Казнить нельзя помиловать: «Короля Убю» показали в Москве

Москва, 24 ноября. Фестиваль NET – Новый европейский театр - проходит в Москве уже в шестнадцатый раз. NET оправдывает свое название: его программа состоит из новаторских, экспериментальных европейских, в том числе российских, спектаклей. Зрители NET могут увидеть работы как молодых и пока не очень известных постановщиков, так и спектакли настоящих театральных знаменитостей.

В этом году организаторы фестиваля стратегии не поменяли, есть в программе и настоящие мэтры: английская постановщица Кэти Митчелл, немецкий режиссер Михаэль Тальхаймер и Уильям Кентридж из ЮАР - одновременно художник и оперный режиссер.

Первым среди этих знаковых постановщиков в Москве свой спектакль показал британец Деклан Доннеллан. Надо сказать, что режиссер не впервые в России: он уже ставил здесь спектакли, даже выиграл «Золотую маску». И имеет все шансы заработать еще одну - постановка «Меру за меру» в Пушкинском театре получила пять номинаций на театральную премию 2015 года.

На фестиваль NET Доннеллан привез спектакль «Король Убю», поставленный объединенной французско-английской труппой – театрами «Чик бай джаул» и «Э компани».

Пьеса Альфреда Жарри рассказывает довольно простую историю: Папаша Убю, глава гвардии, и Мамаша Убю решили свергнуть короля и захватить его трон. Их план удался, но после переворота они не остановили насилие и продолжают творить злодеяния.

Доннеллан переносит пьесу в наше время – все действие разворачивается в гостиной некой четы, которая пригласила на ужин своих друзей. Погружению зрителя в их быт служит некий пролог, когда сын пары снимает скрытую внутреннюю часть дома на камеру, видео с которой транслируется на сцену. Мы наблюдаем обычные бытовые сцены: отец готовит на кухне, мать накладывает макияж, но объекты при приближении – буквальном, с помощью зума – приобретают ужасный, сверхматериальный вид и несут в себе что-то зловещее. Подобный прием был в начале фильма «Синий бархат» Дэвида Линча, когда камера наезжала на идеальную лужайку перед домом, чтобы показать под ней хаос копошащихся насекомых. Режиссер показывает: за ухоженным, внешне благопристойным бытом при ближайшем рассмотрении порой скрываются ужасные вещи.

После пролога главные герои выйдут на сцену, встретят гостей и, наконец, начнется ужин. Пришедшие хвалят кухню, пьют вино и ведут светские разговоры, но вдруг сцену заливает зеленым светом, и эти приятные, воспитанные люди превращаются в Папашу и Мамашу Убю, которые с варварской энергией начинают крушить все вокруг себя и стричь головы. Спектакль так до конца и будет существовать в этих двух реальностях, совершая довольно неожиданные и комичные переходы между ними.

Сам Доннеллан говорит, что его в пьесе привлекла тема жестокости детей (Жарри написал пьесу в 14 лет) и инфантилизма насилия.

«В массе своей мы так устроены, что нам предпочтительней рассуждать о невинности детства, чем вспоминать о его потенциальной жестокости. Можно ли рассматривать эгоизм и необузданность в этом возрасте как ребячество?», - задается вопросом Доннеллан.

Такое «невинное зло» и творится на сцене: сражения персонажей (в качестве оружия используются предметы быта - щетка, спрей для чистки окон и туалетный ершик) - веселые, абсолютно игрушечные и схематичные, они вызывают лишь смех своей нелепостью. «Ох-ох, придется головотяпствовать. Отправляю вас в мой пыточный карман, никто оттуда не возвращался», - уже став королем, говорит Убю своим вельможам и отправляет их за сцену, откуда после этого доносятся истошные крики и звук работающей электрической пилы. Насилие представлено как игра - здесь нет места драме и трагедии, даже сама смерть комична. Мы смотрим на спектакль глазами самого Жарри и выжившего царского наследника Болесласа – неслучайно ему тоже 14 лет. Королевич в спектакле Донеллана еще и постоянно снимает происходящее на камеру, видео с которой транслируют на сцену, так что нам в прямом смысле показывают его видение.

Постановку можно рассматривать не только как исследование зла, но и как сатиру на современное общество и указание на хрупкость цивилизационных норм: вот культурные люди пьют вино и мило беседуют, но когда сцену зальет зеленым светом, они будут без каких-либо зазрений совести резать друг другу глотки, замышлять заговоры и предавать близких. Нормы условны, а хаос столь же близок, как в первобытном обществе.

Фарсовая и абсурдистская постановка несколько раз шлет привет классику сюрреалистического кино Луису Бюнюэлю – так обед, который эти приятные люди, по всей видимости, из высшего класса, никак не могут закончить, отсылает к «Скромному обаянию буржуазии». Сцена, когда король Убю оказывается в пыточной со своим прошлым сообщником капитаном Бордюром и вырывает ему глаз – практически цитата из «Андалузского пса».

Спектакль иногда становится подчеркнуто развлекательным, настоящим площадным зрелищем: актеры падают на потеху публике, корчат рожи, хрюкают и вообще глупейшим образом ведут себя – в общем, сплошные лицедейство и шутовство. Но за всем этим весельем звучит предостережение: насилие инфантильно всегда, вне зависимости от возраста того, кто его творит, а внутри каждого из нас живут Папаша Убю и Мамаша Убю.

Катя Загвоздкина