Олег Шепель: не быть мне гармонистом
17.03.2010
—
Новости Спорта
Его судьба — практический готовый сценарий для голливудской постановки извечной и любимой народом истории self made men’a — обычного парня, выбившегося из грязи в князи. Родившись в маленькой деревушке Ухлядь Быховского района Могилевской области, он стал первым паралимпийским чемпионом в истории СССР. Затем довел счет золотых медалей на Паралимпиадах до пяти, стал председателем Паралимпийского комитета страны, а затем и главой белорусского товарищества слепых — холдинга, в котором на 18 предприятиях работают тысячи инвалидов по зрению.
Детство: 150 граммов сметаны были круче, чем любая золотая медаль
— Интересно, о чем мечтал маленький мальчик из деревни с романтическим названием Ухлядь?
— Ну, уж точно не о космонавтике. Все мечты были приземленными — бригадиром или, скажем, военным — раньше эта профессия считалась очень престижной. Мама моя умерла рано, а отец считал, что ребенку прежде всего надо получить хорошее образование. Но тогда вариантов было немного — Шкловский дом-интернат для детей с ослабленным зрением (к коим относился и я) был, пожалуй, лучшим из них.
Интернат — не деревня, там жесткая дисциплина и все по расписанию, потому и учиться плохо было просто невозможно. Второе воспоминание о той поре — постоянное чувство голода, которое, впрочем, в старших классах куда-то затерялось. Отец и бабка давали деньги на четверть — в общей сумме 15 рублей, которые тратились в магазине, куда нас водили в среду и воскресенье на исключительно полезные вещи — например, консервы. Я до сих пор помню, сколько стоит килька в томатном соусе, солянка или паштет „Волна“.
Приходили в спальню, где жили 28 человек, составляли тумбочки и выставляли все на общий стол. Аппетит всегда был волчий — я как-то выиграл на спор кило колбасы, что за раз смогу съесть полкило сала с литровой банкой варенья.
А знаете, почему я быстро бегать научился? У нас туалет был на улице в 60 метрах от здания интерната. И ночью, когда лень одеваться, тапочки на ноги — и вперед — в любую погоду...
— То есть первый ориентир в большом спорте имел для вас весьма реальные очертания?
— Именно так (улыбается). А вообще у нас был хороший учитель физкультуры — Гордеев Ефим Маркович — неординарный человек, бывший боевой летчик. Он не имел специального образования, но вел тренировочный процесс, тем не менее, образцово. Ну и еще являлся отменным педагогом — мы за ним в огонь и воду готовы были идти. Кроме того, был еще один существенный плюс в занятиях спортом — люди, входившие в сборную школы, дополнительно получали 150 граммов сметаны. На самом деле это было круче, чем любая золотая медаль и за попадание в сборную борьба велась не шуточная.
Я долгое время боролся между увлечением музыкой и спортом, но последний все-таки победил, и когда папа подарил мне баян на день рождения. Я плакал потому, что уже знал — никогда не быть мне гармонистом.
Первый выезд за рубеж: Мой самый грандиозный чейндж был связан с электросамоваром, стоившим 30 рублей
— Первым парнем на деревне...
— Да, это одно из удивительных качеств спорта — он постоянно заставляет тебя совершенствоваться и идти вперед. Моя мечта росла и крепла с каждым годом — после 10 лет упорных тренировок в 1987 я попал в сборную СССР, которая готовилась к своему дебюту на Паралимпиаде — 1988 в Сеуле.
Знаете, с чем были связаны самые яркие воспоминания в то время? С выездом на турнир в Японию. Я первый раз в жизни попал за рубеж и сразу в такую страну... В Москве получил такую накачку, что сразу после прилета, еще в аэропорту, начал оглядываться, пытаясь распознать шпионов, которые, разумеется, должны были быть к нам приставлены. Ходили поначалу группами — как и инструктировали, а потом поняли, что никому мы тут 100 лет не нужны... О магазинах говорить не буду — понятно, что мы стояли там с открытыми ртами и круглыми глазами...
— Советские спортсмены всегда делали маленький бизнес, провозя за рубеж невинные предметы отечественно ширпотреба, главным из которых непременно была водка...
— Суточные были крохотными, а подарки — пусть даже чисто символические — хотелось привезти всем. Самым распространенным бизнесом по-русски была продажа водки иностранцам в первый день приезда и выкуп ее обратно в последний — чтобы отпраздновать победу...
Это сейчас спортсменов практически после каждого турнира имеют гарантированные призовые, а тогда все забирало государство, потому народ старался, как мог — скажем, на Олимпиаде в Сеуле в 88-м продавалось практически все, что было привезено из дома. Мой самый грандиозный чейндж был связан с электросамоваром, стоившим 30 рублей. Я его поменял на двухкассетник Gold Star. К сожалению, в связи с тем, что в Союзе знали только две марки — Sharp и Sony, то продал я его за 800 рублей, хотя в ином случае можно было выручить куда больше. 15-копеечный значок менялся на бумажную бейсболку и продавался на родине за 5 рублей. Сигареты „Космос“ менялись на кассету — еще „пятерка“ (улыбается).
Разумеется, что этим бизнесом мы занимались исключительно после соревнований. Когда соревнуешься, то ни о чем другом не думаешь.
Студенчество: Я принципиально выбрал институт культуры
— Интересно, что переехав из Шклова в Минск, вы поступили не в институт физкультуры, как все спортсмены...
— У меня амбиций много было. Раньше как говорили: „Если нет ума — поступай в пед, если нет культуры — поступай в мед, а коли нет ни ума, ни культуры, то иди в институт физкультуры“. И я принципиально пошел в институт культуры — потому что про него ничего такого не говорили.
Крутился там как белка в колесе. Вставал в 6.00, учил уроки, в 8.30 начинались пары, заканчивались в 14.30, я обедал, мчался в общежитие, собирался на тренировку и ехал через весь город в Уручье в легкоатлетический манеж. Вернулся, покушал, а на часах уже 11 вечера — отбой. И так каждый день. Стипендии поначалу не хватало, и потому сидел на батоне с чаем — это было любимое блюдо.
Все изменилось чудесным образом после того, как попал в сборную СССР. Со стипендией и талонами выходило около 700 рублей. Фантастическая по тем временам сумма. Я даже не знал, куда их девать. Поэтому решил помогать родственникам и инфляцию встретил без особенного огорчения — на книжке тогда лежало рублей 200, не больше. И я рад, что прошел тот испытание деньгами, потому что многие мои ровесники на этом погорели. В то время в костюме с надписью СССР можно было спокойно пройти в ресторан, и даже самый строгий швейцар не задал бы ни одного вопроса...
Но я был правильным человеком в этом плане — в манеже мог хоть 24 часа в сутки сидеть. От спорта стал уставать лишь тогда, когда в 1996-м в Израиль уехал Павел Наумович Гойхман — один из величайших тренеров в мире по прыжкам в высоту. Мне просто стало скучно без него тренироваться.
Начало бизнеса: Пришлось быть и столяром, и каменщиком, и плотником
— И потому вы начали заниматься бизнесом?
— Белорусское общество слепых в то время возглавлял Анатолий Иванович Нетылькин — опять-таки неординарный и харизматичный человек — мне как-то везло на них по жизни. Однажды я пришел к нему посоветоваться насчет своего будущего, и он предложил мне заняться кафе, которое собирались устроить на месте бывшего предприятия.
Принялся за работу с энтузиазмом — пришлось быть и столяром, и каменщиком, и плотником. С авоськами ездил на Комаровку, чтобы покупать продукты для нашего ресторана, который назвали „У фонтана“ — фонтан в центре зала, кстати, тоже строили собственными руками...
Тогда я понял — в бизнесе, как и в спорте, ничего так сразу не бывает. Надо терпеть, работать и учиться...
Мы оказались способными учениками — ресторан начал приносить неплохую прибыль. Снова стало скучно — начали думать, что можно сделать еще. Взялись за летнее кафе, сделали баню, реконструировали гостиницу — короче, начали развиваться во все стороны. Потом, после смерти Анатолия Ивановича люди оказали мне доверие — наверное, заметили мои старания и инициативу и в 2001-м году выбрали на пост председателя центрального правления товарищества инвалидов по зрению.
Бизнес товарищества инвалидов по зрению: Во всех ледовых дворцах и новых стадионах страны наши кресла
— Трудно было?
— Да, в условиях жесткого рынка электроустановочные изделия, которые традиционно выпускали наши предприятия, в таком количестве уже никому не были нужны. 8 из 18 заводов были убыточными. Требовалось срочно перепрофилировать мощности на другую продукцию просто хотя бы потому, чтобы не выставить инвалидов на улицу. Нужны были льготы, за них мы серьезно поборолись и нашли понимание у государства. В 2009 заплатили в бюджет страны порядка 10 миллиардов, и это стало лучшим ответом тем, кто кричал, что в нашей стране все должны быть равными. Мы сохранили предприятия, платим налоги и сумели избежать кучи социальных проблем — поверьте, это дорогого стоит.
Как об инвалидах обычно думают — ну что с них взять? А я всегда знал, что они могут многое — и сегодня во всех ледовых дворцах и новых стадионах страны наши кресла. Делаем стулья для троллейбусов, развиваем новое направление: улично-парковое освещение, начиная от консольных мачт и заканчивая светильниками. Делаем фильтры для большегрузных автомобилей и сельхозтехники. Сейчас мы выпускаем более 2,5 тысяч наименований изделий.
— Какова сегодня средняя зарплата на ваших заводах?
— Порядка 700 000 рублей. С пенсиями выходит около миллиона. Это неплохо, учитывая то, что мы единственная страна на постсоветском пространстве, которая сохранила все свои предприятия. В Харькове раньше работало 2 500 человек, а сейчас только 40. В Петербурге — 150... А у нас осталось только одно убыточное предприятие, да и то скоро оно выйдет на положительный баланс.
Главное даже не само производство, а социальная сфера и средства реабилитации людей. После работы слепой человек не должен уходить в четыре стены, у нас на предприятиях много кружков, где он может проявить свои творческие и интеллектуальные способности.
Семья и досуг: Отдыхать больше всего люблю на родине
— А чем занимается в свободное время Олег Шепель?
— Его не так много, к сожалению. Но с любую свободную минуту стараюсь заниматься спортом. Во вторник у нас волейбол и баня, в субботу и воскресенье — футбол. И еще два раза в неделю во время обеденного перерыва я плаваю в бассейне — очень удобно, потому что в это время там никого нет.
Отдыхать больше всего люблю на родине — хотя я теперь человек не бедный и мог бы позволить себе любой курорт. Но что там — пальмы и песок? А с другой стороны мужики из родной деревни, с которыми ночью можно посидеть у костра, а утром махнуть на рыбалку или за грибами... И все это по тем местам, где бегал еще пацаном... Думаю, многие деревенские меня поймут...
— А сын поймет?
— Сложно сказать... Я всегда давал детям свободу действий. Они знали — если что-то делаешь, то и отвечаешь за это сам. Прекрасно понимал, что коль буду помогать сыну поступать в вуз, то и учиться дальше тоже придется вместе с ним. Парень провалился на экзаменах в институт и у него мозги начали постепенно вставать на место.
Вначале пошел работать на один завод, потом на другой — везде платили мало. Потом попросил меня устроить его на наше предприятие. И там уже — с третьей попытки — сын понял, что без высшего образования всю жизнь придется быть на побегушках. В итоге он сам поступил в институт.
С дочкой проще — она учится в высшей школе туризма на отделении гостиничного бизнеса, великолепно знает иностранный язык и имеет похвальное стремление поехать в Англию учиться дальше. Конечно, я ей помогу...
Карьера: Человек должен заниматься тем, что он лучше всего знает и умеет
— Сегодня вы довольны собой?
— Пожалуй, да. Мы перевооружили наши предприятия, и они уверенно смотрят в завтрашний день. Мы сразу договорились с инвалидами — как только они переступают проходную, то тут же становятся здоровыми людьми, то есть спрос с них будет по полной программе — в соответствии с трудовым кодексом. Может быть, этот подход покажется жестким, но только так человек может реализовать себя в максимальном объеме, забыв о том, что у него есть увечье. А если тебе себя жалко, то сиди дома и живи на пенсию.
— Слышали, у вас было несколько интересных предложений по поводу дальнейшего трудоустройства — уже на более высоком государственном уровне...
— Если бы я был карьеристом, то, наверное, давно бы уже сидел в другом месте. Мое же глубокое убеждение состоит в том, что каждый человек должен заниматься тем, что он лучше всего знает и умеет. К сожалению, в нашей стране так бывает не всегда — слишком много развелось кумов, братьев и сватов. Человек с радостью принимает новый кабинет с кожаными диванами, не понимая, что к этому кабинету надо идти ступеньками — как в старое доброе советское время. А из-за этого наше государство теряет темп — с такими вот скороспелыми начальниками, которых самих еще учить надо.
Футбол: На тренировках у ребят главный герой тот, кто умеет сачкануть. С таким подходом мы никогда не выиграем Чемпионат мира
— Это правда, что у вас есть мечта, закончив деловую административную карьеру пойти потом работать детским футбольным тренером?
— Правда. И я уверен, что у меня получится. Наших детей загоняют в рамки и уже чуть ли не с пяти лет требуют результата. Опять-таки по советской традиции — но этот тот пример, которому следовать не стоит. В этом возрасте ребенку надо дать свободу импровизации и творчества, поставить технику и позволить проявить ему все свои сильные стороны, о которых пока не знает ни он сам, ни его тренер. А потом их развивать — долго и умело. Но ни в коем случае не причесывать всех под одну гребенку.
Когда сын ходил на футбол, я частенько бывал на тренировках и видел, что главный герой у ребят не тот, кто работает самоотверженней всех, а тот, кто умеет сачкануть так, чтобы этого не заметил тренер... Но это же неправильно — с таким подходом мы никогда не выиграем чемпионат мира по футболу.
— А что, можем?
— Теоретически — да. Практически в это вряд ли кто-то сможет поверить. Но, как известно, чем более глобальную задачу человек перед собой ставит, тем большего он добивается...
Шепель прав — он как раз из тех людей, которые подтверждают истину этой житейской мудрости. Ведь ему тоже ничто не мешало сейчас работать бригадиром в одном из колхозов Быховского района, принимать законные 200 граммов после окончания трудового дня, а по выходным наяривать на гармошке — на радость сельчанам, которым по жизни тоже немного надо — лишь чарку да шкварку...
Но он сделал себя сам...