Дом легпрома: генерал против музыки, кража в метро и лучшие коктейли «Бродвея»

Каково это — жить в доме с метро? TUT.BY продолжает рассказывать о знаковых зданиях проспекта Независимости. На этот раз — история дома № 22.

Биография города складывается из наших частных историй.

Герои рубрики TUT.BY «Окнами на проспект» делятся воспоминаниями о том, чем жил Минск в разные годы и как он менялся.

В доме № 22 бывают все, кто ездит в минском метро (точнее не «в», а «под» домом). Здесь, на углу проспекта Независимости и улицы Энгельса, — вход на станцию «Октябрьская». Но только свои знают, к кому приходил в гости композитор Дмитрий Шостакович, чем славился ресторан «Нёман» и почему проспект перебегали на фигурных коньках.

Дома № 22 и № 23 расположены ровно напротив друг друга и похожи, как близнецы. Они запроектированы как единый архитектурный ансамбль. И, по задумке зодчих, создают образ парадных ворот, за которыми — одна из главных городских площадей.

Оба здания украшены пышной лепниной.

На месте жилого дома № 22 в 1920-х располагались Дом госбанка и кинотеатр «Чырвоная зорка». Эти здания пострадали во время войны и были снесены, когда вдоль главной магистрали началась большая стройка. В 1984 году в Минске открылось метро. Первый этаж дома частично перестроен — там, где сегодня вход на станцию «Октябрьская», был ювелирный магазин.

«Зачитался и потерял Реджика»

Композитор Анатолий Богатырев — легенда белорусской музыки — переехал в дом № 22 задолго до того, как в Минске появилось метро. Здесь он прожил почти полвека — с 1954 по 2003 год.

На фотографиях к юбилейным публикациям в советских газетах он, как и подобает живому классику, спокоен, серьезен, собран. Сидит за роялем и вдумчиво смотрит в камеру. А здесь, во дворе своего дома, гуляя с любимым пекинесом Реджиком, он больше походил на Пьера Безухова — одновременно монументальный и трогательно рассеянный, в неизменных очках. Во время одной из таких прогулок, зачитавшись, — а читал он много, жадно, постоянно — Анатолий Васильевич потерял своего любимого «пекинчика». Точнее, не совсем своего — собаку подарила его супруга Наталья Сергеевна их племяннице Елене на 30-летие.

— Есть собаки, которые ни в какую не соглашаются ходить на поводке. Вот и наш Реджик такой. Он трижды терялся, два раза находился, а в третий — навсегда пропал. Тогда в Минске было всего несколько пекинесов, эта порода считалась редкой. Песик миленький: кто-то сядет на скамейку, ест мороженое, а он станет столбиком и смотрит жалостно. Наверное, если бы кто-то другой потерял Редьку, было бы еще трагичнее. Но Анатолий Васильевич так искренне переживал… — рассказывает племянница Богатыревых, музыковед Елена Соломаха.

В семье супругов Анатолия Богатырева и Натальи Богатыревой-Новицкой она жила с 13 лет. Своих детей у пары не было.

— Мой отец скоропостижно умер, а незадолго до этого — брат. Мы с мамой остались в Архангельске одни. И тетя Наташа с Анатолием Васильевичем забрали меня в Минск, а позже и мама переехала сюда, — рассказывает Елена Алексеевна.

Первое время, пока в новый элитный дом на проспекте не провели газ, кухонные плиты нагревались торфобрикетами. Это объясняет, зачем в квартирах был нужен дымоход.

— В семейном архиве сохранился документ — обращение Анатолия Васильевича к городским властям разрешить поставить в квартире печку. И ему разрешили.

— Неужели печку топили?

— Да, конечно, ведь в те времена отопительный сезон начинался строго 1 ноября, даже если на улице трещал мороз. Но и потом эта красивая зеленая изразцовая печка сохранилась и смотрелась гармонично как часть интерьера «рояльной» комнаты.

«Только сядешь за рояль, как слышишь, что кто-то отстукивает по батареям определенный ритм»

По хозяйству семье композитора помогала домработница Варя — неграмотная, но смышленая и очень симпатичная женщина сложной судьбы, как вспоминают о ней родные Богатыревых.

— Тете Наташе с ее астмой были непосильны уборка, готовка, ей необходима была помощь, — поясняет Елена Алексеевна.

Но это быт. Атмосферу дома создавали книги и музыка, которую играли, пели под аккомпанемент рояля или слушали в записи.

— Рояль был трофейным, немецкой фирмы «Бехштейн». Очень хороший по звуку, — вспоминает Елена Алексеевна. — Государство распределяло эти инструменты среди музыкантов, которые потеряли собственные в войну. Пару лет назад, когда переезжали в другую квартиру, мы с мужем передали рояль Белгосуниверситету.

— Соседи по дому разделяли увлеченность музыкой? Или, случалось, по батареям постукивали?

— Бывало по-разному. Анатолий Васильевич около 15 лет был ректором консерватории (сегодня это Белорусская государственная академия музыки), создал кафедру композиции. Среди его учеников — Эди Тырманд, Генрих Вагнер, Евгений Глебов, Юрий Семеняко, Дмитрий Смольский, Игорь Лученок, Сергей Кортес, Андрей Мдивани, Олег Ходоско… Наталья Сергеевна тоже работала в консерватории. Естественно, что к ним приходили студенты. А поскольку тетя Наташа сильно болела, ей позволили проводить индивидуальные занятия на дому.

Чтобы не тревожить соседей, в квартире сделали звукоизоляцию. В комнатах и передней поднимали пол, чтобы положить стекловату. Но не всегда это спасало. Под нами жил генерал, который буквально травлю устроил, втянул в это всех членов семьи. Только сядешь за инструмент, как слышишь, что кто-то отстукивает по батареям определенный ритм. Или палкой колотит в потолок. А однажды дошло до вызова милиции. И милиционер нам потом рассказал, что в квартире под нами весь потолок в щербинах. В итоге генералу выделили коттедж, он переехал, и проблема решилась сама собой.

А вот с соседями напротив мы дружили. Да много хороших людей было в подъезде. На первом этаже — журналист, очень приятный человек. Квартира над нами была коммунальной, там жила совершенно замечательная женщина, которая работала зубным врачом. Она лечила тетю Наташу, когда та совсем заболела и почти не выходила из дому (Натальи Сергеевны не стало в 1970 году).

«Дома кормил гостей замечательной музыкой»

Всю жизнь Богатырев собирал домашнюю библиотеку, постоянно пополнял ее. А иногда и сам был знаком с авторами, которые давно известны по книжным сериям вроде «Классики и современники». Ему посчастливилось побывать на даче Бориса Пастернака в Переделкино. Он знал Якуба Коласа, Янку Купалу, о котором писал: «Чалавек вялікай, шчырай душы, асаблівага рамантычнага складу — узнёслы, як сама паэзія».

— Замечательная традиция дома Богатыревых — чтение вслух, особенно летними вечерами на даче. А потом начиналось обсуждение, а иногда и спор, если мнения расходились, — рассказывает Елена Алексеевна о культе литературы, которому верна по сей день. — Как композитор и ректор консерватории, Анатолий Васильевич бывал в заграничных поездках. Из первой командировки в Германию он привез сборник Гумилева «Костер», изданный в 1922 году. Эта тоненькая книжечка лежала у него в столе. Напомню, Гумилев был расстрелян в 1921-м, а реабилитирован только в начале 1990-х. Если бы этот сборник нашли в багаже или позже, то Анатолий Васильевич долго был бы невыездным. Он рисковал, конечно.

Богатырев, случалось, принимал гостей, о которых говорили: «Это легенда». В его квартире в доме № 22 Дмитрий Шостакович провел вечер после исполнения в Минске своей 13-й симфонии. А познакомились они в 1928 году, когда 14-летний витеблянин Толя Богатырев с матерью специально поехал на московскую премьеру 1-й симфонии Шостаковича. Спустя годы им доводилось и музицировать вместе, и … разыгрывать партии в покер. «Шостакович любил эту игру, но много проигрывал», — делился воспоминаниями об их встречах в Ленинграде Анатолий Богатырев. Записки и заметки композитора — отдельная тема. Он старался удержать воспоминания о встречах, путешествиях, выставках, концертах, которые поразили, и записывал все, что казалось важным.

— У Анатолия Васильевича было невероятно эмоциональное отношение к музыке, как и у тети Наташи. Они постоянно слушали пластинки, и я вместе с ними, — рассказывает Елена Алексеевна. — Сколько раз при мне, а иногда и специально для меня Анатолий Васильевич проигрывал и пропевал оперные клавиры «от» и «до». Свои сочинения играл редко. Он любил исполнять то, чем был увлечен в тот момент. Буквально кормил замечательной музыкой тех, кто оказывался в его доме.

«В день открытия метро нас обокрали»

Старшее поколение помнит Минск без метро. Оно открылось всего 35 лет назад — 29 июня 1984 года. Среди первых пассажиров оказалась и Людмила Романовская. Не один месяц она наблюдала за стройкой века из окна своей квартиры в доме № 22 на проспекте. Посмотреть на результат, конечно, хотелось. Кто знал, что первая поездка в подземке запомнится … кражей.

— В день открытия метро у мамы вытащили кошелек, — вспоминает Людмила Максимовна. — Мы зашли на «Октябрьской» и поехали в магазин спортивных товаров, он находился в районе бульвара Толбухина. Вышли на «Парке Челюскинцев», а кошелька нет. Но мы не слишком расстроились. Не помню, сколько там было денег, но точно немного.

В пятиэтажку в самом центре города Людмила Романовская переехала задолго до того дня. Двухкомнатную квартиру в центре ее отец получил в 1954 году.

— Дом строился для сотрудников Министерства легкой промышленности БССР. В основном здесь жили руководители фабрик, заводов, профтехучилищ. Но были и просто хорошие специалисты отрасли, не из начальников, а также люди искусства — актеры, музыканты, — вспоминает Людмила Максимовна. — Мой папа Максим Тимофеевич Столяров тогда руководил предприятием легкой промышленности.

«Совершенно незнакомые люди звонили в дверь, просили войти посмотреть парад»

Воспоминания о дворовом детстве — горка у дома, с которой зимой съезжали на портфелях по пути из школы домой; гонки на велосипедах, настольный теннис и баскетбол (та спортивная площадка сохранилась до сих пор). Каштаны под окнами как напоминание: давно это было, сто лет назад. А если точнее — чуть больше шестидесяти. Деревья посадили еще первые жильцы дома в середине 1950-х.

— Пару лет назад каштан, который мы с подружкой в детстве посадили, спилили. Не знаю, кому он помешал… Но большинство тех деревьев сохранилось, — рассказывает Людмила Максимовна. — Жильцы ухаживают за палисадником. Столько нового появилось в последние годы — розы, рододендроны, туи. Сами покупают саженцы, следят, чтобы прижились.

Любимое развлечение детей центра снежными зимами 1950−1960-х — каток на Центральной площади (сегодня это Октябрьская).

— Из дома выходили сразу на коньках, перебегали проспект и, считай, уже на площади. Чтобы не испортить лезвия, надевали на них пластмассовые чехлы, — вспоминает Людмила Максимовна забавную деталь из детства.

Парады, демонстрации, праздничные шествия — дети воспринимали все это как зрелище. Идеология, политика — слова из лексикона взрослых.

— Подъезды были открыты. И совершенно незнакомые люди с улицы звонили в дверь, просили пустить с маленькими детьми в квартиру посмотреть парад. И мама всегда пускала. Подоконники у нас широченные. На них раскладывались подушки, чтобы детям было удобно. Хотя с нашего второго этажа обзор не такой хороший, как из квартиры моей подружки, которая жила на пятом в угловой квартире. Иногда всей компанией у нее собирались. Но я страшно боялась высоты и до сих пор боюсь, поэтому смотрела парад через окно. А друзья выходили на балкон и буквально перевешивались через перила. В юбилейный год образования БССР в Минске устраивалось масштабное костюмированное шествие. Декабрь, мороз страшный. А мы, девяти-, десятиклассники, тоже участвовали. Чтобы не замерзнуть, прямо на зимние пальто надели какие-то рубища крестьянские, платки повязали, взяли по снопу льна — и вперед. Прошлись в костюмированной колонне по проспекту, изображая тружеников села.

Но это самодеятельность. Профессиональным театром Людмила заболела благодаря маме Полине Николаевне Столяровой.

—  Всю жизнь люблю театр, часто беру билеты на спектакли, за премьерами слежу. Это от мамы. Она страшно любила театр. Папа иногда упирался, но обычно все-таки поддавался и шел с ней за компанию. Когда я повзрослела, то стала с ними ходить. В Купаловском весь репертуар пересмотрели. К культпоходам готовились, брали с собой сменную обувь. Но поскольку наш дом в двух шагах от театра, мама как-то решила — а зачем мне переобуваться, пойду в новых туфлях. Они еще совсем не разношенные были и, пока шел спектакль, ноги отекли. Представление закончилось, а она и шагу ступить не может. Пришлось папе бежать домой за обувью поудобнее.

«Лежишь на диване, а троллейбусы его объезжают»

Мы беседуем в кафе «Лакомка» — одном из немногих на проспекте, которое не меняет название и десятилетиями славится своими пирожными. Фантазирую вслух, как в 1950-е в его окна-витрины, словно в зеркало, смотрелись стиляги, поправляли модные прически.

—  То время я не застала, а вот фразу «пойдем на Бродвей» помню. У нас в компании всегда так называли сегодняшний проспект Независимости, точнее — его центральную часть. Любимый маршрут после уроков — сначала в гастроном «под часами» (народное название продуктового магазина по адресу: проспект Независимости, 16. — Прим. TUT.BY), где продавались очень вкусные соки, особенно томатный. А потом в «Лакомку» за молочными коктейлями.

Еще одна радость детства — сахарная вата, которой торговали из подвального окошка дома № 22.

— Там, где сегодня ресторан «Фрайдис», в советское время находился другой — «Нёман». И вот в этом заведении была специальная машина, где делается сахарная вата. Торговали ей из подвального окошка. Платишь 10 копеек, а тебе взамен протягивают сахарное облако. Мне рассказывали, что помещение «Нёмана» на самом деле проектировалось под библиотеку. Могла быть идеальная тишина… Но библиотеку в нашем доме так и не открыли, а ресторанов море. В «Нёмане» музыка каждый день играла. Когда ребенком была, весь репертуар знала: «Москва златоглавая», «Семь — сорок» — эта еврейская мелодия была очень популярна. А потом жильцы начали жалобы писать, и стало спокойнее. Если в ресторане мероприятие какое-то проходит, то у нас дома все слышно. Особенно когда в микрофон говорят. Но, к счастью, сейчас это не поздно продолжается, часов до одиннадцати вечера.

— Насчет шума. Можно ли привыкнуть, как гремит метро и гудит проспект?

— Метро вообще не слышу. А гул проспекта… В моем детстве напротив нашего окна была остановка общественного транспорта. Когда гости оставались с ночевкой, то жаловались: «Такое впечатление, будто лежишь на диване, который стоит посреди улицы, а троллейбусы его объезжают». Мы же так привыкли к этим звукам города, что уже и не слышали их. Что действительно мешало, так это старые фонари. Раньше они так ярко светили, что в комнате было как днем. Ляжешь спать, глаза закроешь, а свет буквально веко пробивает. Купила специальные жалюзи, чтобы не мучиться. Но недавно те фонари поменяли, и жалюзи уже можно не опускать.

— Помните день 11 апреля 2011 года, когда случился теракт в минском метро? О трагедии узнали раньше, чем об этом сообщили в новостях? Это же происходило на «Октябрьской».

— Я была дома и услышала какой-то хлопок. Но было непонятно, что за звук. А по-настоящему разволновалась, когда одна за другой пронеслись машины скорой помощи, а потом начали выносить раненых. Жуткая картина…

«В автобусе такая давка, что маме ребра сломали»

Почти всю жизнь Людмила Романовская живет по одному адресу. Как-то попробовала переехать «на район», но очень скоро вернулась в центр.

— В доме № 22 живу с двух лет. Ненадолго уезжала сразу после школы, когда поступила в институт в Москву, хотела стать конструктором-модельером. Но рано вышла замуж, родила дочек — они погодки — и перевелась в Витебский технологический университет на заочное, отучилась на технолога швейного производства. Когда появилась своя семья — переехала к мужу в Курасовщину. Но я там не смогла. Все не мое. От центра далеко, а в те годы транспорт туда ехал — битком. Мама как-то в гости к нам собралась, а в автобус столько народу набилось, такая давка там была, что ей ребра сломали. В общем, очень скоро вернулись в центр.

Многие соседи по дому из тех, с кем в детстве смотрели парады с балкона или пили чай на кухне, продали квартиры и сменили адрес. Кто-то уехал за рубеж, но интернет помог не потеряться.

— Недавно знакомые написали, они давно живут не в Минске: «Сделай фотографию проспекта с балкона и пришли, пожалуйста. Так хочется вспомнить наш вид из окна».