Поговорили с активным военкомом Гомельщины, которому в Жлобине кричали «Уходи!» - а по телевизору показали немного не так

Помните энергичного мужчину в красной рубашке, который активно выступал на митингах за Лукашенко и защищал заводы Гомельщины от забастовок? Под государственными флагами он с утра приходил к проходным «Гомсельмаша», а уже вечером ехал на бастующий жлобинский БМЗ. Толпа в Жлобине ему (а не Марии Колесниковой, как это показали на белорусском телевидении) кричала «Уходи!» — но он не ушел. Многие узнали в ораторе военного комиссара Гомельской области Андрея Кривоносова. Он рассказал TUT.BY, что участвовал в митингах в свой законный отпуск — а мы поинтересовались, почему гомельскому полковнику не отдыхается и что он думает о происходящем в стране.

На разговор с TUT.BY Андрей Кривоносов согласился сразу. Потом в начале встречи стало известно, что наше интервью будут записывать на видео, зачем — неизвестно. А еще комиссар предупредил, что намерен не только отвечать на вопросы журналиста, но и задавать свои — и на иные условия, мол, не согласен.

— На провластном митинге в Гомеле 18 августа вы были очень активны. Как вообще там оказались?

— 9 августа я сделал свой выбор и 10-го хотел отправиться в отпуск — просто на даче побыть с семьей. А потом смотрю — события начали разворачиваться, и события эти мне не нравятся. Они, по моему мнению, направлены против государственности Республики Беларусь. А я же — человек государев. Поэтому когда узнал, что будет митинг в поддержку власти, президента, тут же предложил свое участие. Конечно, готовился. Может, излишне эмоционально выступил. Но я сам по себе очень эмоциональный человек — что на душе, то и на языке. То, что я говорил на митинге, я говорил искренне, как гражданин, как офицер, как защитник своей родины.

— Вы тогда очень много говорили об угрозах внешних сил, войне — мол, страну хотят разорвать, уничтожить.

— Все это [информация] в открытом доступе. Можно самостоятельно изучить и принять решение, кому верить. Выражать протесты или защищать от протестов. Вы посмотрите СМИ и сделайте выводы — есть эти силы на стороне или нет их. Я верю тому, что я читаю.

— А что вы читаете?

— Что 18 самолетов НАТО из Германии были перемещены в Польшу. О чем это говорит? О том, что увеличились разведвылеты авиации вдоль границ Республики Беларусь. Об этом по телевидению начальник главного разведывательного управления генерал-майор Косыгин доводил до всего белорусского народа.

— А еще на этом же митинге вы сказали, что — процитирую — «под бело-красно-белым флагом ходили фашистские прихвостни и творили бесчинства». Вы действительно считаете, что в том, что в определенный трагический момент нашей истории кто-то использовал наш флаг, он виноват?

— Не флаг, конечно, виноват. Виноваты те люди, которые под ним творили бесчинства. Но этот флаг не был у нас исторически.

— Ему больше лет, чем современному государственному.

— Я вам свою точку зрения говорю. Этот флаг сегодня используют протестующие — и это их дело. У меня эмоции он только определенные вызывает. Я как патриот страны, зная историю Великой Отечественной войны, зная, что под этим флагом уничтожали наш народ, не могу его воспринимать. Да, я принимал в 1992 году под ним присягу — но на референдуме 1995-го я голосовал не за него.

— Называть его «фашистским» — правильно? Эту фразу сегодня я слышу регулярно от многих представителей власти. Ни одна страна, которая находилась под фашистской оккупацией, потом не отказывалась от своего флага только потому, что какая-то часть народа использовала его в союзе с фашистами.

— А давайте вспомним, кто вообще сегодня первым произнес слово «фашисты» и в адрес кого?

— Кто же?

— Протестующие так назвали наш ОМОН.

— Людей после выборов били и калечили. Эмоционально вы не можете их понять?

— Били. А кто первый начал задираться?

— Об этом мы еще поговорим, но давайте закончим про флаги. На большом гомельском митинге «За батьку» я видела знамена НОДа. Вас это не смущает?

— Я их не видел. Ну, наверное, есть приверженцы этого движения среди тех, кто пришел на митинг.

— Что они здесь делают? В то время как исторический бело-красно-белый флаг белорусам запрещают.

— Кто запрещает?

— К белорусам приходят домой, срезают и снимают флаги, бело-красно-белые шторы, судят за бело-красно-белое платье — а еще могут посадить на сутки, если у тебя на плечах БЧБ-флаг. На флаги же НОДа почему-то сотрудники милиции даже не отреагировали.

— Каким документом запрещен бело-красно-белый флаг? Мне неизвестно, почему так. Но к бело-красно-белому флагу я сказал свое отношение. И считаю кощунством то, что люди с этими флагами приходят на мемориалы к тем, кого под этими флагами убивали. Я категорически против этого.

— А потом вы очень самоотверженно выступали на двух предприятиях области, которые собирались бастовать — «Гомсельмаше» и БМЗ. Зачем вам это?

— У меня есть друзья и товарищи, которые работают на «Гомсельмаше». Они мне рассказали обстановку, мол, не дают спокойно работать, стоят под красно-белыми флагами и призывают бастовать. Все это понятно для чего делается — чтобы свалить государственность нашу. У меня отпуск, время свободное есть — я и поехал посмотреть, что там происходит. И вижу, что надо вмешаться, надо показать, что есть люди, которые поддерживают рабочих, которые не хотят, чтобы были забастовки, чтобы экономический кризис у нас продолжался. Поэтому я взял государственную атрибутику и пришел на «Гомсельмаш». В Жлобине на БМЗ у меня тоже друзья и товарищи. Я посчитал долгом поддержать тех, кто не хочет бастовать. И появлюсь там еще, если надо.

— На БМЗ вы приехали тогда же, когда и Мария Колесникова. Вам пришлось делить сцену.

— Нормально в итоге получилось, да? Она молодец, дала возможность выступить и с альтернативным мнением. Мы на равных общались с людьми.

— Ну, вы ей тогда особо выбора и не оставили. И вам кричали «Уходи». Кстати, а по БТ потом показали, что это было адресовано не вам, а Марии.

— Да, сделали такое. Это называется элементами информационного противоборства. Вот возьмем ваш портал. К примеру, ваши ангажированные заголовки: «Тут избили», «Там в троллейбусе жестко задержали»… Сразу у человека, который читает: «Ух ты, ух ты!» А там только мнение с одной камеры, а второй стороны и нет. Так и здесь получилось: БТ из тех стримов, которые снимались, сделало свой репортаж. Я судить не собираюсь — фейк это или нет. Они увидели это так.

Видео: «Сильные Новости»

— Вам как представителю власти кричат: «Уходи!» Что вы чувствовали?

— Человек, которому так кричат, чувствует, что с этими людьми надо работать. И не на митингах — на них уже поздно. К сожалению, в свое время, как мне кажется, была упущена та важная идеологическая составляющая, когда надо работать с человеком. И никаких протестных движений не было бы, если бы была идеально налажена эта идеологическая работа.

— И что же, на ваш взгляд, должны были делать идеологи, чтобы люди не вышли на улицы?

— Это не только идеологов касается. Это работа и руководителей предприятий, и руководителей регионов, и работа общественных организаций, и даже школ. К сожалению, те люди, которые должны были ее вести, самоустранились от этого. Отсюда сейчас такой раздрай. Самое лучшее сейчас — взять паузу, успокоиться. Неужели вы не видите, что за три недели протестное движение не дало никакого импульса, никакой динамики в развитии нашего государства? В то же время президент говорит, что конституционная реформа будет проведена, но он будет разговаривать с легитимными представителями народа. Сейчас же давайте посмотрим Координационный совет. Чьи интересы он представляет? Неорганизованной группы людей. Потому что организованные группы людей — это представители общественных организаций, партий политических. Вот сейчас Бабарико и Колесникова анонсировали организацию новой партии «Вместе» — до них дошло, что они должны кого-то представлять, что только тогда они смогут представлять интересы людей, которые туда войдут. Но, продолжая протестные движения, они только отдаляют этот процесс.

— Как вы оцениваете перспективы создания этой самой партии? Успеют-то? Членов Совета уже вызывают в Следственный комитет, некоторых задерживают.

— Ну, смотрите. Я решил сделать переоборудование квартиры. Один вариант: делаю, не зарегистрировав, — и потом плачу штрафы и при этом не получаю разрешение. И второй — согласую со всеми службами, получаю разрешение и переоборудую без нарушений и штрафов. Выразить протест на улице — очень легко. А ты попробуй выразить протест в рамках того законодательства, которое у нас есть.

— Но, подождите, изначально все ведь было по правилам. «Проект на переоборудование квартиры» был, его пытались «зарегистрировать без нарушений и штрафов»: были претенденты в президенты, люди честно собирали подписи, инициативные группы самоотверженно работали — а потом то недосчитались собранных подписей, то уголовные дела, преследования, тюрьмы.

— То количество подписей, которое собрали — то и зарегистрировали. Если кто-то не успел собрать эти подписи или собрал с недостоверными сведениями — тех не зарегистрировали. Все просто.

— Все видели очереди желающих подписаться за альтернативных кандидатов в кандидаты.

— Сколько человек там было? В процентном отношении к избирателям?

— У меня таких данных нет. Но все могли ежедневно в любом городе страны наблюдать эти очереди из желающих оставить свои подписи.

— И никто же людям не запрещал это делать! А то, что у следственных органов появились вопросы к отдельным кандидатам — это уже вопросы следственных органов и кандидатов. Значит, эти вопросы всплыли. Случайно или целенаправленно они всплыли — не мне судить. Все, кто прошел, стал участвовать в выборах.

— Независимых наблюдателей не пускали на участки — сотни жалоб, на которые никто не реагировал.

— Ну почему не реагировали? Все эти люди подали жалобы в ЦИК, ЦИК рассмотрел и дал ответ. Не согласны? Обратились выше в инстанцию — в Верховный суд. Выше уже ничего нет.

— Но вы понимаете, почему недовольные люди вышли на улицы 9 августа?

— Сколько людей вышло?

— Много. Вы же видели сами.

— Так точно — много! Но меньше тех, кто считает, что все прошло нормально?

— Я не знаю, сколько их.

— А их — сколько? Ну, в Минске, например, недовольных сколько выходило?

— В разные дни — по-разному. И более 200 тысяч одномоментно выходило.

— Ну и сколько это в процентном соотношении от тех граждан, которые имеют избирательное право?

— Подождите. Ну тогда нужно к ним прибавить тех, кто едет по проспектам на авто и сигналит, тех, кто приветствует протестующих из окон своих квартир, и тех, кто не вышел на улицы из-за того, что не с кем оставить детей или же из-за боязни потерять работу или подставить своего начальника.

— Ну, хорошо, умножим на три — ну 600 тыс. протестующих получается. А нас, имеющих избирательное право, 6 млн. То есть это — 10%. То есть это не весь народ, а всего группа граждан.

— Ну это только в Минске. Ок, давайте тогда поговорим про другую группу граждан. К нам в редакцию приходили десятки писем, аудио, в которых люди жаловались, что их под страхом увольнения и других санкций загоняли на провластные митинги. Длинные очереди автобусов, которые привезли людей из районов в областные центры и столицу, тоже видели все.

— Хорошо, вот вы говорите: в Минске собралось 200 тысяч протестующих. Это что, все — жители Минска? А почему вы не показали автомобили протестующих, которые шли колонной из регионов в Минск?

— Но это другое. Тут люди если ехали, то не на казенных автобусах и не за бюджетные деньги.

— А я вот, кстати, на все митинги тоже на личных авто ездил. И мои единомышленники тоже. Не хватало флагов — тоже сбросились и купили.

— Хорошо. Для вас 80,1% за Лукашенко на этих выборах — реальная цифра?

— Да. Я верю этим цифрам. И те люди, которые окружают меня, такого же мнения. Они голосовали так же, как и я. Не знаю, как так получилось, но это так.

— Вы, конечно же, слышали про тысячи задержанных и избитых милицией на акциях протестов. Что по этому поводу думаете?

— Это ужасно, если это правда. Теперь давайте разбираться по каждому случаю. Приведите мне примеры, фамилии. Они у вас есть?

— В стране есть погибшие из-за разгона мирных акций. Только лично у меня и только здесь в Гомеле — десятки примеров избитых. Я стояла под СИЗО и ИВС и общалась с людьми после их освобождения. Я ходила потом в суды. И только один из тех 15, с которыми я говорила, сказал, что его не били. Девочке повредили шейный позвонок, парень едва не лишился глаза, у всех гематомы от дубинок, не говоря уже про психологические травмы, с которыми неизвестно, как дальше жить.

— У вас остались координаты этих людей? Подойдите с ними ко мне, напишем заявления и будем требовать проводить расследование.

— Они уже написали заявления в СК — но пока ни одного дела не возбуждено.

— Если это подтвердится, то эти люди, которые это совершили, будут наказаны. Но теперь давайте еще одну аллегорию: вы — омоновец, я — протестующий. Рядом — еще три несогласных. Я на вас бегу и нападаю. Вы пытаетесь меня взять, но я убегаю, а тут еще трое. Вы, защищая свою жизнь и здоровье, будете либеральничать?

— Я видела, работая на акциях, как паковали случайных прохожих, людей на остановках, во дворах. Зачем?

— Вы же видите только тот момент, когда пакуют. По всей видимости, информация у сотрудников милиции была, что эти люди не случайные. И второй вопрос: людям говорят, что их действия незаконны, просят разойтись. Зачем стоять? Я выходил 9-го посмотреть, что происходит, но даже я оттуда ушел.

— Почему человек должен уходить, если он ничего преступного не делает? Он не бросает «коктейли Молотова», не оскорбляет сотрудников. Почему ОМОН при этом брутально хватал и избивал?

— Всех предупреждали, что мероприятие не санкционировано. Те люди, которые не хотели нарушать закон — они ушли. Потому что, если они остаются, они провоцируют на беспорядки. Естественно, таких людей надо изолировать, — объясняет логику силовиков Андрей Кривоносов.

— Хорошо, убрали активных, изолировали. Составьте на них протокол. Осудите в нашем самом независимом суде. Зачем избивать, унижать, заставлять ползать по коридору?

— Я там не был, я это не объясню. Вот вы рассказываете это мне. Но у меня есть и такая информация, что начальник Центрального РОВД Гомеля [Александр Штрапов] покупал за свои деньги хлеб, воду и сосиски и раздавал задержанным.

— Не исключаю и этого, но не знаю. Но, очевидно, что и к милиции, и к власти теперь у, как вы говорите, части граждан доверие подорвано. Что теперь со всем этим делать, как считаете?

— Считаю, надо успокоиться, разобраться и провести реформу во власти. Президент не против. Поэтому надо его поддержать и помочь. И я уверен, что если такая необходимость наступит, то будут назначены выборы и тогда пожалуйста — голосуйте. И я уверен, у избирательной комиссии нареканий не будет. И я призываю вас [судя по всему, независимые СМИ] также нащупать этот баланс и сделать так, чтобы наша жизнь стала спокойнее.

Андрей Кривоносов и сотрудники военных комиссариатов Гомельской области поздравили президента с 66-летием словами «С днем рождения, батя!»

Не раз во время интервью Андрей Владимирович возвращался к теме внешних угроз. Главная претензия у него — к западным соседям.

— Ну вот я ссорюсь с женой в квартире — и начинает вмешиваться сосед. Может, я сам разберусь? Если я, конечно, не совершаю преступления, из-за которого весь дом рухнет…

— Ну если вы при этом не даете недвусмысленно жене понять, что другому соседу вы позволите, если вдруг что, вмешаться. И если это не преступление все же.

— Да, но потому, что в другой квартире живет мой двоюродный брат — и мы одна семья. И он может, а тот другой, чужой, с акцентом, — не может, потому что не является членом моей семьи.