Экс-председатель ЕЦБ: "Проблема Европы - недостатки в руководстве"
07.08.2012 11:04
—
Новости Мира
Экс-председатель ЕЦБ: "Проблема Европы — недостатки в руководстве"
Фото с сайта blogs.reuters.com
Бывший председатель Европейского центробанка (ЕЦБ) Жан-Клод Трише по-прежнему верит в успешное будущее единой европейской валюты. Он является сторонником создания банковского и бюджетного союзов. Кроме того, г-н Трише считает, что те государства, которые не соблюдают заключенных договоренностей, должны быть поставлены под централизованный надзор.
Долой мейнстрим
— Многие люди боятся, что следствием нескончаемых акций по спасению проблемных стран может стать рост инфляции. Считаете ли вы эти страхи обоснованными?
— Вам будет полезно ознакомиться с прогнозами рынков по инфляционным ожиданиям на ближайшие десять лет. Они полностью совпадают с нашими представлениями о ценовой стабильности, а именно уровень инфляции, близкий к 2%, но все-таки ниже этой величины.
— Вы говорите, что через десять лет на рынках будут стабильные цены. Но какая у нас тогда будет валюта?
— Евро, конечно. В этом у меня нет ни малейших сомнений. В зоне евро мы имеем сейчас кризис банков и некоторых государств, но сама валюта очень крепка.
— Оглянитесь на то время, когда вы возглавляли ЕЦБ: когда вы в первый раз почувствовали, что от ипотечного рынка США исходит угроза финансового кризиса?
— В 2006 году, когда я председательствовал на встрече глав центробанков в Базеле. Мне тогда стало ясно, что имеет место недооценка рисков на финансовых рынках. Разница в доходности между хорошими и менее хорошими должниками была слишком невелика, то есть рисковые премии были слишком маленькими. В январе 2007 года, за несколько месяцев до начала финансового кризиса, я предупредил на Всемирном экономическом форуме в Давосе, что участники рынка должны быть готовы к значительной корректировке цен.
— Говорили ли вы об этом с тогдашним главой Федеральной резервной системы США Аланом Гринспеном?
— Да. Каждые два месяца мы встречались с ним в Базеле. Большинство экономистов находились под впечатлением того, как эластично рынки переварили пузырь в сфере новых IT-технологий. Многие авторитетные аналитики тогда считали, что мы достигли настолько высокого уровня развития нашей финансовой системы, что риски могут быть диверсифицированы в такой мере, что не станут представлять уже никакой реальной опасности. По отношению к чрезмерно дерегулированным рынкам возобладала поистине сверхбеспечность.
— Пожалуй, это не просто была беспечность, а дерегулированные рынки считались чуть ли не гарантами стабильности...
— Один из уроков, которые я из этого вынес: берегись моды! Время от времени между игроками рынка и независимыми экономистами создается своего рода консенсус мнений — мейнстрим, который может оказаться крайне опасным. Тогда мысль о том, что может наступить время, когда рынки перестанут финансировать государства, казалась абсолютно невероятной. Все были убеждены, что гособлигации найти своего покупателя смогут всегда. Дошло даже до того, что от МВФ потребовали закрыть кредитный отдел, так как в нем якобы больше нет необходимости: рынки же финансируют теперь буквально все без исключения! Итак, наш первый урок звучит следующим образом: будь осторожен перед лицом экономической моды и мейнстрима как доминирующего направления экономической мысли!
— Что можно противопоставить модным воззрениям? Кто вместе с вами выступал против слепого доверия к рынкам?
— Банк международных расчетов в Базеле и его главный экономист Билл Уайт публично критиковали образ мышления, ограниченный рамками мейнстрима, предупреждая об опасности недооценки рисков. До сих пор чрезвычайная хрупкость международной финансовой системы, которую мы наблюдали, в первую очередь после коллапса Lehman Brothers, не только не объяснена в достаточной степени, но и даже в полной мере не изучена.
Главное — доверие
— Если взаимосвязи в достаточной мере даже не прояснены, то как можно делать правильные выводы и создавать регулирование, которое предотвратило бы новые кризисы?
— Ясно, что мы должны увеличить устойчивость финансовой системы. Многое уже сделано, например увеличены требования к доле собственного капитала банков. Многое еще сделать предстоит, например что касается теневых банков. Однако намного важнее, что мы до сих пор в достаточной мере не поняли, отчего кризис 2008—2009 годов мог развиваться так быстро и драматично.
— Однако центробанки все равно должны были быстро реагировать. Чем вы руководствовались в своей ежедневной борьбе с кризисом?
— Нам нужно было действовать, хотя в учебниках практически нельзя было ничего найти о том, как следует поступать в подобной чрезвычайной ситуации. 9 августа 2007 года, после того как лопнул ипотечный пузырь и оставалось еще более года до краха Lehman Brothers, мы пришли к выводу, что денежный рынок высох: банки перестали одалживать друг другу деньги, в системе возник дефицит ликвидности. Это напоминало физическое явление, когда в течение короткого промежутка времени вода превращается в пар. Это был первый этап кризиса, который я бы назвал этапом турбулентности на финансовых рынках. Тогда мы приняли решение предоставлять банкам ликвидность в неограниченном количестве на 24 часа под твердый процент. В тот момент банковская ставка еще равнялась 4,25%.
— Чего конкретно тогда не хватало — только денег или все же доверия?
— Конечно, тогда это было началом катастрофического падения доверия между участниками рынка. Буквально за ночь рисковые премии, которые до того равнялись практически нулю, существенно подскочили. После краха Lehman Brothers ситуация ухудшилась еще сильнее: вслед за банками доверие к своим деловым партнерам потеряли и компании.
— Предупреждали ли вы американцев об опасности банкротства Lehman Brothers?
— Я говорил им, что положение очень серьезное. Попробую объяснить вам, как тогда развивались события. Сначала состоялось спасение инвестиционного банка Bear Stearns — частная акция помощи уважаемому "жителю" Уолл-стрит. Потом наступил черед спасения ипотечных банков Fannie Mae и Freddie Mac — это уже была акция по государственной линии. Все эти мероприятия подвергались резкой критике. Вопрос стоял так: поможет ли эта череда отдельных акций по спасению, если вся финансовая система в целом остается хрупкой?
— И все-таки было ли ошибкой не спасти Lehman Brothers?
— Конечно, банкротство Lehman Brothers принесло гигантские убытки. Однако оно способствовало тому, что после ряда отдельных акций по спасению до всех тех, кто принимает самые важные решения, дошло, что больше так действовать нельзя. Нам был необходим системный подход. Связанная с Lehman Brothers драма помогла политической элите понять, какие реформы необходимы. Эта драма стала началом второго этапа кризиса — кризиса финансовой системы.
Кризис остается глобальным
— А в какой фазе кризиса мы находимся сейчас?
— Это третий этап, кризис госдолгов. Он начался в конце 2009 года и отчасти стал следствием попытки избежать кризиса в реальной экономике, который оказался бы хуже, чем Великая депрессия 1929 года. В середине 2009 года по обе стороны Атлантики были истрачены примерно одинаковые суммы на то, чтобы предотвратить депрессию: примерно по 27% от ВВП США и Европы в форме гарантий, рекапитализации банков и создания "плохих банков" для токсичных ценных бумаг. Все это для того, чтобы избежать краха финансового сектора. Деньги эти в действительности выплачивать не пришлось, так как коллапса удалось избежать, но суммы были гигантскими.
— Кризис госдолгов — следствие не только мероприятий по спасению банков, но и в не меньшей степени хронического невыполнения правительствами положений Пакта стабильности и экономического роста.
— Вы абсолютно правы. Однако даже если бы правительства до последней запятой выполняли содержащиеся в этом пакте условия и правила, этого оказалось бы недостаточно. Отсутствовала еще одна важная составляющая — контроль за совместной экономической и финансовой политикой. Начиная с 2005 года на каждой встрече Еврогруппы министров финансов я знакомил коллег со статистическими выкладками, которые свидетельствовали о том, что конкурентоспособность стран зоны евро развивается разнонаправлено. В некоторых странах затраты на зарплату в расчете на единицу продукции росли слишком быстро, причем даже в госсекторе.
— В какой мере кризис госдолга является чисто европейским кризисом?
— На мой взгляд, и на своем третьем этапе кризис остается глобальным. Под угрозой находится платежеспособность всех крупных промышленно развитых государств. Но Европа — эпицентр этого кризиса.
— Какова ваша оценка нынешнего положения дел в зоне евро?
— Ситуация достаточно парадоксальная. Если брать зону евро как целое, то дефицит ее бюджета составляет лишь половину от показателей Японии, США или Великобритании. Платежный баланс зоны евро сбалансирован, в то время как в США существует его дисбаланс. Таким образом, зона евро как целое находится в отличной форме крупной индустриально развитой страны. Наша проблема — недостатки в руководстве. Чтобы его улучшить, необходим качественный скачок.
— Как это должно выглядеть конкретно? Или, если сформулировать иначе, в какую сторону вы хотите совершить этот скачок? Вы же были первым, кто предложил ввести пост министра финансов Европы.
— Действительно, об этом я говорил, выступая в Аахене. Вне зависимости от фонда стабильности ESM я вижу на перспективу три стержня экономического руководства в зоне евро: во-первых, нам нужен усиленный Пакт стабильности и экономического роста. Во-вторых, нам надо обеспечить контроль за индикаторами конкурентоспособности и дисбалансов внутри валютного союза. И в-третьих, нам необходимы банковский союз, то есть контроль на уровне зоны евро, возможность прямой рекапитализации и фонд гарантирования вкладов. Первые два стержня уже вошли в европейское законодательство. Вокруг третьего ведется дискуссия. Он очень важен для того, чтобы разрушить вредные связи между государственными финансами и банками.
— Дискуссия по поводу банковского союза будит страхи немецких вкладчиков. Делиться своими гарантиями по вкладам со странами юга Европы они не хотят.
— Если европейская банковская система нестабильна, то это представляет угрозу для каждого европейца. Благополучие всех, и немцев тоже, покоится на стабильности внутреннего рынка.
— Но Германии совместный фонд гарантирования вкладов совсем не нужен. Какое ей дело до банковских проблем в других странах?
— Во-первых, появляется возможность защитить вкладчиков разных стран в едином фонде страхования вкладов. Во-вторых, в любой из стран финансовая стабильность является решающим фактором для жизнедеятельности экономики. И в-третьих, я полагаю, что нам нужен централизованный финансовый надзор вместо национальных ведомств для того, чтобы подтвердить, что солидарности без ответственности не бывает.
— Этим централизованно надзирающим органом станет ЕЦБ?
— Это один из вариантов, который, кстати, предусмотрен и Маастрихтским договором. Для этого достаточно единогласного решения стран — членов ЕС. Пока я работал в ЕЦБ, я этого не требовал. Но в нынешней обстановке я считал бы это хорошей идеей.
— А что нам еще нужно для качественного скачка?
— В виде исключения я предлагаю принцип экономической и налоговой федерации. Если страны не соблюдают правила и договоренности, подвергая опасности евро, то сообщество должно иметь возможность ставить им обязательные к выполнению условия. Я предлагаю абсолютно демократическую процедуру: Еврокомиссия вносит в Совет ЕС предложение, и в том случае, если он его одобряет, Европарламент должен принять решение о таких условиях. Процедура эта должна применяться лишь в исключительных случаях — тогда, когда возникает опасность для стабильности валютного союза в целом. До тех пор пока все договоренности соблюдаются, фискальная политика остается под национальным суверенитетом.
Греки должны постараться
— Что могут еще сделать центробанки для борьбы с кризисом? Не слишком ли много ликвидности они уже закачали в рынки, увеличив опасность возникновения новых пузырей?
— К нетрадиционным мерам прибегли все центробанки. ЕЦБ даже в меньшей степени, чем ФРС США, Банк Англии и ЦБ Японии. Балансовая сумма ЕЦБ выросла примерно на 10% от ВВП зоны евро. Это очень много, но в США и Японии тот же показатель составил 12%, а в Великобритании даже 15%. Таким образом, баланс ЕЦБ разбух в меньшей степени, хотя эпицентр долгового кризиса находится в Европе.
— Какое чувство сейчас у вас превалирует: беспокойство или уверенность? Выживет ли евро в этом кризисе?
— Конечно, евро выживет. Эта валюта обладает замечательной устойчивостью. Обратите внимание на то, что Швейцария, сильная и хорошо управляемая страна, привязала свой франк именно к евро.
— Останется ли Греция в валютном союзе?
— Я верю в то, что это соответствует желанию самих греков, правительства Греции, а также других членов зоны евро. Однако все договоренности о сокращении Грецией своих расходов должны быть выполнены.
— Значит, греки должны постараться, чтобы остаться в зоне евро?
— Конечно, они должны постараться. Но над необходимыми мерами экономии надо работать и всем другим европейцам. Будущее Европы в том, чтобы было больше Европы. Друг с другом мы связаны намного, намного сильнее, чем все думают. Люди заметили бы это только в том случае, если бы лишились этого, но этого не произойдет.
— Верите ли вы в Соединенные Штаты Европы?
— Я твердо в них верю. Это не значит, что европейское федеральное государство станет копией США. Нам необходимо найти свой собственный путь. Если будущее Европы в федерализме, то тут, конечно, очень полезен опыт Германии по практике функционирования федеральных институтов.
— Каков ваш прогноз по поводу кризиса?
— История еще не написана. Ее развитие зависит от всех нас, от тех, кто принимает решения, от лидеров общественного мнения и от всех граждан. Нам необходимо сохранять мужество. Исторические задачи гигантских масштабов стоят не только перед европейцами, но и перед всеми благополучными странами.