«То, что зреет в головах, уже не остановишь автозаками». Белорусы - о своем первом задержании

Никита — предприниматель, десять дней этого лета он провел в ЦИП на Окрестина. Константин — айтишник, недавно он впервые жизни попал в ИВС. Переводчице Анне в этом году пришлось покататься на автозаке и встретить рассвет в РУВД, стоя лицом к стене. По данным правозащитников, в период предвыборной кампании по всей стране было задержано не меньше 1140 человек. Никита, Константин и Анна, а также Кирилл, Артем, Александр — в их числе. TUT.BY познакомился с белорусами, которых задерживал ОМОН, и поговорил с ними о выводах, которые они сделали для себя после произошедшего.

Никита, 33 года, предприниматель: «Бездомные в большем приоритете, чем те, кто думает, что голоса на выборах нужно считать»

С Никитой мы знакомимся у центра изоляции правонарушителей на Окрестина. Оттуда он выходит бодрым, как будто не провел под арестом 10 суток «за участие в несанкционированном массовом мероприятии». За воротами его уже больше часа дожидаются друзья.

Но уходить отсюда они не спешат — Никита отборно шутит и подробно рассказывает о том, что ему довелось пережить за последние дни. К разговору внимательно прислушивается женщина, которая пришла с сыном встречать бывшего мужа. На всякий случай спрашивает, не сидели ли они в одной камере.

— Человек просто пропал! Я знала, что он в тот день был в центре города. Поэтому стала звонить по всем РУВД — так в конце концов и нашла, — возмущенно говорит незнакомка.

В рюкзаке у нее звонит телефон, и оттуда вырывается громкое «Мы не быдло, стадо и трусы…» (песня Tor Band «Мы не народец». — прим. TUT.BY).

— Какой у вас рингтон!

— Как только услышала эту песню, сразу поставила себе на звонок. И в магазине, когда звонят, не снимаю до последнего, долго ищу телефон в сумочке, чтобы все вокруг слышали: мы не быдло, мы — белорусы.

Тем временем Никита рассказывает друзьям и родным, чем его кормили и как вместе с новыми друзьями они лепили шахматы из хлеба. Узнавать о реалиях быта в ЦИП ему пришлось потому, что вечером 14 июля он шел к своему авто и попал в поле зрения сотрудников ОМОН, которые перегружали задержанных из одного автозака во второй.

— Один из сотрудников подошел ко мне, взял за плечо и сказал: «Пройдемте». Ну, я и прошел — на 10 суток. В тот момент никакой акции в районе цирка уже не было. Я не сопротивлялся, знал, что не совершаю никакого правонарушения и это задержание незаконное. Меня загрузили в автозак. Сначала был там один, потом забросили других людей. Нас привезли в Московское РУВД, завели в спортзал, начали опрашивать. 10 человек из 30 отправили отдыхать в данное заведение [ЦИП].

— Вы поняли логику: кого отпускали, а кого — нет?

— В ЦИП отправляли каждого третьего — это единственное, что мы уловили. Обсуждали с парнями, что, возможно, сутки давали тем, у кого уже были административные правонарушения. Но нет — среди нас были люди, которые никогда их не совершали. Так мы оказались в этом однозвездночном отеле. Еда — на двоечку, условия — на единичку.

— Сервис?

— Сервис советский, в стиле 1930-х годов.

По словам Никиты, в его камере, рассчитанной на шесть человек, находилось восемь. Спали на голых металлических конструкциях — только спустя пару дней им выдали четыре матраса. Книги в ЦИП — запрещенка: то, что передавали родственники, до задержанных не доходило. Из развлечений — шашки, шахматы и нарды, слепленные из хлеба, обязательная физзарядка и ежедневное чтение одной и той же газеты.

— У нас была газета, которую оставили бездомные. В ней была замечательная статья про улиток, которую мы перечитывали каждый вечер несколько раз. На самом деле, занятий было море, хотя создали все условия, чтобы у нас их не было.

В одной камере с Никитой находились такие же задержанные за участие в несанкционированном массовом мероприятии. Говорит, что вместе они пытались найти смысл пребывания в этом заведении. Смысла не нашли, но кое-какую философию построили:

— В обычной жизни ты не можешь испытать столько праздников. А у нас каждый день он был. В первый раз за два дня поели — праздник. Дают кусок хлеба — он оказывается самым вкусным за последние годы. Праздником была и первая прогулка за пять-шесть дней, и одна-единственная сигарета. Каждый день мы находили момент, которому можно было порадоваться. Только один день был скучным, мы просто сидели и ничего не делали. Когда у тебя нет книги, телефона или любой другой вещи, на которую можно отвлечься, то ты думаешь обо всем. Вспоминаешь всю свою жизнь от рождения, строишь планы на следующие десятилетия. Мы разговаривали на любые темы — от правильности нахождения под арестом до философии, истории и других наук.

Несмотря ни на что, говорит Никита, настроение у него бодрое, и чувствует он себя замечательно.

— Хотя относились к нам хуже, чем к бездомным и тем, у кого серьезные проблемы с алкоголем. Наверное, у нас в государстве бездомные, алкоголики и уголовники в большем приоритете, чем люди, которые придерживаются мнения, что голоса на выборах нужно считать, а кандидатов в президенты — не сажать в тюрьму. 

Константин, 33 года, айтишник: «То, что у людей зреет в головах, уже не остановишь автозаками»

Константину Русских 33 года. Семь лет он работал системным администратором в крупной компании, после чего ушел в открытое плавание и занялся собственными проектами.

Недавно его стартапом заинтересовался европейский офис крупной IT-компании, а им самим — белорусские правоохранители. 14 июля Константина задержал ОМОН — почти у самого дома в Новой Боровой. Следующие 15 часов он провел в изоляторе временного содержания. Потом был суд, 50 базовых величин штрафа, помощь друзей, собравших эту сумму в течение дня, и поддержка незнакомых людей, которая, говорит Константин, ободряет сильнее всего.

До 14 июля он никогда не сталкивался так близко с правоохранительной и судебной системами Беларуси.

— Скажем так, я был "контактом первого уровня": однажды после концерта задержали моих друзей и оставили «на сутки».

Вечером того дня они с женой возвращались домой, увидели, что их соседи стоят на тротуаре.

— Никто, естественно, не выкрикивал никаких лозунгов. Мы припарковались, сходили домой и решили вернуться, посмотреть, что происходит. Ну, и поучаствовать, как указано в моем протоколе, — улыбается Константин.

В какой-то момент, рассказывает молодой человек, к ним подошли милиционеры в форме и объявили, что это собрание несанкционированно.

— Люди стали расходиться, но в ту же минуту подъехали два микроавтобуса, открылись двери — и оттуда выбежало порядка 20 сотрудников ОМОН. Мы с женой сразу договорились, что никуда убегать не будем, потому что ни в чем не виноваты. И тут произошло интересное. Сначала сотрудники ОМОНа нас просто обходили стороной, а потом подбежал парень, схватил за руку, затем появилось еще два сотрудника, меня схватили и бросили на пол к другим ребятам в микроавтобусе. Покатали по району, а затем отвезли в Боровлянский отдел милиции, стали составлять протоколы.

Там у нас провели опись личных вещей и повезли в ИВС на Скорины. Рядовые милиционеры вели себя суперкорректно, один из них даже провел нам юридическую консультацию: что нас ждет, какое наказание может быть и так далее.

В ИВС всех пятерых задержанных раздели догола, опять проверили личные вещи. Чувствовал себя, будто я преступник.

Затем нас разделили, сказали, что посадят в камеры с теми, кто задержан не только по административным, но и уголовным делам. Накручивали, что парню, у которого длинные волосы, за ночь их обстригут, а к моим татуировкам могут возникнуть вопросы. По итогу в камере все спали. Мы тоже легли на эти нары. Условия, честно говоря, ужасные: старые подушки и одеяла, грязные матрасы. На утро те, кто там уже находился, спросили, за что нас задержали. Мы объяснили, что просто шли по улице. Они отнеслись к нам с полным пониманием, говорили, что это «полнейший беспредел», рассказывали, каким будет суд и как стоит себя вести.

О чем думал в ИВС? Как классно будет выйти отсюда. А еще о людях, которые вынуждены сидеть в таких условиях долго, как, например, Тихановский. Я об этом человеке не знал до начала президентской кампании. Честно, не представляю, как он держится в таких условиях.

Мой друг после задержания написал, что теперь хочет уехать из страны. Наверное, лично для меня ничего не изменилось. Для кого-то приезд ОМОНа стал шоком. Я всегда держал в уме, что меня могут задержать. При этом я вряд ли хочу уехать, потому что здесь мой дом. Все мои друзья и я всегда будем только за мирное решение политического вопроса, который существует уже 26 лет.

Я спокойно воспринял задержание, ИВС, суд. Ничем не удивлен. Единственное, что меня сильно обрадовало, — это поддержка людей. Было много сообщений от тех, кого я не знаю лично. Небезразличие незнакомых людей придает сил жить в стране дальше. Ведь если у нас что-то меняется в мироощущении, значит, и мир может поменяться. А то, что у людей зреет в головах, уже не остановишь автозаками. У любого страха есть предел.

Анна, 23 года, тестировщица: «Хачу жыць у Беларусі, у якой да цябе не змогуць прыйсці без законных падставаў»

На встречу с нами Анна Белко приходит в пальто и водолазке, хотя на улице больше 20 градусов тепла. Всю ночь с 14-го на 15-е июля она простояла лицом к стене во дворе Советского РУВД — туда ее привезли после задержания на проспекте Независимости. До сих пор, говорит, не может почувствовать, что отогрелась.

Ане 23, год назад она окончила переводческий факультет Минского государственного лингвистического университета, сейчас работает тестировщицей в IT-сфере. Вечером 14 июля вместе с друзьями она гуляла по проспекту Независимости, фотографировала новый фонтан и наблюдала, что происходит на улицах.

— Я не лічу, што, калі ты выходзіш у горад разам з сябрамі, то аўтаматычна ўдзельнічаеш у акцыі пратэсту. Я проста гуляла па вуліцы. Гэта тое нешматлікае, што ў нас засталося. Астатняе паступова забіраюць.

После 22 часов, говорит Аня, им с друзьями казалось, что люди разошлись, автозаки разъехались. Но — ошиблись.

— Нечакана з’явіліся супрацоўнікі АМАП, а за імі — аўтазак. Нас пачалі адцясняць у бок цырку. Адзін з амапаўцаў сказаў, каб мы не беглі і не панікавалі, ніхто чапаць не будзе. Робім некалькі крокаў — і на мяне і майго хлопца нехта навальваецца са спіны, мы падаем на металічную агароджу, нам пачынаюць круціць рукі. Я не бачыла гэтых людзей, таму, шчыра прызнацца, спужалася. Тым больш 15 секунд таму нам сказалі, што ўсё нармальна.

Калі мяне неслі ў аўтазак, той, хто прымаў, паклаў мне руку на твар, было немагчыма дыхаць. Я сказала: «Прыбярыце руку». І ён не прыдумаў нічога лепшага, чым узяць мяне за валасы. У выніку гэтай актыўнасці ў мяне гематомы і вырваныя валасы — доктар сказаў, што не хапае кавалку дзесьці сантыметр на сантыметр.

В автозаке, рассказывает Анна, ее молодому человеку приказали лечь лицом на пол, руки держать за головой. Тем, кто будет задавать вопросы, рисовали перспективу отправиться на 15 суток. Подруга, которую занесли следом, потеряла сознание, но дать ей воды ОМОН не разрешал.

В автозаке Аню поместили в клетку — вместе с еще тремя девушками. Подруге пришлось стоять на одной ноге — настолько было тесно.

— Калі мы былі ў аўтазаку, я глядзела ў твары амапаўцам, намагалася там хоць нешта пабачыць, можа, апраўдаць іх паводзіны. Мне маральна так прасцей — разумець, што яны ж таксама людзі. Так, тыя, хто затрымліваюць, робяць балюча. Але ў аўтазаку — іншыя. У іх няма чырвоных, налітых крывёю вачэй, як гэта ўяўляецца, — там звычайныя чалавечыя вочы. Якія, можа быць, і падалі б табе вады, але побач стаіць іх агрэсіўны калега, які крычыць: «Не положено!».

Ближе к 23 часам задержанных привезли в Советский РУВД. Там они провели всю ночь, стоя лицом к стене. Отпустили задержанных ближе к пяти утра, перед этим у них взяли отпечатки пальцев и составили одинаковые протоколы за участие в несанкционированном массовом мероприятии.

— Калі глядзела на сцяну, вершы цытавала, якія толькі помніла. Але злосці не адчувала. Першыя дні пасля затрымання ў мяне, канешне, была параноя. Выходжу з дому, азіраюся, ці няма побач бусікаў. Падыходжу да акна, гляджу, ці не стаіць там хтосьці. Усё, што цяпер робіцца, скіравана на тое, каб напужаць. Але галоўнае — не баяцца. Бо тыя, што да цябе прызджае, забірае, трымае, — гэта проста людзі.

Родители, рассказывает Анна, до сих пор не верят, что так может быть.

— Вось нядаўна гутарыла з мамай, а яна мне кажа: «Скажи мне правду. Точно так было?»

Пасля свайго затрымання я напісала скаргу на дзеянні АМАП і міліцыі. Бацькі кажуць, што, можа, не трэба было пісаць, бо будзе яшчэ горш. Што можа быць горш? Што заб’юць? Ці што яшчэ нас чакае?

Я хачу жыць у Беларусі, у якой да цябе не могуць прыйсці без законных падставаў. Хачу выходзіць на вуліцу — і адчуваць, што цябе не забяруць, калі ты нікога не крыўдзіш. Пакуль ёсць адчуванне, што забіраць няма за што, але зрабіць гэта могуць. І думаеш: а ці настолькі мне важна жыць у нашай краіне? Глабальна не хацелася б з’язджаць, бо тут блізкія, сям’я, сябры. Але хочацца адчуваць, што змены будуць.

Кирилл, 21 год, студент: «После задержания отец сбросил видео, как правильно себя вести в таких ситуациях»

О перспективе получить 15 суток ареста за участие в несанкционированных массовых мероприятиях Кирилл Федосов говорит спокойное «ну и что».

— Это же только 15 суток и, возможно, цена той свободы, котором мы потом будем гордиться.

Кирилл — студент. Он окончил колледж электроники, успел поработать в школе, теперь получает высшее образование и занимается разработкой сайтов. Его отец работал на госпредприятии, но бросил все и уехал работать в Европу, чтобы содержать семью, в которой трое детей. Мама до сих пор занята в госсекторе, рассказывает Кирилл.

Вечером 14 июля его задержали, когда он ехал на велосипеде на встречу с другом.

— Это произошло недалеко от цирка. Я остановился, чтобы попить воды. Видел, что сотрудники ОМОН оттесняли людей, но не ожидал, что они меня заберут просто потому, что я стою.

Задержали Кирилла прямо с велосипедом — по словам омоновцев, для установления личности, хотя у него при себе был паспорт.

— В автозаке уже было порядка 15 человек. Когда я спросил, можно ли мне позвонить, в ответ получил по лицу. Почему нас задержали, никто не объяснил. Сказали молчать, а иначе «получим». Некоторые «получали». Один из омоновцев смотрел в окно и, как мне казалось, с каким-то удовольствием говорил: «М-м, бегут, как крысы».

Хотя понимаю, что не все сотрудники такие. В автозаке я смотрел в глаза ребятам, которые, видимо, недавно пришли на службу. Сложилось впечатление, что они вполне адекватные, понимают всю суть происходящего, но, вероятно, их там что-то держит.

В Октябрьском РУВД Кирилл пробыл более пяти часов, оттуда он уехал с протоколом за участие в несанкционированном массовом мероприятии.

— В РУВД мы разговаривали с ребятами, которых задержали, они оказались абсолютно адекватными. Я думал, что это бунтари какие-то. А они обычные ребята, образованные, у них есть цели в жизни.

Политикой, говорит Кирилл, он начал интересоваться еще в подростковом возрасте, но своего мнения на многие вещи не имел. Отец пытался поднимать такие темы в семье, но поддержки они не находили, рассказывает парень.

— Не так давно меня сильно взволновала ситуация, когда я узнал, какую пенсию получают мои бабушка и дедушка. Они живут в деревне, работы для них там нет. Уже полгода я живу отдельно от родителей и понимаю, сколько тратится денег на многие вещи. Так вот: на свою пенсию они просто сводят концы с концами! И лучше не будет. Молодые люди уезжают. Откуда будут деньги на пенсии? У меня растет маленький брат, младшая сестра. Она собирается в IT, ее, скорее всего, многие финансовые проблемы не коснутся. Но остальных ведь касаются. Меня очень это задевает.

После задержания, рассказывает Кирилл, мама попросила его никуда не ходить, отец же сбросил видео, как правильно вести себя в подобных ситуациях.

— Была мысль уехать, потому что меня здесь ничего не держит, кроме семьи. Но я не хочу этого делать. После того как меня задержали, желания бороться с этой несправедливостью только больше.

Много людей, которые никогда не интересовались политикой, сейчас активизировались. Раньше они думали, что это их не касается. Но мы все живем в государстве, и это значит, что мы в политике. Плюс выросло не одно поколение, многие путешествуют и не живут по принципу «партия приказала». У нас до поры до времени власть пыталась заглушать крик людей. Но теперь его сложно не услышать.

Артем и Александр: «Власть пытается запугать людей, но это работает в другую сторону»

Александр — начальник производства, Артем представляется начальником отдела продаж. В ночь на 15 июля они оказались в ЦИПе в одной камере — так и познакомились.

— Меня задержали вечером 14 июля напротив цирка, — говорит Артем.

— За что?

— Наверное, хотели направить в санаторий-профилакторий, — улыбается. — На самом деле, просто шел по проспекту. Когда машины сигналили, хлопал им в ответ.

Александр говорит, что вечером 14-го шел в сторону площади Победы и не дошел буквально 100 метров.

— Там людей уже не было. И вдруг появились омоновцы, начали всех хватать. Я решил: чего мне убегать? Шел спокойно дальше. Ко мне подошел командир отряда: «Так, парень, а вот ты пойдешь со мной. Сам пойдешь?»

В итоге на каждого из них составили протоколы по двум статьям — участие в несанкционированном массовом мероприятии и сопротивление сотрудникам при исполнении. Судили прямо из ЦИПа, копию постановления суда никому не выдали.

— Хотя в постановлении четко написано: приговор не вступит в законную силу, пока не выйдет срок обжалования. Но нас сразу посадили на 10 суток. Поскольку мы у друг друга свидетели, будем общаться дальше и обжаловать незаконные действия.

В камере, рассчитанной на пять человек, постоянно находилось шестеро, вспоминает Артем. Периодически подселяли задержанных за мелкое хищение или нахождение в общественном месте в нетрезвом виде.

— По внутреннему распорядку должны были быть прогулки, но их не было. Наша прогулка заключалась в том, чтобы два раза в день на минуту выйти в коридор, пока камеру обыщут. Матрасы, белье не выдавали. Спали мы на голом дереве или железе.

— Чем занимались эти десять суток?

— Мы ребята изобретательные. Если кому-то смогли передать книгу, читали ее по очереди. Играли в контакт, крокодил, шахматы сделали — нарезали листочки, подписали их, на лавке расчертили клетки.

Раньше, говорят Артем и Александр, они сталкивались с правоохранительными органами, но, говорят, этот опыт стал для них открытием.

— Власть пытается запугать людей, но это работает в другую сторону. У всех есть четкое осознание, что нужно что-то менять. Но, с другой стороны, понимаешь, что ты абсолютно не защищен.