Норвежский фотограф взял интервью у выживших после теракта Андерса Брейвика
24.09.2012 11:55
—
Новости Мира
Норвежский фотограф взял интервью у выживших после теракта Андерса Брейвика
Снимая портреты подростков, которые выжили после бойни, устроенной Андерсом Брейвиком в молодежном лагере на острове Утёйя, норвежский фотограф Андреа Йестванг расспросила их о том, как они живут сегодня.
В теракте, устроенном Андерсом Брейвиком в молодежном лагере на острове Утейя, погибли 69 человек, более сотни получили ранения, в том числе тяжелые. Средний возраст погибших составляет 17 лет.
Ребята вернулись к своей повседневной жизни. Они ходят в школу, общаются с друзьями, влюбляются. Каждую ночь они ложатся спать, а по утрам смотрятся в зеркало. Но их жизнь изменилась. Они уже не те, какими были раньше. Они пытаются найти смысл жизни, они иначе относятся к самой жизни, проявляя невероятную силу воли и способность двигаться дальше.
Ребята вернулись к своей повседневной жизни. Они ходят в школу, общаются с друзьями, влюбляются. Каждую ночь они ложатся спать, а по утрам смотрятся в зеркало. Но их жизнь изменилась. Они уже не те, какими были раньше. Они пытаются найти смысл жизни, они иначе относятся к самой жизни, проявляя невероятную силу воли и способность двигаться дальше.
Илва Швенке, 15 лет, Тромсе.
"Каждое утро я думаю о своей жизни - иногда о том, что уже сделала, иногда - о будущем. Если есть какая-то мысль, которая торчит у меня в голове, как заноза, - это мысль, что тот день мог стать для меня последним. Теперь, когда я еду в машине, я думаю: грузовик в соседнем ряду может резко свернуть на нашу полосу, и я погибну раньше, чем пойму, что происходит. А еще я больше не верю незнакомцам. Не боюсь их, просто мне кажется, что что-то может случиться. Но я стараюсь смотреть на все позитивно. Что бы ни случилось в прошлом, это уже случилось".
"Каждое утро я думаю о своей жизни - иногда о том, что уже сделала, иногда - о будущем. Если есть какая-то мысль, которая торчит у меня в голове, как заноза, - это мысль, что тот день мог стать для меня последним. Теперь, когда я еду в машине, я думаю: грузовик в соседнем ряду может резко свернуть на нашу полосу, и я погибну раньше, чем пойму, что происходит. А еще я больше не верю незнакомцам. Не боюсь их, просто мне кажется, что что-то может случиться. Но я стараюсь смотреть на все позитивно. Что бы ни случилось в прошлом, это уже случилось".
Александр Сандберг, 16 лет, Левангер.
"Спустя какое-то время после 22 июля я понял, что должен заставить себя думать о чем-то другом. Я часто думаю о том, как несправедливо устроен мир и что можно сделать с этим. А еще я понял, как важна для меня семья. Сейчас мне кажется, что я почти вернулся к своему нормальному состоянию. Я никогда не рассматривал то, что случилось 22 июля, как атаку лично на меня, и потому сегодня у меня нет особых страхов".
"Спустя какое-то время после 22 июля я понял, что должен заставить себя думать о чем-то другом. Я часто думаю о том, как несправедливо устроен мир и что можно сделать с этим. А еще я понял, как важна для меня семья. Сейчас мне кажется, что я почти вернулся к своему нормальному состоянию. Я никогда не рассматривал то, что случилось 22 июля, как атаку лично на меня, и потому сегодня у меня нет особых страхов".
Ида Каролина Брохольм, 21 год, Хитра.
"Мне было нелегко вернуться в родной городок, потому что я ведь была "той девушкой, которая была в Утёйе". Но мне помогли, сейчас все иначе. Иногда я чувствую себя заблудившейся в собственных воспоминаниях. Я закрываю глаза и вижу тот день, когда я потеряла тех, кого любила. Я хорошо помню ночь накануне 22 июля: я сидела в палатке с тремя мальчиками, и они хором пели мне колыбельные. Одного из них больше нет".
"Мне было нелегко вернуться в родной городок, потому что я ведь была "той девушкой, которая была в Утёйе". Но мне помогли, сейчас все иначе. Иногда я чувствую себя заблудившейся в собственных воспоминаниях. Я закрываю глаза и вижу тот день, когда я потеряла тех, кого любила. Я хорошо помню ночь накануне 22 июля: я сидела в палатке с тремя мальчиками, и они хором пели мне колыбельные. Одного из них больше нет".
Эйвинд Риндален, 23 года, Толга.
"То, что происходит сегодня, - то чувство единства, которое нас связывает, - заставляет многих думать, что он, этот человек, никогда не был таким же, как мы. Но он был одним из нас, я знаю. Сейчас, после 22 июля, я пообещал себе, что буду делать все возможное, чтобы Норвегия была свободной, демократической и максимально разной. Если ультраправые сочтут меня предателем, для меня отныне это будет комплиментом".
"То, что происходит сегодня, - то чувство единства, которое нас связывает, - заставляет многих думать, что он, этот человек, никогда не был таким же, как мы. Но он был одним из нас, я знаю. Сейчас, после 22 июля, я пообещал себе, что буду делать все возможное, чтобы Норвегия была свободной, демократической и максимально разной. Если ультраправые сочтут меня предателем, для меня отныне это будет комплиментом".
Натия Чхетиани, 23 года, Кутаиси.
"Это был первый раз, когда я и моя подруга поехали за пределы Грузии. Скандинавия привлекала меня всегда - особенно скандинавская модель социализма. Нас отговаривали от поездки, но мы поехали. Теперь моя подруга мертва, и я тоже могла не пережить того дня. Сейчас я чувствую себя частью большого организма, который пытается излечиться от ран. Такого чувства сплоченности и единства я не испытывала еще никогда".
"Это был первый раз, когда я и моя подруга поехали за пределы Грузии. Скандинавия привлекала меня всегда - особенно скандинавская модель социализма. Нас отговаривали от поездки, но мы поехали. Теперь моя подруга мертва, и я тоже могла не пережить того дня. Сейчас я чувствую себя частью большого организма, который пытается излечиться от ран. Такого чувства сплоченности и единства я не испытывала еще никогда".
Сесилия Херловсен, 17 лет, Сарпсборг.
"Помню, как я смотрела на докторов, которые стояли над моей кроватью в больнице. Они сказали, что руку придется ампутировать. Мать с отцом и брат стояли рядом. К тому моменту я уже смирилась. Совершенно бесполезная из-за ран, рука просто болталась. Сегодня - как только мне требуется помощь - кто-нибудь сразу же приходит мне на выручку, и я привыкла к мысли о том, что дальше жить мне придется с одной рукой".
"Помню, как я смотрела на докторов, которые стояли над моей кроватью в больнице. Они сказали, что руку придется ампутировать. Мать с отцом и брат стояли рядом. К тому моменту я уже смирилась. Совершенно бесполезная из-за ран, рука просто болталась. Сегодня - как только мне требуется помощь - кто-нибудь сразу же приходит мне на выручку, и я привыкла к мысли о том, что дальше жить мне придется с одной рукой".
Эйрин Кристин Кьер, 20 лет, Лаксватн.
"К осени мои раны зажили, а вот с головой стало твориться неладное. Я чувствовала внутри пустоту и усталость. В первый раз я заплакала в декабре. Мне становилось страшно, если начинал звонить телефон, если я видела полицейских… Потом мне начали сниться те, кто погиб на острове. В этих снах мы делали самые обычные вещи - гуляли и все такое. Я просыпаюсь после таких снов - и я счастлива".
"К осени мои раны зажили, а вот с головой стало твориться неладное. Я чувствовала внутри пустоту и усталость. В первый раз я заплакала в декабре. Мне становилось страшно, если начинал звонить телефон, если я видела полицейских… Потом мне начали сниться те, кто погиб на острове. В этих снах мы делали самые обычные вещи - гуляли и все такое. Я просыпаюсь после таких снов - и я счастлива".
Ханне Несс, 20 лет, Намсус.
"Я очень хорошо помню, как на меня падает мертвое тело Лене Марии, моей лучшей подруги. Потом она стала мерещиться мне - сидящей на уголке моей кровати. Я злилась на нее, потому что она уже была мертва, и я знала это. Я пыталась прогнать ее, но ничего не получалось. Я видела ее так же ясно, как то, что вижу сейчас. Она все сидела и сидела с легкой улыбкой на лице - до того самого дня, когда ее похоронили".
"Я очень хорошо помню, как на меня падает мертвое тело Лене Марии, моей лучшей подруги. Потом она стала мерещиться мне - сидящей на уголке моей кровати. Я злилась на нее, потому что она уже была мертва, и я знала это. Я пыталась прогнать ее, но ничего не получалось. Я видела ее так же ясно, как то, что вижу сейчас. Она все сидела и сидела с легкой улыбкой на лице - до того самого дня, когда ее похоронили".
Изелин Роза Борх, 15 лет, Гронг.
"После Утёйи меня начали мучить чудовищные кошмары, я стала бояться темноты и практически не могла нормально спать. Тогда мы с мамой решили завести еще одну собаку, и так у нас дома появилась Афина. Сейчас каждую ночь она спит, забравшись ко мне на живот. Все говорят мне, что я очень сильно повзрослела за последний год. Мои друзья смотрят реалити-шоу, но я не могу их смотреть. Я лучше почитаю книгу".
"После Утёйи меня начали мучить чудовищные кошмары, я стала бояться темноты и практически не могла нормально спать. Тогда мы с мамой решили завести еще одну собаку, и так у нас дома появилась Афина. Сейчас каждую ночь она спит, забравшись ко мне на живот. Все говорят мне, что я очень сильно повзрослела за последний год. Мои друзья смотрят реалити-шоу, но я не могу их смотреть. Я лучше почитаю книгу".