Манана Асламазян: мы учили ответственной журналистике

Известная российская журналистка Манана Асламазян долгое время возглавляла фонд "Образованные медиа". В январе 2007 года она была задержана при возвращении из Парижа на таможне в аэропорту Шереметьево. В отношении нее было возбуждено уголовное дело в связи с провозом валюты сверх разрешенной нормы.

Асламазян была вынуждена уехать из России. Ей заочно предъявили обвинение и объявили в международный розыск. Позже уголовное дело было прекращено, однако Асламазян решила пока не возвращаться в Россию.

Би-би-си: После тех событий пятилетней давности вы бывали в России?

М.А.: Да, конечно, и не один раз. Я не приезжала в страну около двух лет, потому что мы пытались в судах доказать мою невиновность. Я хотела добиться положительного решения суда, чтобы иметь гарантию того, что никаких неприятностей не будет.

И когда через год после той пресловутой выемки документов, которой исполняется пять лет, Конституционный суд [России] меня полностью оправдал, когда мне вернули деньги, я стала приезжать. У меня тут семья, я российская гражданка, кроме российского паспорта никакого другого не имею и не собираюсь иметь. В Россию я приезжала неоднократно и собираюсь приезжать еще. У меня там любимый внук, сын, я каждые два месяца пытаюсь хотя бы на несколько дней вырваться на выходные.

Би-би-си: Почему вы в то время решили уехать, а не добиваться признания невиновности в России?

М.А.: Я уезжала буквально на несколько дней, фактически без вещей, потому что адвокатам все время давали понять, что меня могут арестовать. Хотя, даже уехав, я продолжала участвовать в обсуждении того, что будет дальше с "Интерньюс" – решение о закрытии ведь приняли не следственные органы, а правление фонда. Мы это очень долго и подробно обсуждали.

Продолжать деятельность было невозможно, потому что все серверы и вообще все средства связи с теми, для кого мы работали, у нас были изъяты. Мы понимали одно: даже если мы докажем свою правоту – а мы были уверены, что докажем – мы поставим телекомпании и журналистов, которые у нас учились, в неприятную ситуацию выбора: страшно или не страшно поехать в "Интерньюс", страшно или не страшно участвовать в наших программах? Зачем же ставить людей в такое неприятное положение.

Правление приняло это трудное решение, и мы закрылись в полном соответствии с законом. Передали имущество разным российским общественным организациям, уволили всех сотрудников. У нас даже остались переплаченные в бюджет налоги, которые обратно мы не получили, конечно, – некому было уже получать.

В общем, это было наше решение. Может быть, ошибочное. Я часто задаю себе этот вопрос и не нахожу правильного ответа. Но тогда надо было решать. Люди ходили на работу и не понимали, что нужно делать. Им надо было получать зарплату, кормить семьи, а наша деятельность была приостановлена. На всех это действовало угнетающе.

Би-би-си: Как вы сейчас оцениваете то, что случилось с "Интерньюс"?

М.А.: Мне кажется, это было таким показательным примером - мы были крупными, известными, существовали много лет - в этом году нам бы исполнилось 20 лет. Это был показательный пример для других, чтобы неповадно было.

Иностранное финансирование раздражает власть, мы же все эти годы финансировались из самых разных источников – американских, европейских, российских... Причем и частных, и государственных. В том числе и российских государственных. Тем не менее в глазах многих мы воспринимались как организация, финансируемая из Штатов, потому что первые гранты были американскими.

И то, что через несколько лет после того, как мы получили эти гранты, мы научились находить разные средства, сами зарабатывали, оказывая услуги, производя телепрограммы - это уже никого не волновало.

Сейчас многие критикуют общественные организации за то, что они получают гранты. Но мне кажется, дело не в грантах. Дело в том, что в обществе укореняется представление о том, что эти гранты служат инструментом пропаганды чуждых для России идей. И любая попытка критики воспринимается как отсутствие патриотизма.

Би-би-си: Дело только в финансировании?

М.А.: Ну, может, еще и в том, что то, чему мы учили – ответственная, свободная, неангажированная журналистика становилась все менее востребованной в стране. И еще в том, что мы стали каким-то центром для журналистов из провинции.

Мы же действительно строили дом, и несколько десятков тысяч человек в этом доме побывали. Это был такой центр притяжения для регионалов. У нас был лозунг: "Интерньюс" - это дом для каждого, кто работает в региональных СМИ".

Даже если вы приезжали в Москву не на учебу, вы могли оставить у нас чемодан, выпить кофе, даже переночевать на диване. У нас действительно были одеяла, подушки для тех, кто не смог найти гостиницу или у кого не хватило денег. Люди жили на наших диванах. Это был такой открытый дом, 24 часа в сутки, 365 дней в году. И мы были действительно рады всем.

Би-би-си: Как по-вашему, власти добились, чего хотели?

М.А.: Думаю, в какой-то степени – не в связи с закрытием "Интерньюс" – ситуация изменилась. Этому есть много причин, прежде всего изменение политической ситуации в стране. Когда строилась "вертикаль", появились наши и не наши. Этому, безусловно, способствовало изменение рынка, и то, что на региональных рынках трудно поддерживать финансовую независимость. Она же, в свою очередь, дает изданиям политическую, редакционную независимость. С течением времени же становится все меньше и меньше региональных станций, которые существуют независимо, самостоятельно, свободно.

Сказалось и развитие больших сетей, которые скупали региональные станции. Многие региональные медиаменеджеры, которые начинали в 90-х, надеясь изменить мир, исправить недостатки и создать свое сильное средство массовой информации, с годами, разбогатев, поняли, что проще продать свое СМИ какой-нибудь сети - меньше головной боли, меньше политических скандалов с губернатором, мэром и другими товарищами.

Количество менеджеров, ушедших в другие бизнесы, очень велико, и мне от этого очень грустно, потому что фантастические ребята начинали в начале 90-х телевидение в России! Без копейки денег, на двух магнитофонах, в каких-то подвалах, пиратствуя... Но они строили-строили и многие построили довольно мощные компании, которые уже можно было дорого продать. Но получилось, что этот юношеский задор - мы можем перевернуть мир! - куда-то исчез.

К счастью, сейчас пришли другие ребята, которым уже не нужны магнитофоны, подвалы, большое количество сотрудников для того, чтобы сказать обществу то, что им хочется сказать. Поэтому все, что происходит с новыми медиа, когда можно за копейку снять себя на телефон и вдруг оказаться популярным через два дня по всей стране – это сильно меняет структуру получения информации. Время изменилось, да, ушли одни, но пришли другие. Главное, чтобы этим другим было что сказать – вот это мне кажется сейчас главная проблема общества.

Би-би-си: Вы заметили какие-то изменения на российских федеральных каналах за эти пять лет?

М.А.: За последний год ситуация поляризовалась. Я пропустила три года, когда жила во Франции, и, переехав в Ереван, обнаружила, что количество криминальных сериалов и программ, где стреляют, вешают, крадут, пытают, фантастически увеличилось. Просто удивительно, как много таких сериалов, судебных программ, связанных с разнообразными детективами! Такое ощущение, что в стране всех берут в заложники, у всех крадут деньги, и тому подобное. Гораздо больше стало этого "душат-режут-давят-травят".

Что касается информационного вещания, оно стало более современным, более оперативным, больше инфографики, студии роскошные... Но суть и содержание не изменились. Правда, события Болотной - Сахарова внесли оживление в привычный набор сюжетов. И кстати, стало понятно, что когда весь интернет гудит по тому или иному поводу, - замалчивать, не показывать событие уже просто неприлично.

Очень интересную и грустную картину представляет поведение больших каналов в связи с выборами.

Би-би-си: Эти оппозиционные митинги обострили разговоры о контроле над главными российскими каналами. Как вам кажется, есть цензура или нет? Или - есть и такое мнение - это самоцензура журналистов, а на самом деле никто им не мешает работать свободно и профессионально?

М.А.: Мне кажется, вторая точка зрения про самоцензуру гораздо ближе к действительности. Это даже не самоцензура. Я бы назвала это правилами игры, которые диктуются владельцами и которые хорошо понимают менеджеры. И в этом смысле структура владения СМИ тоже имеет очень большое значение.

Ты идешь работать на тот или иной канал и уже знаешь, как себя вести. Даже не надо каждое слово контролировать. И отдельные "городские сумасшедшие", которые пытаются идти против течения, в течение какого-то времени еще могут сопротивляться, но, как правило, уходят с канала. Эти неписаные правила воспринимаются как норма и самой аудиторией, обществом – а вот это мне очень не нравится.

Я еще могу понять журналиста, если у него дети, их надо кормить, и, может, он и думает по-другому, но продолжает делать то, что ему сказано. А почему общество так спокойно реагирует на это – к этому я отношусь с большим пессимизмом.

Би-би-си: В России собираются создать общественное ТВ – накануне президент подписал указ о начале общественного вещания с января 2013 года. Что вы об этом думаете?

М.А.: Конечно, я за этой ситуацией слежу. То, что произошло вчера, когда был подписан указ, который не соответствует всем трем общепризнанным атрибутам общественного телевидения - программная политика, независимость руководства от государственных органов, система финансирования - очень огорчило.

Во-первых, огорчило, что это - указ, а не закон. Ведь указ можно сегодня принять, а завтра отменить. Я, честно говоря, ждала закона, где были бы прописаны четкие условия существования общественного телевидения. Это было бы гораздо более перспективным, внушало бы больше доверия.

Во-вторых, конечно, сейчас, при наличии такого количества каналов и развитии новых медиа, многие вообще ставят под сомнение необходимость наличия общественного телевидения. Если бы я, что называется, была министром, я бы попыталась изменить государственное телевидение, ВГТРК, и превратить его в общественное. Но, к сожалению, я понимаю, что это невозможно.

Даже если сейчас назначить руководителями очень хороших людей, даже если бюджет будет больше, чем сейчас, даже если это будет новый канал... Я понимаю, что в том состоянии в котором находится сегодня российское общество, все равно все будут недовольны, все будут ждать чего-то другого от общественного ТВ, каждый будет хотеть чего-то такого, чего ему недостает на существующем коммерческом телевидении.

В общем, я не завидую тем людям, которые начнут вещать в январе 2013 года. Как за 8 месяцев можно найти людей, придумать такие программы, которые действительно были бы восприняты обществом?

Би-би-си: Если бы "Интерньюс" в России открылся сегодня, чему бы вы учили молодых журналистов?

М.А.: Интересный вопрос. У нас же учителями всегда были те люди, которые работали в российском эфире, в российской журналистике, поэтому мне интересно, чему бы учил сегодня Владимир Владимирович Познер, который был одним из самых наших популярных преподавателей – сколько "Школ Познера" мы организовали! Интересно, чему бы учили Леонид Парфенов или Светлана Сорокина...

Прежде всего, конечно, двум вещам – и тогда, и сейчас – умению свободно мыслить и ощущать ответственность перед аудиторией за свое слово. Вот это основное.

Другое дело, что тогда мы учили, как ставить свет и камеры, чтобы снять интервью. Сейчас давали бы другие инструменты – телефоны, айпады - и учили бы работать с этим. Но суть - она ведь не изменилась - ты должен свободно мыслить, следить за тем, что происходит в стране, понимать происходящее и при этом ощущать свою ответственность, когда ты пытаешься что-то рассказать. Быть свободным и ответственным – для меня в журналистике это вещи неразделимые, вот этому и учили бы.

Би-би-си: Не думаете вернуться в Россию?

М.А.: Я, конечно, вернусь в Россию, я буду жить в России, просто пару лет еще связана контрактом, но вернусь. Не хочу сказать, что вернусь и буду сидеть книжки читать. Что-то, конечно, буду делать, но уже не так активно, как сейчас. И, конечно, не буду пытаться воссоздать "Интерньюс".