Хозяйственные, запасливые, моногамные. Посмотрели, как в Беловежской пуще живут сонные барсуки
К этой спячке беловежский барсук (назовем его Ясь) подготовился основательно. Перезимовать решил с семьей в просторном подземном доме под дубом на островке посреди болота Дикое. До зимы вдоволь наелся мышей, жучков, червячков, набрал жирка прилично и нанес в поземную хатку листвы, да мха на подстилку. На сон грядущий поцеловал жену, детей, завалился на бочок, закрыл глаза — а спячки все нет. Да и как тут уснуть, когда на календаре середина декабря, а на улице — то ли поздняя осень, то ли ранняя весна. Где снег? Где холода? Еще и дятлы поналетели. Долбят и долбят соседнюю сосну. А сверху кто там топает и возле норы скребется? Опять, что ли, браконьеры капканы ставят? «Да не повышает мой жир вашу потенцию», — хотел было крикнуть в норку Ясь, но присмотрелся. Вроде не капканы. Ходят людишки какие-то, рулеткой вход меряют, на смартфонах азимут высчитывают, что-то записывают. «Да будь ты мужиком, гаркни на этих браконьеров», — пробасила из спальни доминантная самка Яся. «Ой, спи уже, — отмахнулся барсук, — ученые это. С переписью пришли».
Утро. Зима. Пуща. Зубры пасутся у кормушек, благородные олени перекусывают корой и молодыми веточками, волки завтракают добытыми на рассвете оленями, а мы едем на чумазом Duster по узким асфальтированным дорогам Беловежской пущи — проверить, как там поживают белорусские барсуки.
За окном на сосны падает свежая снежная крошка, солнце только начинает карабкаться по еловым веткам к зениту, по салону разливаются мягкие фортепианные композиции Янна Тьерсена, прерываемые вздохами с заднего сиденья. Это териолог [зоолог, изучающий млекопитающих] Сергей Коротя вспомнил, что где-то на флешке с музыкой под гигабайтами усыпляющих симфонических композиций притаился 30-минутный трек с «песнями китов». В один из прошлых выездов Сергею уже посчастливилось прослушать мелодию от начала до конца и вновь погружаться в медитативные звуки океана, полные то ли радости, то ли боли, желанием он не горит.
Наш водитель — специалист по природоохранным вопросам общества «Ахова птушак Бацькаўшчыны» Ирина Кашпей — тихий протест Сергея пропускает мимо ушей, сосредоточившись на дороге.
«Никто не знает, сколько на самом деле обитает барсуков в Беловежской пуще»
Изучением беловежского барсука Ирина занимается с начала 2019 года. Сама по образованию врач. После медицинского университета работала в сфере здравоохранения.
— Душа звала ввысь, — смеется Ирина, — Хотелось заниматься тем, что мне по душе. Поэтому я бросила работу и уехала на год по программе Европейской волонтерской службы в Италию на проект по защите окружающей среды и дикой природы. Там поняла, что мне близко и чем хочется заниматься. По возвращении в Беларусь дистанционно поступила в магистратуру Эдинбургского университета по специальности «Биоразнообразие, дикая природа и здоровье экосистем» и пришла работать в АПБ.
В 2019 году АПБ и Беловежская пуща при поддержке Франкфуртского зоологического общества запустили проект по изучению популяции барсуков, которые живут на территории нацпарка. В Беларуси этот вид занесен в Красную книгу. Цель нынешнего исследования — узнать, сколько же в пуще барсуков и как их защитить.
— В последний раз подобное исследование в Беловежской пуще проводилось в 80-х годах прошлого века пущанским териологом Алексеем Николаевичем Буневичем, — объясняет Ирина. — В то время еще не было такой современной техники, как, например, фотоловушки, поэтому все исследования проводились посредством наблюдений. С тех пор никто не знает, сколько на самом деле обитает барсуков в Беловежской пуще, каково состояние популяции, какие факторы влияют на жизнь барсука здесь. Поэтому решили проводить исследование барсука в этом году.
Мы проезжаем поворот на резиденцию Деда Мороза, КПП в деревне Белый Лесок Пружанского района, минуем поля — и минут через 40 дороги паркуемся на опушке в Ощепском лесничестве. Впереди — 10 минут пешком по лесу и 2,8 километра по болоту. Где-то там и притаился со своей семьей в домике наш условный Ясь. Наша задача — найти его поселение, обмерять, зафиксировать, записать и поставить фотоловушки.
Британский барсук vs белорусский барсук
На сегодняшний день Ирина и Сергей нашли около 90 барсучьих поселений в Беловежской пуще. На норы их выводили сотрудники нацпарка: егери и лесники, а также местные жители.
— Мы их все описываем и картируем [наносим на карту], чтобы иметь четкое представление о том, что происходит с барсуком в нынешнем году, — объясняет Ирина, — Если у нас есть подозрения, что поселение жилое, устанавливаем фотоловушки в среднем на 7−9 дней. С их помощью определяем, есть ли там барсуки, сколько их. Весной и ранним летом также можем определить успешность размножения.
Белорусский барсук, в отличие, например, от британского, часто уходит подальше от человека. Если британцы селятся возле полей, чтобы иметь постоянный доступ к кормовой базе, то наши нередко встречаются и в дремучих лесах. В глушь белорусских барсуков загоняют уничтожение людьми мест их обитания и браконьеры. Последние очень любят добывать черно-белого зверька ради жира, который широко используется в народной медицине как лекарство чуть ли не от всех болезней: якобы и кожу восстанавливает, и потенцию повышает, и старение предотвращает. В общем, спрос на жир велик, поэтому незаконная охота не прекращается.
Домик бобра и кости оленя
10 минут по лесу — и мы минуем последнюю линию сосен и выходим на Дикое, одно из самых древних болот Европы, возрастом более 6 тысяч лет, если верить Википедии. Зимой по нему идти легче — ноги не вязнут, вода в сапоги не набирается.
— Вот есть скандинавская ходьба, — прыгая с одной замерзшей кочки на другую, шутит териолог Сергей, — а нам надо сделать белорусскую — по болоту. Вот это фитнес!
Мы осторожно переступаем через высохшую канавку, на берегу которой возвышается горка — метр в высоту.
— Домик бобра, — показывает Ирина на обгрызенные стволы деревьев. Вода из канала сошла, оставив лишь после себя лужицы по щиколотку в глубину и обнажив несколько входов в бобровую хатку.
Внушительных размеров дом выглядит заброшенным. Где сейчас его хозяева? Переселились или попались хищникам? Нет времени выяснять. Идем дальше по замерзшим топям.
Ветра нет, щеки покалывает легкий мороз, мягкий декабрьский снег не тает, а аккуратно ложится на сухую осоку. Серые тучи куполом накрывают болото. Кажется, что мы бродим по дну снежного шара, который потрясли и поставили на полку.
— Люблю тишину, — остановилась Ирина, — На болоте кажется, что она мертвая. Но, прислушавшись, обращаешь внимание на тонкие звуки, которые обычно ускользают. Слышишь? Ветер шумит. Деревья шелестят. А вот желна кричит.
Еще через 20 минут мы выходим на опушку с костями благородного оленя. Судя по следам, его загнали сюда волки. Добытую дичь хищники обглодали до костей. Что не доели они — пошло на корм более мелким зверям и птицам.
— Олень был молодой, — заключает Сергей, глядя на останки животного.
«В помете бывает от одного до пятерых малышей»
После часа скитаний по болоту мы выходим на лесной островок, где вырыл себе домик барсук Ясь. Его хатка находится под дубом. Ирина и Сергей первым делом считают количество отнорков — восемь. Входы в дом Яся узкие и пологие. Те, что используются, усыпаны ковром из листьев, которые барсук затаскивал к себе в нору на «перину».
— Поселение барсука представляет из себя многоуровневое подземное жилище, — объясняет особенности барсучьего быта Ирина. — На польской стороне пущи как-то считали метраж поселения. У них вышло от двух десятков до 266 метров квадратных. Каждое поселение представляет собой совокупность многоэтажных ходов и гнездовых камер, где барсуки спят, куда таскают подстилку, где прячутся днем и проводят зимы. У каждого поселения может быть от одного до нескольких входов. У нас максимум было девятнадцать. Все отнорки связаны между собой для удобства и на случай опасности. Бывает, что в эти отнорки подселяются другие животные. Однажды мы нашли на фотоловушках снимки лис, которые размножались в одном поселении с барсуками, но в другом отнорке. Возможно, они даже не пересекались, хоть и жили по соседству.
Большое количество отнорков барсук делает для удобства и защиты.
— Если возле одного отнорка появится хищник, то барсук может по своим ходам-лабиринтам его перехитрить — и выбраться из другого. Хотя скорее всего он предпочтет спрятаться поглубже в своем неприступном жилище. К сожалению, от браконьеров это не спасает. Мы находили такие поселения, где были замурованы все отнорки, кроме одного, возле которого планировали, по-видимому, поставить капкан, — рассказывает специалист АПБ.
Одно поселение занимает одна барсучья семья, которая состоит из самца, самки и их потомства. Лесникам известны поселения, где больше ста лет живет несколько поколений одной семьи. Они обустраивают себе просторные комнаты для сна. В больших домиках может также быть отдельная камера под туалет, ну, а жильцы маленьких ходят по-большому в ямки, которые выкапывают возле норок.
С мамой и папой живут детеныши нынешнего и иногда предыдущего года.
— Один год переночевав с семьей, барсучата начинают расселяться, создавать свои семьи, — продолжает эколог, — В помете бывает от одного до пятерых малышей. Чаще всего 2−3. Нам в этом году удалось зафиксировать на фотоловушках по три барсучонка. Однажды мы подошли к их норе, а они высовывали мордочки посмотреть, что же происходит снаружи. Они такие милые, и, в отличие от взрослых барсуков, нас совсем не боялись.
Посчитав количество отнорков, Ирина и Сергей измеряют ширину входов, вычисляют с помощью смартфона азимут — угол между направлением на север и направлением на нору, определяют тип леса и заносят все данные в таблицу, а еще рисуют план-схему поселения.
— Своим исследованием мы готовим базу-основание для того, чтобы в последующем можно было дальше изучать эту тему, — объясняет Ирина.
Ясь все это время тихо сидит в норе. А может, и нет там его — попробуй разбери.
— Барсук, как и любое дикое животное, практически всегда будет стараться избежать какого-либо контакта с человеком. Когда смотришь записи с фотоловушек, видно, что после нашего ухода особо осторожные барсуки могут долго не вылазить из нор. Они сначала высовывают нос, все обнюхивают. Малейший шорох — и они обратно в нору ныряют.
«Пока жив партнер, они будут жить одной парой»
На прощание мы ставим напротив поселения Яся фотоловушки и идем к следующей точке. Вторая хатка барсука — в метрах 200. Здесь всего три отнорка. По виду — нежилая. Барсуки же на своей территории могут строить несколько поселений. Одно — основное, другие — дополнительные, которые используются в особых случаях. Например, при преследовании хищником или для ночевки недалеко от места кормежки.
— Когда на свет появляются маленькие барсучата, самка проводит с ними время в основной норе, а самец может отходить на кормежку все дальше. Бывает, он уходит далеко и ему не хочется сразу возвращаться в свое привычное поселение. Тогда он ночует в другом поселении. На «съемной квартире», — рассказывает Ирина.
— Или у другой барсучихи?
— Н-е-е-е-е-т, барсуки моногамны. Пока жив партнер, они будут жить одной парой. Если партнера не стало — убили или умер своей смертью — тогда могут найти себе другого.
Гигабайты барсучьих видео
От острова Яся мы возвращаемся к машине той же тропой. За час полевой работы в лесу выпавший снег успел растаять, и зима вновь сменилась на осень.
— Шли в одну пору года, а возвращаемся в другую, — замечает Ирина.
Из леса едем к другому поселению. Здесь барсуки жили по-английски: норки вырыты под дубом прямо возле поля. Поселение нежилое. Ни тебе листьев у входа, ни туалетной ямы. Осматриваем, составляем карту поселения — и под вечер возвращаемся в пущу. 40 минут обратной дороги проходят спокойно.
После полевых выездов Ирина и Сергей садятся отсматривать гигабайты видеозаписей с фотоловушек.
— Благодаря исследованию, мы сможем оценить численность барсука в Беловежской пуще и поспособствовать сохранению этого уникального вида. Люди очень мало знают об этом скрытном ночном зверьке, и как он важен для экосистемы. Изучая барсука и рассказывая о нем, мы хотим повысить у людей сознательное отношение к нему и дикой природе в целом. Ну и вообще — они же такие милые.