Подкрутка Каршакевича

Подкрутка Каршакевича

На стенах недавно построенного гандбольного зала Республиканского центра олимпийского резерва висят вроде фотографии, а на самом деле музейные экспонаты. Вот минский СКА празднует первую победу в чемпионате СССР. «Это было в 1981–м, запомните, молодежь», — словно говорят лица с этих старых снимков. Армейцы с Кубком обладателей кубков в 1983–м. СКА — лучший клуб Европы конца 80–х. Игроки из Минска становятся олимпийскими чемпионами. Сколько еще славных страниц имеет история белорусского гандбола?

Задаюсь этим вопросом, наблюдая, как в гандбольном зале игроки БГК им. Мешкова играют в футбол. Брестская команда разминается в Минске в ожидании вечерней баталии с «Динамо». А я жду Каршакевича. К беседе с безусловной легендой отечественного гандбола готов большой список вопросов, однако увиденное в зале заставляет отойти от приготовленного сценария.

— Скажите, Александр, а правда, что и вы могли стать футболистом?

— Вполне. В наши годы тренеры часто ходили по школам, набирая пацанов в футбол, хоккей, баскетбол. Вот и меня в третьем классе затянули. Вместе с мальчишками из нашей 93–й минской школы почти год я отзанимался в секции у Мустыгина. Мог бы и дальше, но в четвертом классе Аркадий Александрович Брицко предложил попробовать «погонять в гандбол»...

— А я слышал, что вас не только Мустыгин, но и Малофеев к себе звал.

— Это было позже. Футболисты «Динамо» тогда еще не были чемпионами Союза, зато СКА уже был первым в гандболе. Так вот, были мы на сборе в «Стайках», да и играли на тренировке в футбол. Я, конечно, не Пудышев, но мог, что называется, накрутить пару–другую своих партнеров. Это заметил Эдуард Васильевич и на полном серьезе предложил переходить к ним. «Шутите?» — спросил я. «Давай–давай, переходи, у нас голы некому забивать», — Малофеев точно не шутил. Но я все–таки отказался: как–никак к тому моменту и на Олимпиаде побывал, и на чемпионат мира собирался. Так и сказал Малофееву: «Предан я гандболу, вы уж извините».

— Любопытно, чем вас заманил ручной мяч?

— Что пацану надо? Чтобы голов забивать побольше, чтобы в воротах постоять. Я, кстати, поначалу и вратарем был.

— Родители ваш выбор одобрили?

— В наше время все было существенно проще, чем сейчас. Нынешние родители зачастую выбирают секции для своих детей, исходя из будущих доходов, а тогда главное было, чтобы мальчишки не «матлялись» на улице. Когда — не помню в каком классе — восьмом или девятом — дворовая компания потянула меня к себе и я подзабросил гандбол, то мама способом доброго обмана вернула меня в секцию.

— Добрый обман — это как?

— Сказала, что домой приходил тренер, и сказала, чтобы завтра обязательно был на тренировке. Я послушался маму и получилось, что вернулся в гандбол.

— Трудно ли было пробиться в СКА?

— А никто и не пробивался. Спартак Петрович Миронович наладил такой контроль, что все способные юниоры оказывались под его присмотром. И когда в середине 70–х у нас созрела целая плеяда игроков — Кашкан, Шевцов, Галуза, я — то, конечно же, все мы оказались в команде. СКА тогда еще только нащупывал свою игру. Еще играли Александр Гречин, Леня Бразинский, Вася Сидорик, Коля Жук, но Миронович потихоньку подпускал к основному составу и молодых. Наверное, работой, трудолюбием, а еще умением забивать голы году к 1978 — 1979–му мне удалось закрепиться под первым номером в своем амплуа. Остальные ребята моего поколения  тоже подтянулись.

— Так просто? Неужели тот самый славный наш СКА появился на свет только благодаря смене поколений?

— Мы еще очень старательно тренировались. В 1978 году пахали так, как, наверное, никто и никогда не пахал. Нагрузки были, как у космонавтов — запредельные. По три тренировки в день! От такого усердия появлялся и результат — сперва команда попала в шестерку, потом была четвертой. Ну а чемпионы? К 1981 году мы стали столь сильными, что никто и представить такого не мог.

— У современных спортсменов очень трудно найти примеры такого самопожертвования, которое было свойственно старым поколениям. Что двигало игроками СКА, когда они столь рьяно тренировались?

— Мы этого хотели. Мы чувствовали, что можем многого добиться.

— Где вы тренировались?

— В основном в «Стайках». Заезжали на три дня, потом получали выходной. Потом снова три дня. А перед турами чемпионата страны вообще безвылазно сидели на сборах. Семьи не знали. В 1982 году я подсчитал, что за весь год был дома не более 40 дней.

Председатель Белорусского союза журналистов, редактор газеты «Рэспублiка» Анатолий Лемешенок в начале 80–х работал в «Советской Белоруссии» и писал о спорте. Я спускаюсь в редакционный архив, чтобы сдуть пыль со старых подшивок и найти такие строки:

«Вспоминается не такой уж давний случай. В «Стайки» приехала автолавка с дефицитными товарами. Весть эта быстро облетела спортсменов, находившихся на сборах. В нескольких командах досрочно завершили тренировки. У гандболистов был свободный час, и они могли первыми, как говорится, отовариться. Но они только улыбались да покачивали головой, наблюдая за шумным ералашем у автолавки.

Нельзя сказать, что Спартак Миронович и его подопечные не любят модные и хорошие вещи. Но никогда не ставили это во главу угла. Есть один бог, которому они поклоняются всецело и самозабвенно, — это красивая игра. Техничная, быстрая, яркая. Зажигающая зрителей. А потом уже все остальное, в том числе и материальное благополучие.

Довелось присутствовать на чествовании армейцев, когда они в очередной раз стали чемпионами страны. Каждому вручили медаль. И часы. Никто не сказал, что мало. Хотя знают, что вознаграждения в других видах спорта за такие победы бывают куда весомее. Через день начинался другой турнир, и мысли о нем уже занимали тренера, игроков».

«Крепкие парни». «СБ» от 12 мая 1987 года.

— Интересно ваше мнение насчет того, почему современные игроки не хотят да и не могут тренироваться так, как вы?

— Мне кажется, они недобегали во дворе. В наши годы не было ни сотовых телефонов, ни компьютеров, ни интернета. Что делал тогда нормальный парень, который не был отличником? Прибегал из школы, 15 минут — на уроки, а потом брал мяч и летел во двор. А сегодня я смотрю из окна во двор и никого не вижу. Из–за компьютеров у современных детей пропала тяга к подвижным играм. А нет навыка — нет и желания.

— Ладно дети, но ведь и зрелые игроки сегодня не спешат выкладываться на тренировках.

— А вот тут уже проблема клуба. У профессиональных игроков не должно быть никаких забот, кроме тренировок. Руководство клуба обязано вникать в суть имеющихся у спортсмена или тренера проблем и по мере возможностей решать их. Не должно быть такого, что, ссылаясь на финансовый кризис, руководители такого клуба, как наш СКА, снимают зарплату накануне ответственных матчей. Такие решения буквально выводят спортсменов из строя. У каждого есть семья, дети, и если ты недополучил довольствия, то неизбежно твои мысли уйдут в сторону от игр и тренировок. И никакой тренер — ни Миронович, ни Каршакевич — в этой ситуации ничего не сможет сделать.

Организация дела — это же наиважнейшая вещь. Возьмите «Динамо», БГК — это действительно клубы, а у нас в СКА ничего не делается. Вот закрыли на реконструкцию армейский манеж, а значит, нас лишили тренировочной базы. Сейчас вот пошли разговоры, что армейский спорткомплекс в Уручье после завершения ремонта могут передать городу, а заодно и сделать из легкоатлетического или гандбольного манежа зал баскетбола. И никто из руководителей нашего клуба не спешит эти версии опровергать. А возьмите нашу экипировку. Тренируемся в разных майках. Кроссовки замотаны пластырем. Разве это нормально? В клубе нет 100 долларов на пару кроссовок? Не верю. Просто никому из руководителей клуба нет дела до наших проблем.

— А как в советские годы обстояли дела с материальной частью у гандболистов? По–моему, в одном из ваших интервью я читал, что СКА ездил на тренировки на «пазике».

— И на «пазике» ездили — это еще что! Вот был у нас «луноход» — так в команде прозвали еще один старенький автобус. «Пазик» по сравнению с ним — вершина комфорта. Когда на этом «луноходе» ездили на игры в Каунас, то по иронии судьбы наш автобус доезжал только до первой литовской заправки и сразу же ломался. Несколько часов уходило на ремонт...

Вот вы говорите про транспорт, а я как сейчас помню. 1983 год. Мы выиграли Кубок кубков. Заезжаем в очередной раз в «Стайки». На стоянке спорткомплекса стоит мягкий, шикарный «Икарус» футболистов, рядом пристроился львовский автобус, тоже мягкий, тоже престижный и тоже не наш. И вот подъезжаем мы на «пазике». Лучшая гандбольная команда Европы. Нормально, да?

— За какие деньги вы тогда играли?

— Когда с Юрием Шевцовым только пришли в СКА, то делили на двоих одну ставку — 140 рублей. Потом получали 150 каждый, потом — чуть больше. Кто попадал на ставку в сборной — получал 250 — 300.

— А премиальные?

— За победу в Кубке европейских чемпионов каждый из игроков СКА получил по 454 рубля.

— У вас такая память на цифры?

— Это же наши первые классические премиальные. Наверное, начислили по 500, но после вычетов получилось 454. Грех было не запомнить.

— СКА был армейским подразделением?

— Если ничего не путаю, то в команде было всего четыре офицера — я, Шевцов, Тучкин и Масалков. Я закончил играть в звании старшего лейтенанта. А некоторые уходили из спорта и рядовыми, и прапорщиками. Я тоже, кстати, в начале карьеры побыл прапорщиком. Пять лет.

— Не поверю, чтобы в военной команде обходилось без армейских порядков. Генералы, они же из такого теста, что обязательно дадут установку «копать от забора и до вечера». Вот вы проигрывали и как вас потом распекали?

— Проигрывали мы редко, а потому и ругать нас было особо не за что. Армейские штампы, конечно, тоже были в ходу. Помню, как начальник клуба Кудрявцев приводил нам пример с хоккеистом Фетисовым, «которому глаз выбили, так он его вставил обратно и снова в бой». А генералы? Нет, они нас не пугали. Большей частью они пестовали команду, дарили подарки. У меня одних только командирских часов штук десять было.

— Как в СКА отмечались победы в еврокубках, в чемпионатах СССР?

— Все у нас было, как у всех нормальных людей. И шампанское, и водочки могли выпить, но... Тут вот ведь какая штука. Во–первых, это было очень редко — по окончании сезона, после действительно большой победы. А во–вторых, старались быть вместе. Мы не только в ресторан, мы и на шашлычок старались командой выбираться...

— Сменим маленько тему. Легко ли игроку из Минска было пробиться в сборную СССР?

— Да практически невозможно! Так уж повелось, что в советскую сборную входили в основном игроки московских команд ЦСКА, МАИ, «Кунцево». И нам, провинциалам, нужно было быть на две головы выше своих конкурентов за место в составе. Почему? Да потому, что «московская мафия» была, есть и будет...

— О ваших противостояниях с Игорем Кашканом в школьном первенстве Минска до сих пор ходят разнообразные легенды. Позволю себе одну: «Играла как–то 93–я школа Каршакевича против 88–й кашкановской. Матч завершился со счетом 36:35 в пользу первой. Каршакевич забросил 36 мячей, Кашкан на один меньше». Так вот хочу спросить вас: Кашкан уехал из Минска в Москву в попытке попасть в сборную?

— Просто и тогда, и сейчас каждый ищет то место, где ему будет лучше. Конфликтов в СКА у Игоря не было, он просто уехал играть в Москву. Сейчас, кстати, он работает в Минске.

— Вы успели поиграть за сборную до московской Олимпиады?

— В 1979–м съездил на турнир в Польшу, хорошо зарекомендовал себя. Но в конце того года был вынужден лечь на операцию (мне «чинили» плечо) и почти на полгода выбыл из строя. Врачи рекомендовали полный покой. Ну я ничего и не делал. Приходил на тренировки, сидел в сторонке. Миронович посмотрел–посмотрел на такое дело, а потом подошел и сказал доброе слово. Прямо как мама когда–то.

— Что он сказал?

— «Не сиди. Если хочешь попасть на Олимпиаду — не сиди. Болит рука — качай ноги. Можешь пробежаться — пробеги кросс». Ну я и взялся. Сегодня иногда смотрю на игроков и не понимаю, как они могут плакаться при первом ушибе. В спорте травмы в порядке вещей, даже в шахматах и то головная боль случается, а тут пальчик повредят и несколько дней не тренируются. Ах ты, елки–палки!

— А я вспоминаю, как в ходе одного из решающих матчей чемпионата страны Каршакевич не мог играть на привычной позиции, зато, хромая, он выходил для исполнения семиметровых.

— Правда? Не помню. Хотя и чего–то сверхъестественного в этом не вижу.

Журналисты, да и все любители гандбола никогда не позволят Александру Каршакевичу забыть самый драматичный эпизод московской Олимпиады. В финальном матче тогда сошлись сборные СССР И ГДР. Первый тайм закончился с ничейным счетом — 10:10. Еще по десять мячей обе команды забили за второй тайм. 20:20. По регламенту были добавлены два тайма по пять минут. И вот уже идет последняя минута добавочного времени. Точнее — последние ее пять секунд. Сборная СССР проигрывает 22:23. Что можно успеть за это время? Вратарь Николай Томин быстро отпасовывал мяч Алексею Жуку. Тот сразу же переправляет его в линию Каршакевичу. У Александра — одна секунда и убойная позиция. Бросок. Коснувшись вратаря немцев Виланда Шмидта и ударившись о штангу, мяч опускается почти на линию ворот. На линию, но не в ворота. Не хватает какого–то сантиметра...

— Часто вспоминаете?

— Мне не дают это забыть.

— Но наверняка не все знают, как впоследствии вы пытались отомстить Шмидту за тот проигрыш.

— Будучи игроком, я терпеть не мог вратарей, которые, отразив мой бросок, позволяли себе ехидно улыбаться. А Шмидт, он же после победы в Москве носился по залу как ненормальный, заглядывал всем в глаза, кричал «гу–у–ут». Позже мы встречались с ним несколько раз на чемпионатах. И тогда я вспоминал Москву и старался забить ему как можно больше.

— Если не считать драмы вокруг Лос–Анджелеса, то в промежутке между Олимпиадами в Москве и Сеуле советский гандбол пережил еще одно потрясение: на чемпионате мира 1986 года сборная заняла только 10–е место.

— Слава Богу, я тогда не играл.

— Почему?

— Все из–за Анатолия Евтушенко. Главный тренер сборной в 1985 году сделал меня крайним в поражении команды от немцев, ну а я в ответ не сдержался... А что до чемпионата 1986 года, то та неудача заставила изменить многое, но прежде всего она привела в сборную СССР Спартака Мироновича. Многолетнего тренера советской команды Анатолия Евтушенко вообще хотели снимать, но Москва есть Москва. Миронович стал его помощником, хотя, конечно же, весь тренировочный процесс вел он. В 1987 году нам удалось выиграть квалификационный турнир и пробиться на Олимпийские игры.

— Где, если память не изменяет, вы, по сути, не имели серьезных противников?

— А как же югославы? С ними мы встречались в первом же матче, и по всем раскладам в этой игре разыгрывалось олимпийское «золото». Напряжение было невероятное, но это правда, мы выиграли удивительно легко. Мячей пять, по–моему.

— 24:18 — это точнее. Давайте вспоминать еще. Какой из международных матчей вашего СКА был лучшим?

— В 1989 году мы играли с румынским клубом «Стяуа» в финале Кубка чемпионов. В первом матче в гостях уступили шесть мячей. А вот дома...

Александр делает паузу, и кажется, будто он уже снова там, на площадке, где рождается легенда.

— Дома мы показали такую защиту, которую не показывал никто и никогда. Да и мы сами сыграли так всего один раз. Почему? Да потому, что подготовку к ответной встрече мы начали прямо в гостинице Бухареста. Собрались основные игроки, анализировали, спорили. Так продолжалось несколько дней, и в конце концов мы пришли к единому мнению, что лучше всего будет сыграть с румынами персонально. Миронович поначалу не соглашался, но мы его уломали. В «Стайках» к той игре мы готовились, как Королев к первому космическому полету — отрабатывали взаимодействия, сверялись с монитором, опять отрабатывали, опять... Та игра в Минске вышла на загляденье. Мы победили с разницей в четырнадцать мячей, и мы были по–настоящему счастливы.

— Скажите, кто был главным болельщиком команды СКА?

— На всех матчах, которые мы проводили в армейском манеже, во Дворце спорта, трибуны всегда заполнялись до отказа. Так что не выспрашивайте у меня о разного рода начальниках, военных. Самым главным болельщиком для нас всегда были обыкновенные люди, которые без всякого принуждения заполняли трибуны. Для них мы с удовольствием и играли.

— С кем из старых партнеров поддерживаете связь сегодня?

— Со Спартаком Петровичем прежде всего. Как–никак, сегодня оба работаем в СКА, а раньше — и в сборной. Сколько это лет мы уже вместе? 34. Ух ты! Из остальных ребят чаще общаюсь с Костей Шароваровым, но тоже по службе — он тренирует женскую сборную страны. А так наш СКА разлетелся по миру: Галуза — в Голландии, Якимович — в Испании, Масалков, Свириденко — в Германии, Малиновский — в Польше, Шевцов вот сейчас тренирует нашу мужскую сборную, а Михута — клуб из Новополоцка.

— А ваш харизматичный вратарь Олег Васильченко потерялся?

— Ничего он не потерялся. Купил дом под Минском, живет там и работает.

— В одном из интервью вы сказали, что один из ваших лучших друзей — нынешний наставник БГК им. Мешкова Алексей Пчеляков. А ведь он же из астраханского «Динамо»?

— Не удивляйтесь. СКА и «Динамо» в 80–е дружили едва ли не полными составами. Мы словно нашли команду, близкую нам по духу. Вместе играли, вместе тренировались, вместе жили на базе в Астрахани. Витя Орлов, Вася Хлестунов, ну и Лешка Пчеляков — мы постоянно перезваниваемся, общаемся.

Никогда бы не подумал, что близость духа может проявиться таким уникальным способом. Дверь комнаты, в которой мы беседовали с Каршакевичем, распахнулась аккурат на слове «общаемся». На пороге стоял Алексей Пчеляков. Его команда только что закончила «футбольную» разминку и отправлялась в гостиницу. Друзья обменялись подначками и... расстались. Пчеляков, увидев диктофон и фотокамеру, не стал мешать интервью, а Каршакевич просто пообещал быть вечером на игре. Так что одним болельщиком у БГК в тот день точно было больше...

— Бессменным «голосом» белорусского гандбола вот уже многие годы остается журналист Сергей Новиков. Каков его вклад в ваше дело?

— Для СКА он сделал очень многое. Да кто бы о нас знал, если бы не Новиков! Он прилагал большие усилия для организации телетрансляций гандбольных матчей из самых разных уголков Советского Союза, расписывал наши «подвиги» в «Физкультурнике», брал интервью, анализировал. Сергей — почти мой ровесник, может, поэтому, а может, просто из душевной близости, но он очень легко вошел в команду, был и остается в ней своим человеком. Единственное, за что он получал от нас упреки, так это за попытки предсказывать гол во время атаки. Никогда нельзя делать этого, народ по этому поводу уже давно все придумал. Не говори, как говорится, гоп.

В начале века журналисты были вынуждены взывать к общественности. Тогда у едва перешагнувшего 40–летний рубеж Каршакевича выявилась профессиональная болячка — двусторонний гиперпластический коксартроз. За этими мудреными словами скрывались приступы острой боли в спине и тазобедренном суставе. Возглавлявшему в ту пору национальную сборную Беларуси Каршакевичу требовался имплантат тазобедренного сустава, примерно такой, какой однажды вживили бывшему российскому премьеру Евгению Примакову. Стоила эта штуковина 2,5 тысячи долларов, операция в Германии тянула еще на сорок тысяч, но ее не сделали ни за границей, ни у нас. Больной сегодня говорит, что сам отказался.

— Как ваше самочувствие?

— По поводу своего здоровья я говорю всем «Не дождетесь». Полон сил к работе. А то, что прихрамываю, то это иногда и по привычке. Никаких операций я не делал. Хожу на своих ногах и буду ходить, пока ходится.

— Вам что–то помешало сделать операцию? Деньги?

— Я был против того, чтобы вокруг состояния моего здоровья поднимали столько шуму. Понимал, что требовавшаяся для операции сумма не столь значительна, чтобы ее нужно было собирать по кругу. Чиновники из Минздрава, Минспорта могли одним росчерком пера решить вопрос. Но операцию я не делал все–таки не поэтому. Просто послушал совета одного опытного врача из НИИ травматологии.

— Думаю, не ошибусь, если предположу, что ваша хромота вряд ли служит наглядным пособием для новых поколений белорусских гандболистов. Зачем им горбатиться на тренировках, когда перед глазами хромой Каршакевич?

— Эх, ребята, все не так. Знай я в детстве, что буду прихрамывать к 40 годам, думаете, не пошел бы в гандбол. Да побежал бы! Гандбол — это моя жизнь, моя игра.

— Своего сына Максима вы привели на площадку?

— Это он сам. Пошел с другом да так и остался. А я только всегда просил его не прикрываться отцом: «Какая разница, кто у тебя папа — олимпийский чемпион или фрезеровщик. Вышел играть — играй».

— Пытались ли вы обучить Максима своей коронной подкрутке?

— Подкрутка — это как высшая математика. Вначале каждый крайний игрок должен научиться просто забрасывать мячи. Не умеешь забивать — ни о какой подкрутке и речи нельзя вести. Она губит начинающего игрока.

— Но вы–то это деление столбиком прошли быстро. «Друд из Зеленого Луга», как вас когда–то назвал Новиков, давно слывет в гандболе профессором. Как сами–то шлифовали знаменитую подкрутку?

— Оставался один после тренировок, выдвигал ближнюю штангу ворот на метр вперед, потом уходил в самый угол площадки и давай крутить...

Вот такой он — Александр Каршакевич. Олимпийский чемпион–1988, серебряный призер Игр–1980. Чемпион мира–1982, серебряный призер чемпионата мира–1990. Шестикратный чемпион СССР, обладатель Кубка европейских чемпионов 1987, 1989, 1990 гг., обладатель Кубка кубков европейских стран 1983, 1988 гг. И все это — в составе команды СКА (Минск). Если вам посчастливится встретить этого уникального спортсмена, то попробуйте вспомнить, как он играл. Уверен, вам полегчает...

Автор публикации: Сергей ГОЛЕСНИК