Эксклюзивное интервью Александра Лукашенко Межгосударственной телерадиокомпании «Мир»

Президент Беларуси Александр Лукашенко дал эксклюзивное интервью Межгосударственной телерадиокомпании «Мир», в рамках которого рассказал о 75-летии Победы, борьбе с коронавирусом и развитии Союзного государства.

В.Перцов: 2 апреля – символическая дата, День единения народов Беларуси и России, и я бы хотел вспомнить, что в конце 90-х вы и первый президент России Борис Николаевич Ельцин договорились поэтапно идти к сближению наших государств в Единое союзное государство при сохранении национальных суверенитетов. За эти годы сделано, конечно, многое, россияне и белорусы в наших странах имеют равные права, есть единая оборонная политика, есть много реализованных проектов и в культуре, и в экономике, и в гуманитарной сфере. Но, тем не менее, как и в любом процессе, есть некоторые «но». С учетом всех нюансов, скажите, каким вы видите развитие Союзного государства?

А.Лукашенко: Вы знаете, я не буду вам перечислять по пунктам, как я это вижу. Наверное, это любой может, уже исходя из практики, опыта нашего это сделать. Я скажу главное: у нас есть договор о создании Союзного государства. Ни от одного пункта этого договора мы не отказываемся. Даже возьмем самый такой серьезный, который сегодня обсуждается, допустим, единая валюта. Мы не против единой валюты. Но только это должна быть нейтральная, скажем так, валюта. Это не белорусский рубль, это не российский рубль, и даже я когда-то говорил: ладно, не вопрос, какой это будет рубль, вопрос в том, где будет эмиссионный центр, и даже не где, это тоже не вопрос, а кто будет управлять эмиссионным центром? Это будет на равных? Или, поскольку Россия большая, российский рубль большой, покрепче, нефти побольше и прочее, Россия будет управлять своим рублем, а мы свой ликвидируем и к ней присоединимся? Мы это уже проходили в первые годы распада Советского Союза, когда нас просто выкинули из рублевой зоны, и в конце концов, мы остались с советскими рублями, они увели российский рубль, а мы потом рассылали «зайчики». Я не хочу это повторять. Это во-первых. А во-вторых, а где же тогда наш суверенитет будет? То есть мы ни от чего не отказываемся, и тот договор, который тогда был составлен, он предполагал равные условия для людей, для предприятий, для наших двух государств. Если Россия сегодня, отказавшись от этих замашек имперских: «мы большие, а вы – малые», готова на это, давайте вести переговоры. Давайте будем определяться, но мне – не только мне, когда в группах работали, – россияне на всех уровнях говорят: «Ну что Вы, ну мы такие, а вы такие и прочее». Тогда разговора не состоится. Поэтому договор существует, и мы никогда от него не отказываемся. Мы готовы идти по этому договору, но железобетонный принцип: равные условия для людей, для предприятий, для государств. Сейчас – все нарушено. А коронавирус нарушил и последнее, самое главное, – равные условия для людей.

У нас же всегда говорили, что друг познается в беде. И если надо было России что-то предпринять, ну вы хотя бы посоветуйтесь, вы хотя бы нас предупредите по-серьезному, что вы, допустим, закрываете границы. Что белорус в России – иностранец с какого-то момента, и так далее. Я понимаю, что если бы там жуткая какая ситуация возникла бы, и надо было бы срочно принять меры. В Беларуси ситуация была не хуже, чем в России. Давайте откровенно: значительно лучше, я настаиваю, что и сегодня не хуже. Во-вторых, ну зачем отрезать от этого Союзного государства ту основную часть, где нет проблем? И в то же время, они же внутри страны – а Россия же огромная, 9 этих (часовых) поясов, или сколько там – они же не поделили страну на части, чтобы перекрыть движение людей и носителей этого коронавируса – не сделали этого. Это обычное было головотяпство. Что касается предприятий, простой пример, я не буду их перечислять, их море: в России до недавнего времени цена на природный газ была в 2-3 раза ниже, чем в Беларуси. По нефти – то же самое. Скажите, какие равные условия? Как может конкурировать наше предприятие, допустим, машиностроительное, МАЗ с КАМАЗОМ? Как они могут конкурировать? Ну а что касается государств, вот вам последний пример. Вроде по нефти договорились, мы альтернативные прорабатываем источники, пробуем с Балтики и Черного моря, как я говорил, 30, 40 – в России. Договорились. Мы покупаем, допустим, полтора миллиона тонн нефти у России, платим, все, они сняли премию (какая еще премия – цена упала до такой степени!). Хорошо, они всегда настаивали, мол, вы идите с компаниями договаривайтесь и поставляйте. Один Гуцериев в «Русснефть» поставлял нам нефть. Что они сделали сейчас? Когда жареный петух клюнул, они: «Нет, сейчас мы будем определять, какие компании вам будут поставлять нефть». Этого бедного Гуцериева – не в нем дело, он позвонил, сказал: «Александр Григорьевич, не спорьте, если уже так, я согласен». Но у нас же совесть есть. Он же один работал, на страх и риск, рисковал, два уголовных дела за это время против него завели, я напрямую с Путиным вынужден был общаться на эту тему. Это же было договорено, Путин сам сказал: «Пусть Гуцериев поставляет». И его начали гнобить. Сейчас его выкинули, говорят: «Нет, будет поставлять «Лукойл», «Роснефть», «Сургутнефтегаз» и прочие. Мы тут определять будем». Позвольте. Вы рыночники. Вы всегда нас толкали с ними договариваться по-рыночному. Почему вы должны определять? Мы деньги платим, мы проведем тендер, конкурс, выиграет Петров – Петров поставляет, Гуцериев – Гуцериев, всех в одну линейку. Или природный газ. Все считают – вот я сегодня прочитал в обзоре, что мы покупаем у них природный газ за 120 долларов за 1000 кубов. А с Пашиняном мы обсуждали, он задал мне вопрос. Армения покупает за 150. Мы за 120. Так не за 120 – 127. Они нам подсунули этого договор, мы меньше не можем, еще в конце прошлого года. И плюс 20 долларов мы им платим за «Белтрансгаз», который они купили у нас – 147 долларов. Смотрим сейчас: цены на нефть упали, естественно, и на газ. Они сопоставимы. Уже в Европе цены нет такой. Уже 80 долларов – в Германии. Так туда же еще 3 тысячи километров качать, это главная затрата. Это значит, для Беларуси фактически цена получится, с учетом логистики, около 40 – 45 долларов. А нам говорит 147 платить.

Что мы можем сегодня сказать по Союзному государству? Как оно будет развиваться и так далее. Если мы не решим вопросы жизни людей и предприятий, вопросы, которые сегодня стоят в повестке дня, о какой единой валюте и каком-то едином налоговом кодексе мы можем говорить, когда мы особенно за этот год мы разошлись так, что не было очевидно в прошлые годы? Поэтому у нас формула одна: чтобы нас вообще (Володя Перцов) понимал, нам надо решить вопросы жизни сегодняшней. Что ж мы будем ориентироваться на космос, если сегодня фундамента нет? Поэтому мы и ставим вопрос: «Ребята, давайте решим эти вопросы?». На определенных принципах, которые заложены в договоре. Мы не требуем ничего лишнего. И главный принцип – равноправие. Для Беларуси ведь много не надо для того, чтобы двигаться в этом направлении. Это для России даже в плюс будет, если наша экономика будет работать, а это финишное производство, это же для МТЗ мы под 70% комплектующих сырья покупаем в России. Я спрашиваю у Путина: «Чей трактор?». Также и по другим вопросам. Поэтому не надо говорить, что нам чего-то подарили. Поддержав нас, вы поддержали себя. Значит, будут работать здесь предприятия, 40 миллионов примерно человек, если семьями брать, так или иначе связаны в России с предприятиями, которые по кооперации работают с белорусскими предприятиями. Поэтому нам надо решить сегодняшние вопросы. Их примерно десяток, не больше, типа того, что нашим дальнобойщикам этим запрещают возить грузы более 70 тысяч. Россия нам дает разрешение. Мы Россию – огромная Россия – их не ограничиваем. Возите, куда хотите, откуда хотите. Они нас ограничили. Ну ладно. Так они в два раза больше полякам дали разрешений, чем нам. Это что, нормально? Это тоже один из вопросов. Это плевый вопрос. Если равные условия, давайте не будем ограничивать ни своих россиян, ни белорусов, пусть конкурируют. Кто в этой конкуренции товар возьмет в Италии и повезет в Россию или Беларусь – тот и повезет. Или сельское хозяйство. Слушайте, ну мы же лучшую продукцию им поставляем. Никто. У них нет такого качества продуктов питания – ты же сам живешь в Беларуси, и дети твои, и ты же питаешься этими продуктами, и я тоже, у меня же особых колхозов-совхозов нет – мы им лучшее поставляем. Нас блокируют на границе, до 70 предприятий закрывали к поставкам мяса, молочной продукции в Россию. Ну ладно, мы бы мешали там их производителям, но мы закрываем ту нишу свободную, которая у них есть. У них не хватает мяса – мы им поставляем. То есть молока не хватает – поставляем. И еще даже остается часть к балансу, что они там в Индонезии или в Австралии закупают – как будто это дешевле. Почему оттуда берут, а в Беларуси нет? Кто-то кому-то проплатил какие-то партии, и надо их воткнуть на рынок России. Поэтому надо решать эти проблемы, и идти по договору. Вот эти карты и прочее, они уже согласованы. По многим направлениям согласованы. Мы только везде… Я не позволяю даже вести переговоры: «А, сделаем, как в России». Нет, мы с президентом Путиным договорились: если по каким-то вопросам система в России работает лучше, берем российскую, совершенствуем, если у Беларуси лучше – берем белорусскую. Нет, щеки надули: мы вот это, мы вот это. Конечно, я на это пойти не могу. А политические вопросы – так называемая 31-я карта – парламент, органы власти и прочее – мы сегодня об этом не договоримся. И мы с президентом Путиным условились, что мы вообще в сторону откладываем, и сейчас эти вопросы не обсуждаем.

В.Перцов: Александр Григорьевич, вы упомянули о разговоре с премьер-министром Армении Николом Пашиняном. Заявили о неотложных вопросах, требующих детального обсуждения на высшем уровне ЕАЭС. Мне кажется, что тот самый пресловутый коронавирус обнажил, обострил целую цепочку проблем, которые, может быть, были не так заметны. Но, тем не менее, ни один из предыдущих кризисов, которые мы переживали, не обострял проблем до такой степени, чтобы были закрыты границы. И как вы думаете, как лучше всего Евразийскому экономическому союзу, на срочном сборе глав которого вы настаиваете, выйти из этих проблем без огромных потерь?

А.Лукашенко: Любой политик, а тем более моей должности (я же отвечаю за миллионы людей и не только своих, у нас же соседей немало, жизнь которых так или иначе от нас зависит), должен свои конкретные тактические шаги сверять с той стратегией, которая возможна. Вот ты задал главный фундаментальный вопрос. Вопрос, которым сегодня уже озаботились многие и вот так потихоньку начинают выговаривать: а что будет после пандемии? Что будет после коронавируса? Когда- то я сказал, это прозвучало или нет, людям задал вопрос: скажите, пандемия эта, коронавирус – это рукотворная вещь или нет? Я не знаю пока. Могу подозревать, но не пишу в интернете, не вбрасываю. Я не знаю. Я рабочим задал, там инженерные работники стояли и прочие. Где это у нас было? На «БелГипсе». Второй задаю вопрос: скажите, пожалуйста, эту ситуацию политики и прочие используют в своих целях или нет? А не кажется ли тебе, что сильные мира сего без войны, через этот коронапсихоз, хотят переделить мир? И задаются уже многие вопросом: а что будет после пандемии? И смотрите, почему я настаиваю на том, чтобы работало производство. Почему я так переживаю за то, чтобы люди жили своей жизнью, в какой-то степени политически рискуя? Потому что я представляю, что будет с нами после этой пандемии, если мы остановимся, как многие. Как литовцы, латыши и прочие. Что будет с нами? У России есть нефть, газ, в которых сегодня нуждается весь мир и Китай. В Китае огромная мощная экономика, в Америке – печатный станок.

Два триллиона вбрасывают, еще два на подходе, а мой друг Антониу Гутерриш, искренний человек, предложил 10% ВВП напечатать денег. 10%, ты представляешь? Если 200 трлн ВВП, к примеру, я не помню сколько, мировой ВВП, то 20 трлн они напечатают и вбросят. Инфляция пойдет, это же пустые деньги. Доллар обесценивается и так, постепенно, а тут пойдет вал, пойдет инфляция. Где окажемся мы со своим рублем? Более того, кто получит эти 20 трлн? У кого они останутся? Не получится ли, что богатые станут богаче, а бедные станут беднее? Получится. И, представляешь, нас толкнули к тому, что мы должны остановиться и сидеть, и проесть те скудные запасы, которые у нас есть. Даже в России нельзя сказать, что они огромные, валютные. Это на Россию ничто. За год вот сидя, на год не хватит. Точно так и у нас. И тогда, напечатав 10% ВВП, к нам придут те, кто на ногах, и скажут: «Нате вам понемножку, но вы будете делать то, что мы скажем». Вот так может быть переделен мир. Ну, конспирология. Извини, но я страдаю и мучаюсь этим вопросом. И я смотреть пытаюсь дальше, что будет с белорусами и с нашей, так называемой, независимостью. Не вопрос? Жестокий вопрос. После пандемии мир будет другим. Абсолютно точно и я с этим согласен. Мир будет другим, но второй вопрос – где наше будет место в этом мире? Вот для меня главный вопрос. Не коронапсихоз, не инфопандемия, как ты говоришь, и прочее. Это есть, но это пройдет. Месяц, два и пройдет, но останется вопрос – где мы? Где наше место? И такой вопрос будет для богатых ресурсами Казахстана, Туркменистана, Таджикистана, Армении и Кыргызстана еще больше. Для Украины будет такой же вопрос. И для Науседы, который сегодня пытается поставить под сомнение политику президента Беларуси. Для всех вот возникнет этот вопрос. Боюсь, чтобы нас не переделили без войны.

И коль уже затронули вопрос. Ты уже, наверное, видишь, что и меня, прежде всего, и Беларусь начинают плющить: «Вот они, как-то не так, как все!» Слушайте, если бы было так у всех, как в Беларуси по борьбе с этими вирусными заболеваниями, и там, как у нас, не забывали, что есть и сердечники, есть и онкология, есть травматология, есть просто пневмония (а эта сезонная болезнь очень сильная), наверное, у нас не было бы таких проблем. «Ящик» включил – коронавирус! Утюг включил – коронавирус! Чайник включил – коронавирус! Конечно, мы на это реагируем, но мы не забываем, что вирусов у нас сейчас, как обычно, море. Но во вторник уже будет информация поквартальная (этого года, прошлого, позапрошлого), и я об этом скажу, уже имея цифры на руках. А потом предложу Перцову, Сидорову, Иванову, кто хочет убедиться в этом. Пойдите, куда вы хотите. В инфекционную больницу идите? Идите убедитесь! Туда сходите, убедитесь, а легче сегодня сидеть на удаленке и плявузгаць в этом интернете. Туда же, в эту мусорку, что угодно можно сбросить. Человек если умирает просто от пневмонии, они мне докладывают по каждому. Вот у нас их четверо. Всего, к счастью, четверо умерших от пневмонии, где осложнения дал коронавирус. Любой вирус осложнит хроническое заболевание. Ну и что гвалтом кричать? Что из этого получилось? Или мы там что-то прячем. Во-первых, смерть человека никогда не спрячешь, никогда! Потому что каждый родственник, наследник, он же в ЗАГСе получает справку о смерти. Там никак не спрячешь, и вот я сейчас беру данные за первый квартал этого года и первый квартал тех лет. Я хочу сравнить и показать вам, журналистам, посмотрите. Вот количество смертей, вот сердечники, вот онкология, травматология, вот пневмония общая, а вот коронавирус. Так давайте мы будем в целом считать! За 2 месяца у нас отрицательная была динамика январь-февраль к уровню прошлого года. Так это хорошо или плохо? При такой пандемии, как они говорят, у нас уменьшение смертей! Я не говорю там заразились, заболели и прочее. Я говорю о людях, которые ушли в мир иной. Тут не припишешь.

Поэтому вот начинают гвалтом кричать, тут, мол, в Беларуси чего-то скрывают, и они не работают по вирусу. Как ВОЗовцы вот, Кочанова по моему поручению вчера разговаривала, они нам рекомендуют. Я говорю: ты у них спроси, что они нам рекомендуют. Первое – бороться очагово, то есть точечно, что я говорил. Выявили человека, изолируем, и с кем имел контакты. В Минске мы изолировали 360 человек. Всех их взяли и разместили в инфекционке. Слава богу, что из всех 360, там один или два остались на лечение, а всех мы отправили, у них отрицательный был тест. То есть мы если видим очаг, мы бросаемся на него и начинаем людей лечить, кто был вокруг, и главное, этого человека. Никто так в мире не работает. Они идут фронтом. Вот в Италии возьмите или тоже в Москве похожее. Или в Ухане было. Они окружили город, не въехать, не выехать, и всех в дома заперли. Ну, я же их не критикую, я ж не знаю, как у них там. Но представь, мы Минск сегодня изолировали и всех загнали по квартирам. Как отреагируют наши белорусы? А потом, ты уверен, что у тебя нет сейчас коронавируса? Не уверен. И я не уверен. И представь, я тебя сейчас с твоей семьей запер в квартиру. А ты не знаешь, ты болен или нет. А если ты, у тебя иммунная система сильная, ты переносишь сейчас, перехаживаешь. У нас миллионы людей, я уверен, уже переболели этими вирусами, и в том числе коронавирусом. И вот я тебя в квартиру запер, не выйти, не пройти. Главное, что пропуск надо выписать, чтобы выйти и куда-то сходить. Это ж до безумия дошли! В войну такого не было, со смертью когда люди сталкивались. Я тебя туда запираю, и у тебя на завтра что происходит? Ты всех заразил. А если бы я тебя не запер туда, ты бы на ногах перенес это коронавирус. Что, невозможен такой сценарий?

Я это знаю, что это возможно. И пусть хоть один врач скажет, что я не прав. Вот я два миллиона человек посадил на карантин в Минске, это не проблема, мы за сутки нейтрализуем город, это абсолютно не вопрос. Но во что это обойдется, и сколько будет тогда смертей? Мы ж уже потом, кто, какая скорая помощь справится, мы будем только выхватывать с квартир людей, которые уже будут тяжелые, и сразу на искусственную вентиляцию легких. И что, и мы спасем этих людей? Конечно, нет. Поэтому не надо дурью заниматься там, где не надо. Нас же всегда учили – надо чтобы проветренное помещение было; надо, чтобы на свежем воздухе и прочее. Надо у костра посидеть погреться, подышать этим дымом, гарью и прочее. Ну, бороться надо. Вчера очень умный один россиянин, я послушал, говорит, надо физически бороться с ним. Я думаю, как же физически? Надо себя обезопасить, надо и спортом заниматься, надо и на свежем воздухе быть, и надо легким помочь. Мы говорит, на диетах все сидели, жирной пищи все боялись, и я в том числе ограничивал себя. А сливочное масло надо сейчас есть. Оказывается, жиры помогают легким бороться с вирусами. Ну, наверное, специалист, ученый говорит, наверное, не дурак. И он прав! Вот я из опыта его в этом поддерживаю. Я слежу за своим состоянием здоровья в том плане, что хуже мне стало, лучше мне стало, и так далее. Я не меняю стиль жизни абсолютно, я и на тренировках, и физических нагрузок я добавил. Но сейчас понял, что не надо, наверное, в этой ситуации, когда этот мы проходим пик вирусных заболеваний, грузить физически организм – это все равно по иммунке бьет.

Единственное только подумал, сегодня у нас тренировка, в субботу уже финал любительский. Поэтому надо тренироваться, надо играть! Вот и все, обычная нормальная жизнь. Но если уже придет такой момент, когда нам надо будет тушить пожар, мы его будем тушить. Просто мы не паникуем, мы занимаемся каждый своим делом. Мы не решаем через коронавирус никаких политических вопросов. Хоть у нас политический год. Знаете, если уж говорить откровенно, я бы сегодня мог ввести чрезвычайное положение, патрули по улицам. Все сидят, и показать, вот какой, знаете я, крутой парень перед президентскими выборами, что я могу все взять под контроль. Не дай бог, чтобы нам реально пришлось жить в такой ситуации, когда придется ограничивать человеку возможность ходить по улицам, вывести не собаку, а своего ребенка куда-нибудь. Не дай бог! Ты как отец это прекрасно понимаешь. И я в эти игры играть не хочу. Мы будем бороться с любой болезнью. Я не выделяю коронавирус. С любой болезнью надо бороться, потому что человеческая жизнь, если она исчезнет, неважно от чего, ее просто не будет. Но главное, что нас спасло от вот этого бешенства, за что нас сейчас критикуют – мы на границе начали всех чистить, мыть, щупать, тестировать, потому что увидели, что эту заразу нам завозят со стороны. Мы спохватились вовремя и начали на границе, ну и нам китайцы посоветовали, спасибо им. У них опыт уже был. Единственное, они сказали: вы зря тех, кто кто-то с кем-то контачил, берете сотнями и изолируете. Это, говорит, вам ничего не даст. И они оказались правы. Но я врачам говорю, знаете, лучше мы где-то чуть-чуть переборщим. У нас, к счастью, пока мест хватает в этих изоляторах. Пусть побудут там неделю. Первый тест, второй тест. Если нет, мы их отпускаем. Да, это более затратно, но человеческая жизнь дороже. И вот китайцы тогда нам говорят, вы правильно делаете, что вы на границе всех въезжающих (вы транзитная страна, не закроетесь) людей тестируете. Ну а потом все закрылись вокруг нас, притока такого ни россиян, ни украинцев, ни латышей, ни литовцев, ни поляков нет. Только тех мы проверяли, которые возвращались из теплых мест. Но это было уже проще, потому что их там была тысяча, полторы тысячи. Сейчас их вообще десятки человек. Практически у всех забрали. И там мы обнаруживали разные вирусы, в том числе и коронавирус, но уже было проще. Когда мы их отслеживаем на границе, мы их изолируем, а они не контачат ни с семьей, ни с кем.

В. Перцов: Александр Григорьевич, вы собираетесь на парад Победы в Москву. Вы пообещали провести праздники в Беларуси. Что значит День Победы для двух наших народов?

А. Лукашенко: Прежде всего, я сказал, что думаю, как поехать в Москву. Сейчас пытаемся…

В. Перцов: Поручили администрации.

А. Лукашенко: Да, чтобы они состыковали это все. Да, мы парад можем вечером провести, у нас опыт есть. Но утром мы же всегда приходили к памятнику главному нашему в центре Минска, мы его сейчас реконструировали полностью. Ну понятно, что президент в этот день всегда на месте. Представьте, Путину бы предложили поехать провести этот день 9 мая в Беларуси. Что вообще нормально и символично, потому что Беларусь, как я уже сказал, это живой памятник той войне. Как Советский Союз и сейчас мы, белорусы, подняли эту землю, и как говорил бывший патриарх наш, и нынешний, Кирилл, говорит постоянно, что Беларусь, как феникс из пепла, восстала. Вот здесь надо было провести эти мероприятия. Поехал бы президент России? Нет. А я все-таки исхожу, что Москва – это моя столица. Я жил в той стране много лет и состоялся как человек в той стране. И Москва – это моя столица. Конечно, она и тогда была столицей Советского Союза, победительницы страны, надо было бы туда к Могиле неизвестного солдата, и дело даже не в параде, а в этот день там побывать. Но вот я думаю, как развести эти мероприятия. Если я приму решение лететь в Москву на эти торжества, это не этот главный вопрос. А главный вопрос – как здесь в Беларуси мы будем праздновать, потому что в принципе осталось две страны – Россия и Беларусь, которые на таком уровне отмечают День Победы.

Для нас важно то, что в той войне много народов боролись против фашистов, даже Соединенные Штаты, Великобритания и так далее, но мы с русскими, я имею в виду с россиянами вообще, гнили в окопах. А Беларусь – это святая земля, где больше трех лет, почти мы говорим четыре года, шла война. Туда-сюда прошлись немцы, стерли с лица земли все. И если бы не наш климат, не наши условия, я не знаю, тут бы, наверное, ни одного б человека не осталось. Помогли леса, болота, мы там сидели в землянках, и каждого третьего потеряли. Ну, знаете, так не говорят, но я человек деревенский. У нас всегда так говорили – он умер, ушел человек из жизни, беда. А сколько калек с этой войны пришло? Безногих, безруких. Они вынуждены были мучиться и доживать свою жизнь. И какая это была нагрузка на те семьи, которые вышли с тяжелейшим грузом из этой войны. Вот что такое Беларусь. Поэтому мы с россиянами, на этой территории в основном шла война, и больше всего от этого пострадали. Вот поэтому в год 75-летия, и не только в этот год, мы никогда не должны спорить по нефти, газу и по другим вопросам. Потому что те, кто гнили в окопах, русские и белорусы, татары там и другие россияне вместе с белорусами, они ведь об этом не думали. Они не думали, что когда-то мы сами добровольно откажемся от своей страны, от Советского Союза. Но не мы тому виной, белорусы.

В.Перцов: А для вас лично, для ваших детей, для ваших внуков, что значит День Победы? Есть ли у вас какая-то семейная история или семейная реликвия, связанная с Великой Отечественной войной?

А.Лукашенко: Особенно День Победы, День Независимости, – это у нас как семейный праздник. И мои старшие сыновья воспитывают своих детей в духе преданности всем этим традициям. То есть я носитель этого хорошего «вируса» Великой Отечественной войны, ценностей этой войны для своих детей и внуков. Это главное. Но чтобы такая реликвия – со времен войны – у меня, конечно, этой реликвии нет. Кроме горькой памяти, потому что ну вот я родился уже десяток лет, может, чуть больше, позже Победы. И я помню, уже мне 5-10 лет было, эту страшную нищету. Особенно на востоке Беларуси. У границ России. Это было жуть. Перед глазами эта нищета, когда и поесть не было, нормально люди не питались, и все, что производили, для нас была главная задача белорусов – обеспечить Москву и Петербург продуктами питания. И порой питались люди по остаточному принципу. Но как-то жили, выживали, никто ни на кого не обижался. Когда-то удавалось поехать в Москву кому-то и привезти оттуда батон колбасы, и так далее. Белорусской колбасы. Белорусы добродушные люди. Я очень предан был Советскому Союзу. Вы знаете, что я единственный в парламенте не голосовал за распад Советского Союза, был категорически против, уговаривал всех, и коммунистов, прежде всего, их 90 процентов было… Но там один большой деятель просто обманул парламент тогда. Прибежал в парламент, сказал: «Украина и Россия уже приняли декларацию о независимости, мы чего сидим? Давайте принимать». Хотя это было вранье.

В.Перцов: Как сохранить у молодежи память о той войне? Ведь живых свидетелей той войны становится все меньше, а с Запада мы видим активные и достаточно продуктивные попытки переписать историю. Как противостоять всем этим процессам?

А.Лукашенко: Главное сейчас, первое – не позволить исказить историю той войны и правду о той войне. Вот во имя этого нам с россиянами надо всегда быть вместе. И второе – ни в коем случае нельзя пытаться приватизировать нашу общую Великую Победу. Надо ценить и отмечать эту Победу вместе и везде говорить, что это мы вместе победили. Вот это главное сейчас для нас. Все остальное, наша молодежь неглупая, она разберется. Но когда молодежь видит, что мы начинаем приватизировать Победу, не буду конкретизировать тут ничего, преувеличивать роль того или иного народа или государства в этой войне, хотя пострадали все республики Советского Союза. Система была такая, что и далекие от театра военных действий Туркменистан, Таджикистан и другие республики, Грузия, огромный вклад внесли в эту Победу. У Эмомали Рахмона родственники в Брестской крепости где-то в Западной Украине похоронены и прочее. Где тот Таджикистан, тысячи километров, а воевали здесь. Мы все умеем защищать, защищаться и правду о войне мы должны защищать вместе, и тогда молодежь, видя как мы – поколение, которое очень хорошо усвоило уроки войны – действуем, будет идти за нами. Ну и другие мероприятия, в том числе и практического характера. Молодежь должна видеть, что мы сейчас вместе и основную роль в этом должна сыграть Россия.

В.Перцов: Минск – главная и единственная площадка переговоров Киева и Донбасса. Как вы считаете, при каких условиях стороны конфликта могут договориться? Что должно произойти, чтобы наконец-таки этот конфликт на востоке Украины прекратился?

А.Лукашенко: Боюсь, что сейчас это уже будет сделать очень сложно. Все руководство Украины (не только президент Зеленский, хотя он пытается что-то там сделать, наследство у него тяжелое), если можно сказать, элита, должна сплотиться, осознав, что Украина – это вот эта граница, и войны не должно быть, сделать все, чтобы не было этой войны. Знаете, может, где-то пойти на, казалось бы, для кого-то – националистически настроенных людей в Украине – непопулярные шаги. Провести сегодня эти выборы, и выйти на границу с Россией. Чтобы это была украинская граница, эти 400 километров. То есть надо определиться в приоритетах: что «не допустим, не пойдем, не будем делать» или восстановить границы государства? Восстановив после каких-то выборов (как они их проведут, к примеру, я не вмешиваюсь в их дела) территориальную целостность на Донбассе… Мы забыли, что такое война – с немцами сотрудничаем. Хотя кто мог подумать в 45-ом, что мы с ними вообще будем разговаривать? Никто. Память такая человеческая – все зарубцевалось. Здесь тоже зарубцуется, но в этом направлении, исходя из опыта человеческого, надо двигаться. Восстановив границы, потом будут решаться эти вопросы. Но вы представляете, что это будет непросто? Потому что там элиты и руководство даже Украины слишком разобщены. Президент, может быть, и пошел бы на какие-то шаги, но ему просто не дадут, сметут и так далее. Поэтому надо сесть, голову в руки взять и подумать: как это сделать? Чтобы, давайте скажем откровенно, и России дать сохранить лицо, и чтобы там резня не началась, как россияне говорят, в Донбассе и Луганске. То есть надо вот им, прежде всего, определиться, украинцам, потому что война на их территории. Можно обвинять Россию сколько угодно, и если Россия хоть как-то в этом направлении делает шаги, надо двигаться в направлении решения этого вопроса. И воспользоваться этим шансом, пока Россия вообще не забыла этот вопрос и не отмахнулась вообще, а ведет на эту тему диалог.

Но знаете, что осложняет сегодня? Это я в идеале сказал. Это, если вот пойти так резко на установление, устаканить чтобы ситуацию, слишком много осложняющих моментов. И самое главное, ведь там уже обосновались в том числе и Соединенные Штаты Америки. И без их там позиций и согласия трудно уже будет что-то сделать. В том числе и украинцам, потому что американцы поддерживали украинцев в это время и всячески им помогали. Конечно, в собственных интересах. Какой интерес американцев в Украине? Дураку понятно. Как я говорю россиянам: «Мы такой американцам подарок преподнесли». Первый раз, когда Союз развалили, ядерное оружие забрали у нас, у украинцев, у казахов, вывезли в Россию – второй подарок. И вот третий подарок – мы собственными руками подарили «подбрюшье» Беларуси и России блоку НАТО, американцам. При той обстановке, которая там существует. Это что, нормально? И вы думаете что, американцы просто так сегодня бросят Украину и уйдут? Будут помогать. А тем более сейчас и обида накопилась у народа Украины, и они уже в нас, ЕАЭС, допустим, или в России и Беларуси, не видят таких близких людей. Ошибок наделали много. И с одной стороны, и с другой стороны. Я и себя здесь не сбрасываю со счетов, что и я не причастен к этим ошибкам. Это рядом с нами было, поэтому, может быть, надо было бы тогда активней в этом направлении работать. Но вряд ли кто-то бросит камень нам в огород или в окно. Мы всячески, спрашивая у одной и у другой стороны, делали все, чтобы там был мир. Но до мира там очень далеко, и я говорю, что затянули этот процесс, и уже замешаны там многие государства, и особенно Соединенные Штаты Америки, их интересы. Думаю, что пандемия и коронавирус только усугубят эту ситуацию.

В.Перцов: Что, на ваш взгляд, должно произойти, или возможно ли теоретически возвращение Украины в состав СНГ?

А.Лукашенко: Если будет все продолжаться спокойно, без войны и прочих конфликтов, как сейчас, то в наше время это невозможно. Украина не вернется за это время в наше Содружество, скажем так. Ведь ЕАЭС, Таможенный союз мы начинали с украинцев, при Кучме. Потом они ушли. А сейчас уж слишком много повернуто на Евросоюз, НАТО, Соединенные Штаты Америки в Украине. Большая страна. Не так просто будет развернуться, и самое главное, что ведь сегодня и тенденций таких в Украине нет, чтобы поворачиваться в сторону наших союзов. Более того, они же видят, что у нас происходит в этих союзах, в том числе Союзе Беларуси и России, и мне многие говорят: «Ну, если вы с русскими, белорусы, практически от одного корня народы, не можете, так чего нам туда лезть. Так рассуждают политики и в Украине. И они свою судьбу в основном уже связали с другим вектором. Развернуться будет сложно. Тем более, такой позиции придерживается, в основном, и Володя Зеленский, нынешний президент. Хотя абсолютно адекватный человек, понимающий, что происходит, но, наверное, у него не хватает сил для того, чтобы жестко повернуться. Может быть, если бы все в Украине, процентов на 90, объединились вокруг крепкого такого опытного лидера, который мог бы развернуть это все, под конкретные обязательства с нашей стороны, прежде всего России, поддержать Украину по всем направлениям, (это было бы) возможно. Но это из области фантастики на данный момент. Может быть, со временем что-то и произойдет, но время работает не на нас, не на Россию и не на Беларусь во взаимоотношениях с Украиной.

В.Перцов: А как вы в целом оцениваете положение дел в Содружестве Независимых Государств?

А.Лукашенко: Практически никак. Последнее время национальный эгоизм, как Путин говорит, захлестнул всех, в том числе и саму Россию, хоть он и говорит про него. Нас фактически уже разорвали на части. Прибалтика знаете где. Украина – только что говорили. Центральная Азия, Азия – как бы мы не хвастались и не радовались, все-таки они смотрят на сильный Китай. Китай здорово помогает Центральной Азии и притом ведет себя корректно, достойно. Китай может им помочь инвестициями и так далее, и помогает, миллиарды долларов. Поэтому, говорим мы, что СНГ существует, но существует как площадка для встречи президентов, принятия каких-то решений, наподобие нашего единства в канун 75-летия Победы. Да, существует в какой-то степени зона свободной торговли, но вы знаете, какая тут свобода с изъятиями и ограничениями. Даже в ЕАЭС, не говоря об СНГ. Что остается? Да мало чего. Вот все больше и больше в этих республиках общение происходит на родном языке и английском. Меня удивила Грузия, когда я был там. Осталась только вот Россия и Беларусь и то с огромными проблемами. Вот такая ситуация, если честно говорить.

В. Перцов: Александр Григорьевич, говорят, что одно из немногих эффективно работающих соглашений Содружества Независимых Государств – это Межгосударственная телерадиокомпания «Мир». В свое время вы приложили руку к тому, чтобы эта компания жила и работала. В этом году нашей компании исполняется 27 лет. Каким бы вы хотели видеть «МИР»?

А. Лукашенко: «МИР» – одна из моих любимых международных компаний. Конечно, я, прежде всего, смотрю свои каналы белорусские, это естественно. И то я чаще отдаю приоритет «МИРу», потому что в принципе повестку своих каналов мне часто приходится самому формировать. На самого ж себя смотреть не будешь. Я чаще обращаюсь к «МИРу», но не в ущерб, конечно, своим белорусским каналам. Но зная обстановку, ситуацию и так далее, зная повестку, я могу посмотреть «МИР». Телеканал «МИР» для меня очень важен и интересен, потому что я советский человек. Для меня жизнь в республиках, которая без купюр, тонко и аккуратно транслируется на телеканале – это отдушина. Я знаю, чем живет далекий Таджикистан, во главе которого мой друг Эмомали Шарипович Рахмон; я знаю, чем занимаются сегодня узбеки, как идет, при моем тоже близком очень друге господине Мирзиееве, перестройка, как он мучается там, отстраивая народное хозяйство Узбекистана, как он пытается осовременить страну. Понимаете, я многое оттуда черпаю. Я вижу проблемы кавказских республик: Грузии, особенно Азербайджана, Ильхам – тоже мой очень близкий товарищ, работает президентом. Вот вчера общались с премьером Армении. Родная нам республика, пусть там есть какие-то вопросы, но для Беларуси эти три республики очень важны. Вы часто, несмотря на то, что Украина вроде бы уже вышла, ушла от нас, сюжеты показываете, стараетесь быть даже по Украине более нейтральными, объективными. Не могу предъявить претензий по поводу показа событий в Беларуси. И вот знаете, для меня не только как для политика, президента, а как человека – я как кино это смотрю, как художественный фильм, который мне нр

ДРУГИЕ НОВОСТИ ОБЩЕСТВА