Алеет Восток

 

Она прошла непростой путь – от партии революционной, борющейся за власть, до партии правящей, а, значит, несущей ответственность за всё, что происходит в стране. От горстки в 53 человека – до целой армии численностью более 80 млн. Для любой другой страны мира это огромная цифра, но не для полуторамиллиардного Китая. Здесь коммунисты – это элита, избранные. Поэтому борьба за право называться китайским коммунистом идёт нешуточная: в прошлом году из 21 млн. подавших заявления вступили в партию только 3 млн.

 

Именно под руководством компартии, уверены китайцы, за недолгое время бедная крестьянская страна смогла превратиться в мировой сборочный цех, стать второй экономикой мира, вырваться в индустриальные и финансовые лидеры. И претендовать, причём, не слишком это афишируя, на ведущее место и в мировой политике. К Китаю сегодня прикованы взоры всего мира – одни смотрят на него с едва скрываемым раздражением, считая, что от него исходит угроза уже сложившейся в мире расстановке сил, ну, а другие – с надеждой, что есть в мире страна, которая не боится высказывать собственную, отличную от принятой у золотого миллиарда, точку зрения.

 

Песня «Алеет Восток» была на пике популярности в шестидесятые, во время «Культурной революции». Столько лет прошло, Китай изменился до неузнаваемости, а слова этой песни, воспевающей основателя нового Китая, по-прежнему греют народное сердце. Красная тема снова на пике популярности.

 

Лоуренс Брахм, эксперт, активист, писатель: «Это сейчас становится популярным... Китай в настоящее время – банкир Америки, Китай – кредитор США. Всё в мире перевернулось. Аккумуляция капитала здесь, не там. И молодые люди очень горды, они говорят: «Я так горжусь, что я китаец». Они говорят: «Мао сделал меня богатым, Дэн сделал меня богатым».

 

Лоуренс Брахм знает, что говорит. Двенадцать лет назад он открыл популярные заведения «Красная столица», где всё выстроено вокруг красной темы. Мебель из правительственной резиденции Чжуннаньхай, статуэтки и агитационные плакаты времён «Культурной революции», в ход пошло даже бомбоубежище: теперь здесь бар. Своих клиентов Лоуренс Брахм называет «хунвэйбинами с кредитными карточками» в поисках национальной идентичности.

 

Сотрудник гостиницы «Красная столица»: «Да, это очень популярно. Комната Председателя Мао, конечно, не настоящая, но выглядит точно, как комната председателя Мао. Вы заходите в неё и буквально чувствуете председателя Мао».

 

Хотя верные хунвэйбины революции считают, что Мао Цзэдуну наверняка неуютно в своём мавзолее, когда он видит, как в созданной им стране сплелись – и, похоже, уже неразрывно – коммунистические идеалы и рыночная экономика.

 

Поколение, родившееся после начала эпохи реформ, в восьмидесятые, привыкло к изобилию и считает себя обществом потребления, которое дождалось воплощения в жизнь коммунистического лозунга «всё во имя человека, всё на благо человека». Недавние опросы общественного мнения показали, что 90 % студентов хотят вступить в КПК.

 

Чэнь Син, журналист, Пекинское телевидение: «Я тоже хочу быть коммунистом, уже подала заявление. Но это трудный процесс, нужно пройти 17 процедур».

 

Старшему поколению, которое помнит Мао Цзэдуна и борьбу с контрреволюцией, нелегко смириться с тем, что ради сегодняшнего изобилия пришлось пожертвовать идеями.

 

Житель Пекина: «Боролись против частной собственности, за то, чтобы все были равны. А сейчас что? Сплошь одни бизнесмены, появились настоящие богачи, а есть и совсем бедные, особенно в деревне. Но, что правда, то правда, живём мы сейчас гораздо лучше».

 

В отличие от Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, обещавшего советским людям жизнь при коммунизме, Генеральный секретарь ЦК КПК Ху Цзиньтао обещает китайцам не коммунизм, а сяокан – среднезажиточное общество. Эта светлая цель жителям Поднебесной куда понятнее и, похоже, куда достижимее. И сроки обозначены: к середине столетия.

 

Социализм с китайской спецификой – особый путь и новая экономическая модель. От детального контроля за экономическими процессами государство отказалось, но стратегию определяет и пятилетние планы составляет. Государство – за рыночные механизмы ценообразования, но когда инфляция стала зашкаливать, а народное недовольство расти, правительство тут же вмешалось в ситуацию с помощью финансовых механизмов.

 

Предприятия и отрасли, которые имеют жизненно важное значение для страны, остаются под государственным контролем, но и частный сектор процветает: в прошлом году на его долю пришлась половина китайского ВВП.

 

Ли Цзя, член КПК с 1992 года: «Главное для партии – идти в ногу со временем. Если частный бизнес где-то оказывается более эффективным, чем госпредприятия, то почему не развивать частный бизнес? Мы, китайские коммунисты, ничего не имеем против. Главное – трудиться на благо страны».

 

Прагматизм – вот, что отличает сегодня и компартию, и весь Китай. Здесь удивительным образом смешались марксизм-ленинизм, традиционная надежда на собственные силы, вера в рынок, с одной стороны, и твёрдую руку государства, с другой. Но выросло и другое поколение – то самое, которое ищет свою идентичность в «Красных клубах».

 

Лоуренс Брахм, эксперт, активист, писатель: «Вызов, перед которым стоит сейчас китайское правительство, это два поколения, выросших при высоких темпах роста. Представьте: рост более чем на 9 % на протяжении 20 лет безостановочно. Огромное количество молодых людей, которые ожидают только рост, только увеличение богатства и потребления».

 

Компартия твёрдо стоит на пути превращения в национальную партию, объединённую идеей борьбы за лучшее место для Китая под мировым солнцем. И за это готовы побороться не только те 80 млн китайцев, которые уже состоят в партии, но и куда более широкие народные массы. И к идеологии это не имеет никакого отношения. Почти.