США и Россия: можно ли говорить о переходе от конфронтации к диалогу?
Завершившийся в пятницу визит госсекретаря США Джона Керри в Москву многие российские СМИ восприняли как знак перехода от конфронтации между Россией и США к диалогу.
«Для российского народа будет гораздо лучше, если мы сможем добиться мира в Украине и Сирии. И это в значительной степени обновит отношения между США и Россией, чтобы мы могли работать вместе над любыми вызовами, с которыми сталкиваемся», — заявил Керри по итогам встречи с президентом Владимиром Путиным.
Русская служба Би-би-си спросила экспертов о том, насколько в реальности сблизились позиции России и США по Сирии за последний год, что послужило этому причиной и по каким вопросам согласия найти пока не удается.
Александр Баунов, Московский центр Карнеги
Год назад в Америке плохо себе представляли то, что ИГИЛ — это угроза, которая выходит за пределы Ближнего Востока. Для них это была региональная тема, скажем так.
Возможно, они считали, что ИГИЛ угрожает их союзникам там, на Ближнем Востоке, но не угрожает самим США, как, например «Аль-Каида».
Я думаю, что это мнение, конечно, изменилось. Оно изменено под влиянием событий: они ошиблись в оценке ИГИЛ.
Не все поголовно, конечно, были какие-то люди, которые предупреждали, но на удивление было много людей, которые считали, что это какая-то региональная история, связанная с гражданской войной и хаосом, типа Талибов в Кандагаре.
Таким образом, у России и США появилась общая повестка. У США появились темы для сотрудничества с Россией.
Если раньше обсуждали, скорее, как сделать так, чтобы Асад ушел, и как сделать так, чтобы Россия в этом помогла — это остается задачей американской дипломатии, чтобы Россия помогла договориться с Асадом, — но теперь и ИГИЛ стала общей темой.
Сегодня не приходится рассчитывать на военную победу оппозиции в Сирии. Изменилось еще и это.
Если год назад или, может быть, даже прошлым летом они исходили из того, что оппозиция силой возьмет власть в Сирии, то после российской интервенции это совсем маловероятно, а это значит, что нужно действительно запускать процесс [переговоров].
В целом, единственное новое, что произошло во время визита Керри, — это договор о прямых переговорах.
Сейчас диалог между представителями Асада и оппозиции проходит косвенно, через посредников, и вроде бы они договорились о том, что теперь переговоры будут идти напрямую.
То есть представители Асада и представители оппозиции будут контактировать. Вполне себе новое слово, вполне.
И решение провести интервенцию в Сирии, и решение вывести оттуда войска были вполне неожиданны и необъяснимы с точки зрения американцев, собственно, вся ситуация с российской интервенцией в Сирии теперь стала им более понятна.
Когда было сказано, что российская авиация там достигла своих целей, стало более-менее ясно, какие эти цели.
Одно дело — если бы Керри приезжал и российская авиация продолжала боевые действия, несмотря ни на что, другое дело — когда мы видим, что российская авиация уходит, когда есть перемирие, когда Асад считается не свергаемым силой — возможно, в результате какого-то долгого политического процесса, но точно не силой — и после того, как страны Запада возобновили какие-то контакты с российским руководством.
Американцы сами увидели, это трудно не увидеть, что за четыре года ни одна из сторон в гражданской войне не одерживает победу.
За четыре года гражданской войны трудно сохранить ситуацию, когда у тебя кто-то хорош, а кто-то плох. В принципе, все плохи.
Продолжать в том же духе в общем не имело смысла, поэтому российская авиация в какой-то мере спасла ситуацию: появилась возможность сказать своим союзникам в регионе: «Видите, мы бессильны. Ничего не сделать. Дамаск нам (точнее, вам) не взять. Давайте договариваться».
Если бы с одной стороны был только Асад или Асад плюс Иран, это не звучало бы столь убедительно, а так [с появлением России как стороны в конфликте. — Би-би-си] им удалось убедить своих союзников начать разговаривать.
Игорь Бунин, директор Центра политических технологий
Решения, о которых говорил Керри — вывод основной части российского контингента ВКС из Сирии, прекращение ударов по группировкам оппозиции, концентрация ударов на ИГИЛ и еще некоторых группах, которые считаются террористическими, участие во взятии Пальмиры и обещание давить на Сирию, на Асада с тем чтобы заставить его сесть за стол переговоров.
Все это, я думаю, должно США только обрадовать.
Сейчас встает вопрос, который не решен: а что будет с Асадом? Пока ясно, что полтора года он точно продержится.
Ясно, что парламентские выборы, которые он устраивает в ближайшее время, никого не прельстят и не снимут с него ответственности.
По-видимому, будет подготовка коалиционного правительства, где каждая сторона будет пытаться включить больше своих сторонников. Не зря у нас появилась оппозиция, которая одновременно договаривается и с Асадом.
С другой стороны, нельзя забывать, что мы были в такой ситуации, когда продолжение военных действий и ударов по оппозиции вылилось бы в крупнейший конфликт, в котором гибли бы российские солдаты, а мы оказались бы не просто изгоями, а полными изгоями.
Появилась угроза конфликта с турецкими войсками, из Саудовской Аравии оппозиции было передано оружие, которое бьет по самолетам…
В общем, стало ясно, что еще неделя — и мы вступаем в великий конфликт. Поэтому это решение [начать вывод ВКС из Сирии], с одной стороны, позволяет разрубить какие-то узлы, с другой стороны, оно было и вынужденным.
Если говорить о целях, которые были у России в Сирии, то можно выделить четыре цели. Была цель спасти Асада, была цель выйти из изоляции, навязав себя в качестве переговорщиков всему мировому сообществу.
Была, конечно, цель во что бы то ни стало остановить поток в армию ИГИЛ наших людей — с Кавказа, например. Ну, и была еще одна цель — показать, что мы великая держава, раз уж мы вышли на Ближний Восток.
Достигнуты ли эти цели? Когда наши ракеты летели с Каспия и все граждане России радовались — для внутреннего потребления это годится, но признать Россию с 1% ВВП мировой державой, или даже великой региональной державой… сомневаюсь.
Асад спасен, но не окончательно. В конце концов ему придется или уйти в свое алавитское убежище, или передать власть кому-то.
Там появились уже фамилии. Что касается выхода из изоляции — ну, да, мы навязали переговоры большой группе людей.
Однако это не означает, что сюда придут инвестиции. А нам нужно не только навязывать переговоры с большой группой стран, но и привлекать какие-то инвестиции. Вот с инвестициями пока плоховато.