Вспомнить все: «Последнюю ленту Крэппа» показали в Москве

Москва, 28 ноября. Старик неопрятного вида с косматой гривой и красным носом сидит в комнате, заваленной всяким хламом. В комнате стол, на столе проигрыватель для магнитофонных лент. Эти ленты, порванные и перемешанные, кучерявыми кучами лежат на полу. Старик роется в ящиках, ворошит папки, перебирает и тут же с отвращением бросает на пол какие-то документы. Он ищет пятую катушку с магнитофонной записью («Катушка! Катууушка! Катюшка!» - с усмешкой приговаривает он). На катушке последняя лента Крэппа, на сцене - непосредственно сам Крэпп.

В Москве спектакль литовского постановщика Оскараса Коршуноваса по пьесе одного из основателей театра абсурда Сэммюэла Беккета «Последняя лента Крэппа» показали в рамках фестиваля NET (Новый европейский театр).

Здесь, правда, спектакль скорее не новаторский, а знаковый: Коршуновас признается, что хотел поставить пьесу Беккета больше 20 лет и ни за что бы не взялся за нее без Юозаса Будрайтиса – актера, известного по фильму «Никто не хотел умирать», который исполнил главную и единственную роль в постановке.

Пьесу Беккета, который зло назвал своего героя Крэпп (для англоязычного зрителя тут слышится явное созвучие с «crap», что в переводе означает «дерьмо»), как бы оценивая и его самого, и его уже практически прожитую жизнь, считают экзистенциальной. Старый, спившийся и, что называется, опустившийся герой сидит в комнате и вспоминает свою жизнь, слушая запись 30-летней давности, когда ему только исполнилось 39. Выясняется, что он давно уже хронометрирует свое существование такими пленками и отмечает каждый год подобным рассказом.

На заветной пятой пленке – воспоминания о несбывшихся надеждах, о смерти матери, о случайных ситуациях, навсегда запавших в память, и о любви как самом сильном переживании. Старый Крэпп на сцене иногда останавливает запись себя молодого, усмехается, отходит пропустить стаканчик, смотрит значение слов в словаре, а то и вовсе цепенеет и надолго задумывается.

Сама ситуация глубоко экзистенциальна. Герой пытается скрыться от жизни в своей комнате, убедить себя, что все устремления, чувства, поиски счастья - это напрасные страдания, от которых нужно избавиться. Но те следы, те записи жизни, которыми являются пленки, нужны герою. Они одновременно и притягивают его, и приносят боль.

Это одиночество и крах надежд, чувство невозможности счастья при болезненном стремлении к нему отражаются и в сценографии: темная сцена с единственным световым пятном стола - это одиночество каждого человека в мире и невозможность его преодолеть.

Театр абсурда, обычно ироничный и отстраненный, здесь становится удивительно человечным и заходит на территорию Пруста – это пространство памяти, где, пусть и ретроспективно, обнаруживается счастье.

Сам Коршуновас говорит, что в пьесе Беккета почти не остается возможности для интерпретации – настолько выверена в нем логика текста, который требует лишь максимально точного воплощения.

«Пьесы Беккета как камни. Очищенный экзистенциализм и сильные герои не оставляют пространства для интерпретации. Ты либо становишься символом, либо нет. Там нечего играть», – считает режиссер.

А потому вся нагрузка в спектакле, который с парой отступлений практически до буквы следует тексту - на актере, играющем главную роль.

И Будрайтис - тучный, мясистый, словно наполненный плотью, с низким голосом, широкими, несколько развязными жестами, прекрасно воплощает Крэппа. Его персонаж сначала кажется неприятным, отталкивающим, но потом становится ужасающе трогательным, узнаваемым в своих болезненных попытках и привязанностях, в нем заключается некий образ человека вообще.

Почти в самом конце спектакля, когда Крэпп рассказывает про то, как был счастлив с одной девушкой, на сцене гаснет свет и зал погружается в темноту, в которой звучит магнитофонная запись. Это явное пространство фантазии, когда зрителю перестают показывать уже готовый визуальный образ, а дают свободу самому создать его, подставить в рассказ Крэппа свои слагаемые.

Получившийся спектакль Коршуноваса - проникновенный, животрепещущий, который задевает каждого и вместе с Крэппом заставляет задуматься о своей жизни. А катушка в проигрывателе все крутится, оставляя все меньше пленки и напоминая, что жизнь уходит и остается только память.

Катя Загвоздкина