впервые, подготовка к нему шла целый год».

Пластический экспериментальный театр «Eye» образовался в 2001 году и до 2006 года существовал как абсолютно независимый коллектив, основанный студентами Белорусского государственного университета культуры и искусств. За первые пять лет существования были выпущены около 30 пластических миниатюр и перфомансов. С 2006 года театр стал работать на базе Национального центра художественного творчества детей и молодежи. Дмитрий Мастяница считает, что это — взаимовыгодное сотрудничество.

«Центр дает нам стабильность и занимается организационными вопросами, а мы предоставлены только своему творчеству, в результате которого наш маленький коллектив делает имя такому большому центру».

Стать актером этого театра теоретически может любой желающий старше 18 лет. Как рассказал руководитель театра, человек сначала попадает в платную подготовительную студию, потом в младший состав, и уже после — в основной состав, когда за работу уже получают деньги. Фактически, чтобы попасть в основной состав, надо года два.

«Пластика — работа только телом, а свое тело надо любить и не только в одежде, — уверен Дмитрий Мастяница. — Поэтому я советую своим актерам репетировать без одежды, научиться не стесняться своего обнаженного тела». Тем не менее, по его словам, раздеться для актера — не самоцель. Задача в обратном: сделать так, чтобы актер не думал о том, насколько у него может быть нелепая поза.

«У нас репетиции в обнаженном виде происходят и в театре, и вне театра. Бывает, что это настолько обосновано, что без этого не обойтись. И вот когда актер перешел через эту черту, он как бы освобождается внутри себя. Заставлять такие вещи делать, конечно, невозможно. Может, в силу культурных, религиозных аспектов актер не может себе этого позволить. Но людям, которые поработали в ню, мне не нужно объяснять, зачем это надо».

К слову, руководитель театра считает, что тело в любом случае должно быть красивым и гармоничным, а любая дисгармония должна быть оправдана. «Неправильно, если на сцену вдруг выскочит 120-килограммовая Джульетта», — говорит он.

Режиссер также считает, что метод работы в обнаженном виде полезен любому актеру любого театра, хотя, по его мнению, в пластике такой способ раскрепощения наиболее актуален, ведь актеры на сцене работают только телом, не используя слов. «В обычном театральном искусстве происходит душевное обнажение, когда актер выкладывается через слово. Возможно, тому же Евгению Гришковцу и не надо обнажаться, ведь его любят, потому что он мастерски владеет словом», — считает Дмитрий.

Для раскрепощения используют иногда другую методику, когда на сцене включается определенная музыка, настраивается определенным образом свет, и актер в такой атмосфере пытается вчувстоваться и телом передать свое состояние.

Тем не менее, задумка пластического спектакля бывает понятна далеко не всем.

«Слова — первый план нашего общения. Это общедоступно, — считает Дмитрий. — В пластике невозможно выработать четкий язык. Если бы мы в жизни все время общались при помощи языка тела, было бы по-другому. Поэтому, когда показывают спектакль без слов, не удивительно, что каждый понимает его по-своему. В пластическом искусстве есть такая проблема: когда режиссер, работающий над пластикой, пытается ставить какую-то пьесу (а пьесу драматург пишет с расчетом на то, что будут произноситься слова), то она чаще всего меняется так, что даже невозможно понять, что было в оригинале. И тогда ставится либо пометка «по мотивам», Шекспира например, либо приходится писать либретто, чтобы люди поняли, о чем вообще речь».

Сложность в понимании может возникнуть еще и потому, что театр «Eye» работает в основном в стиле авангарда, что, кстати, является еще одним поводом серьезно относиться к такому искусству, ведь здесь режиссеру надо постоянно что-то изобретать.

«В нашей пластике гораздо больше авангарда, чем классики, — рассказывает Дмитрий. — Классика больше вгоняет актера в определенный канон, и если он вываливается из него, говорят: «плохая классика». В авангарде же надо всегда изобретать что-то новое, и если ты попал в то, что уже было, то про тебя говорят: «плохой авангард».

Хотя понять пластику в любом случае не так просто, как слово. Если в обычном спектакле работа начинается со сценария, то здесь, по словам Дмитрия, сценария, как такового, нет.

«Наш сценарий — это наши собственные мысли, а не следование событиям по определенной книге. Обычно мы репетируем какие-то мелкие миниатюры, исследуем интересные нам темы, пластические приемы. А потом что-то «стреляет»: а ведь из этого кусочка можно построить целую пьесу!» — говорит он.

Да и сами репетиции пластического спектакля отличаются от репетиций театра словесного. «Мы только определяем параметры, в рамках которых будем играть, а дальше — как понесет. То есть устанавливаются только правила игры на сцене, а не четко выверенная последовательность действий. Например, актер знает: я злой персонаж, должен убить доброго и к этому веду свою линию; я знаю, что я должен чувствовать, как взаимодействовать с другими персонажами и, возможно, знаю заранее, в какую сторону я должен пойти на сцене».

Всё потому, что пластика, по словам режиссера, — очень формалистичное искусство, и оно имеет дело с внешним проявление чувств.

«Я и не стремлюсь, чтобы меня понимали абсолютно все, — говорит руководитель театра. — Все-таки пластика — это немножко элитарное искусство, до него надо духовно дорасти. Я буду счастлив, если у нас в стране появятся столяры, сантехники и плотники, которые будут понимать пластику, но пока неудивительно, что понимают ее далеко не все».

Тем не менее, любое искусство, как ни крути, об одном и том же: о жизни человека. За что ни берись — всюду отношения между людьми.

Дмитрий рассказал, что его, например, больше трогает противостояние человека и каких-то других сил, то, как человек борется с внешними трудностями: с системой, злом, природными силами и т.д. То есть, как единица борется с чем-то массовым. В спектакле «3 верь» этот интерес просматривался довольно ясно.

Хотя, по его мнению, спектакль «3 верь» получился достаточно простым. Есть перфомансы, миниатюры, которые, считает режиссер, сильнее «завернуты» и показываются уже более готовому к таким постановкам зрителю. Дмитрий рассказал, что для больших спектаклей, которых у театра «Eye» пока два, он выбирает сюжет простой, чтобы для начала хотя бы просто привить любовь людям к пластике. У нас в стране вообще существует проблема с пластическими театрами: они не сильно развиты. В этой связи руководитель театра убежден, что постановка пластических спектаклей — событие знаковое.

Дмитрий Мастяница в целом остался доволен стартом нового сезона — и игрой актеров, и работой техники, которая в старом здании НЦТДМ может иногда и подвести. Хотя, если проблемы возникают, виной тому не старое здание, а отсутствие хорошей дорогостоящей аппаратуры. «Чтобы понять, что такое хороший свет, надо побывать в Театре эстрады, где мы иногда выступаем. Там уровень выше, чем в детском учреждении. В нашем центре мы пока справляемся и так. Единственное, хотелось бы, чтобы в будущем люди, видя где-нибудь вывеску «Национальный центр художественного творчества детей и молодежи», знали, что там занимаются серьезным искусством».

В следующем году экспериментальный пластический театр «Eye» будет претендовать на роль народного коллектива. А к апрелю-маю 2010 года театр подготовит новый пластический спектакль, который, конечно же, кто-то обязательно поймет, а кто-то, быть может, и нет. Коллектив театра ждет хотя бы, чтобы к их работе отнеслись серьезно.