«Магазин - для обездоленных горожан». Как под Гродно живет и ведет хозяйство друг Германа Стерлигова

В небольшой деревне Стрельчики, что недалеко от Гродно, уже несколько лет живет бывший московский бизнесмен Александр Маленков. Российский бизнесмен, монархист и православный крестьянин Герман Стерлигов называет его своим другом, а сам мужчина говорит, что концепцию знаменитой стерлиговской слободы они придумывали совместно.

Кто такой Герман Стерлигов?

Стерлигов — один из соучредителей первой в России товарной биржи — «Алиса». Председатель совета директоров группы компаний Германа Стерлигова, председатель правления «Общества любителей древней письменности». По политическим взглядам — монархист. Говорит, что политикой не занимается, но хотел баллотироваться в Госдуму в 2016 году, а в 2018 — на пост мэра Москвы. Герман Стерлигов считает себя православным христианином. На протяжении некоторого времени он причислял себя к Греческой старостильной церкви. В 2004 году оставил свое дело и вместе с семьей уехал из Москвы в Можайский район Московской области, где занялся сельским хозяйством. Построил слободу, где еженедельно проходит субботняя выставка-ярмарка, на которой более сотни продавцов со всей страны торгуют исключительно натуральными продуктами. В мае закрыл все свои магазины. Причиной называл постоянные проверки. Стерлигов — противник абортов, гомосексуалов, бритья бороды, кино и театров. Плохо относится к ученым. Придерживается летоисчисления, основанного на древнерусском.

В последнее время Стерлигов известен как активный борец против геев и владелец продуктовых магазинов, где хлеб стоил от 550 до 1650 российских рублей (18−55 белорусских) за килограмм (средняя цена в Москве — около 50 рублей (1,67 белорусских)). Правда, торговые точки недавно ему пришлось закрыть.

А еще Стерлигов построил свою слободу, где каждую субботу проходят выставки-ярмарки, но приехать туда можно, только соблюдая определенный дресс-код: женщины должны быть в длинных юбках и с покрытой головой, мужчины — с бородами и в рубахах, а с «голыми пупками и подмышками» вход запрещен, собственно, как и для «п***расов», о чем свидетельствуют таблички на входе.

Такую же доску — с надписью «П***расам вход воспрещен» — на своем заборе под Гродно повесил и Александр.

— Не будет лукавством сказать, что мы вместе и строили слободу Германа, — говорит Александр и приглашает в дом, который находится на краю деревни.

Двор обнесен высоким забором, на входе та самая табличка.

 — С чего озаботились? Ходят здесь гомосексуалы?

 — Дело не в том, ходят или нет. А в том, чтобы обратить внимание людей на эту существующую проблему.

 — А проблема существует?

 — Да, и ее пытаются замолчать. Вот почему у нас нет разгула? Потому что у нас власть умная в этом плане. Посмотрите, в прошлом году и Шуневич говорил об этом. И Лукашенко полностью за институт семьи, — говорит Александр и зовет в дом.

Правда, сначала приносит из комнаты юбки, мол, наденьте. И просит спрятать под рукава татуировки: «Не надо мне здесь этого».

«В магазине все для обездоленных горожан, которым нормальную продукцию просто негде брать»

В Стрельчики Александр с семьей переехал несколько лет назад, построил большой дом из необработанного сруба, накрыл камышовой крышей и принялся обустраивать большое крестьянское хозяйство: куры, гуси, утки, козы, коровы, сыроварня, мельница, большие морозильные камеры во дворе и 100 гектаров поля рядом, которое взяли в аренду два года назад. Сначала сажали картошку, в этом году попробовали вырастить свою пшеницу, на следующий год засеяли рожь.

Александр жалуется, что настоящих, не модифицированных семян не достанешь. Говорит, обзвонил все институты и ученых. Проблему пока решил так: взял мешок той картошки, которую сажала его мама, а до нее — бабушка. То есть со своего огорода.

Родился Александр в Гродно, потом с родителями переехал в Волковыск, а позже отправился учиться в Москву, окончил Московский экономико-статистический институт. и Академию госслужбы при президенте Российской Федерации. Работал, говорит, в банковской сфере.

 — А потом меня «выгнали» из Москвы. Бизнес забрали, разорили. Вернулся в Гродно, — рассказывает мужчина.

В Беларуси он занимался то строительным бизнесом, то международными перевозками — а потом все проекты закрыл и удалился в деревню.

 — А с Германом Львовичем у нас были общие профессиональные интересы, скажем так, — говорит Александр.

Вдаваться в подробности своего тогдашнего бизнеса не хочет, зато охотно рассказывает про слободу Стерлигова и свое хозяйство.

 — Герман раньше начал обустраивать свое хозяйство, а я все думал: моя городская жизнь — настоящая. Дурной был. Но когда родился сын, все изменилось. В одно мгновение понял, что живу не так, как надо. С участком тоже все получилось интересно: позвонил человек, с которым мы два года не общались, но которому я как-то говорил, что ищу подходящее место для своего будущего хозяйства. Приехал, посмотрел и понял — вот оно.

Сейчас, говорит Александр, от бизнес-проектов ничего не осталось. Доход семьи — продажа излишков хозяйства.

 — Мы столько не съедим, конечно, сколько производим. Но все делаем для себя — без химии. Когда я захожу в магазин, то мне становится стыдно. Там все для обездоленных горожан, которым нормальную продукцию просто негде брать. Мы же можем зайти, пожалуй, только за солью. И то — нам ее передают сразу с шахт, но бывает, заканчивается. Экзотические фрукты не едим. Иногда ездим в Абхазию к друзьям, вот там цитрусовые, — говорит Александр.

Раньше Маленковы, помимо прочего, делали сыры на продажу, но потом потеряли уверенность в качестве молока, говорят, — и перестали его покупать. Вот сыра пока и нет, ждут отела своих коров. А так хлеб, макароны, мясо, даже алкоголь — все свое или купленное в таких же крестьянских хозяйствах. Александр свою продукцию, кстати, поставлял и в магазины Германа Стерлигова. Ну и, конечно, участвовал в ярмарках, которые проводятся в слободе.

Таких крестьянских хозяйств, как у Германа и Александра, немного. Они разбросаны по всей территории постсоветского пространства. Цены на продукцию крестьян кусаются. Например, еще один единомышленник Стерлигова — Эдуард Шипков из Краснодара — активно продает «излишки трудов праведных, крестьянских, которые можно купить за деньги и гарантированно получить в любой точке мира». На его страничке во Вконтакте — прайс. Например, мясо яка будет стоит 2 тысячи российских рублей (более 60 белорусских) за килограмм, колбаса куриная, копченая на опилках или варено-копченый рулет — по 800 российских рублей (чуть более 26 белорусских) за килограмм. А вот уже сырокопченая колбаса будет стоит две тысячи российских рублей за килограмм, хлебъ (орфография объявления сохранена. — Прим. TUT.BY) цельнозерновой, на закваске, пахнущий медом и дымком — по 13 белорусских рублей за буханку, самодельное же мыло можно заказать за 600 рублей — это почти 20 белорусских. Есть и мазь от геморроя (с гарантией исцеления!) — за 133 белорусских рубля в эквиваленте.

Дороговизну товаров крестьяне объясняют натуральностью хозяйства и продуктов.

Единомышленники Стерлигова придерживаются православной веры. Правда, в церковь не ходят — предпочитают молиться дома, ставить вокруг хозяйств большие кресты. Александр вот поставил уже три. Говорит, все делает по велению Божьему. Местные жители сначала дивились, а потом пожаловались местным властям, которые приехали к крестьянину с проверками.

 — А потом отстали. Что ж плохого в крестах? — недоумевает Александр.

Также популярны среди крестьян монархические взгляды. Александр даже хочет написать письмо Лукашенко с предложением ввести монархию. Говорит, у страны есть все предпосылки. А еще наш крестьянин не жалует современные гаджеты (правда, против современной техники, судя по всему, ничего не имеет: в доме хорошая плита, около ворот — машина, а в одном из подсобных помещений — аппарат для быстрой заморозки пельменей).

«Домострой? Не понимаю таких слов»

Единомышленники Стерлигова, как они говорят, стараются жить согласно традиционным ценностям и «как велит Бог». Мужчина — глава семьи, женщина ему полностью подчиняется, она не должна работать, должна полностью посвящать себя семье и хозяйству, детей воспитывают в строгости.

 — Домострой же?

— Я не понимаю таких слов. Мы живем обычной жизнью, как заповедовал Господь, так и живем. Я с сыном занимаюсь хозяйством, на жене — дом и огород. При этом мы вдвоем с сыном Саней сто гектаров обрабатываем. Во время сбора урожая у него в подчинении 15 человек. Он растет настоящим хозяином, дом для него строим. У него правильное мировоззрение — вряд ли он пойдет учиться в какой-то институт, видя настоящую жизнь здесь, — говорит Александр.

10-летний Саша в школе, конечно, числится, но находится на домашнем обучении. По словам отца, к образованию в семье относятся скептически. Например, литературу мальчик проходит выборочно, а биологию не изучает вовсе. Говорит, потому что там учат, что человек произошел от обезьяны.

— Ужас, — говорит Саня и садится читать одну из книг Германа Стерлигова. Потом одевается в шубу, на голову — меховую шапку и идет закрывать кур в курятнике. Потом надо к гусям сходить и все проверить перед ночью, а утром — снова заботы по хозяйству.

 — А что жена? Долго привыкала к такой жизни?

— Есть подвижки.

— И платок надела? Как?

— А просто. Сказал: «Жена, надень платок» — и надела.

— Ничего не сказала против?

— Нет. Но, может быть, у нее в душе что-то и было, я ж не знаю. Перечить мужу жена не должна, вот и все. Она обязана слушаться мужа — только это может сохранить семью. А платок — это показатель того, что женщина замужняя. Вообще, если девочка училась в институте, ходила на курсы какие-то, где-то работала — однозначно то нехорошая жена. Идеальный вариант — когда папа выбирает для дочери мужа и отдает ее замуж девицей.

— Свою дочь так отдадите (в семье еще растет 8-летняя девочка, ее воспитанием занимается жена Дарья. — Прим. TUT.BY)?

— Конечно. Я в ее воспитание не лезу, но мы ее к этому подготавливаем. Да и вообще, как девочка может что-то выбрать в 16−17 лет?

— Но себе же вы жену выбирали не так.

 — Дурной был. Да, познакомились мы уже в сознательном возрасте. Стоял на улице, она шла, подошел и поздоровался. Но она все идеи приняла так, как и должно быть. Не жалуется. Вообще женщины подвержены внешнему воздействию. Поэтому интернетом она, допустим, пользуется под моим наблюдением. Не дай Бог что-то в ее слабый ум войдет! Сказано же в Библии: да умолчит женщина на собрании, а что непонятно — спросит у мужа. Это не ограничения, это наш образ жизни. Мужчина должен обеспечивать жизнь семьи, а еще иметь смелость сделать первый шаг и прекратить бриться.

— А бриться-то почему?

— Господь бритым не помогает. По себе знаю. Да и написано: «Не коснется стригало твоей бороды». И да, мне важно, чтобы здесь моя жена-красавица ходила в платке и юбке, а что там делается у других — меня не интересует.

— Но тем не менее табличку про других повесили же.

— Ну так повесил я ее на своем заборе. Если будет свой магазин — и там повешу.

Использование материала в полном объеме запрещено без письменного разрешения редакции TUT.BY. За разрешением обращайтесь на nn@tutby.com