«Я живу» в Гвознице. Бывший пожарный занялся патиссонами и спасает себя и агрогородок от безработицы

У Гвозницы (ударение на первый слог) накопилась целая тележка претензий к интернету. Во-первых, гугл упорно продолжает называть ее деревней или селом, хотя Гвозница давно носит гордое звание агрогородка. Во-вторых, населенный пункт известен не одно столетие, а «современные трафики» выдают о нем только 10 предложений в википедии с набором банальщины и 12 страниц ссылок на каталоги, адреса и расписание автобусов. Нет Гвозницы в твиттере, нет в инстаграме, нет в ютубе. Местным — по правде говоря — не особо это и нужно. У них свой интернет, самый что ни на есть беспроводной. Здесь «твиты» передаются по-старинке из уст в уста, «сториз» происходят прямо у тебя на глазах, блоги пишут на пожелтевших альбомных страницах, а «стримы с подписчиками» бабушки с дедушками «валят» без доната сразу в режиме реального времени в тени дуба на центральной улице.

Проект «Я живу» — о деревнях, агрогородках, поселках с интересными (и порой даже смешными!) названиями, где нет гипермаркетов, парков, ресторанов и баров, порой — даже школ и рабочих мест. Зато есть люди — те маленькие и незаметные порой Личности, которые живут в нашей с вами стране: рождаются, женятся, растят детей, встречают гостей, ищут работу, хоронят стариков — и очень любят свою родину. Это проект не о попсовых и вылизанных турмаршрутах, это истории о настоящей Беларуси и настоящих белорусах, а еще — об искренней любви к месту, где родился, вырос и остаешься по какой-то причине или всему вопреки.

Агрогородок Гвозница находится в центре юго-западного аппендикса Беларуси. С одного боку его поджимает Польша, с другого — Украина. Это территория Брестского Полесья, где, в отличие от Припятского, зимы мягче, весны суше, болот меньше. Летом Гвозница пустеет. Местные уходят кто куда: одни в поля, другие — в леса.

— Насос е? — спрашивает у односельчан дед, который тянет по обочине груженный черникой велосипед.

— Нэма. А ягоды е? Набралы вэдро? — интересуются местные.

— Е. Я — чтэры слоики литровых, — отвечает сельчанин.

— И я пьяць, — добавляет его супруга. — Дэвять литрув набралы. Малая любыць варэныкы, то як раз на варэныкы пэрыдамо на Брэст.

— Комари пэкуць, — вздыхает дед.

— То кажуць ягод в этом году мало.

— Мэстамы, — отвечает бабушка.

— В позапрошлому году мало было. В прошлому — нормально. Я поихав в сторону Рогизны, то кошыка насобырав и збаночка. А брэсцки ходзяць, грыбы збыраюць, а грыбив нэма. Адзин побачыв мэнэ и кажа: «От это ягод насобырав», — смеется дед.

Свои ягоды пожилая пара довезет до дома, пересыплет в банки литровые, закроет крышками и оставит в погребе, пока дети из города не заберут. Их ягодную «сториз» увидят через забор соседи, и «твит» о том, что пошла черника, по цепочке от участка к участку разойдется по всей Гвознице. Назавтра полешуки нагрузят велосипеды пустыми ведрами и отправятся в лес проверять намоленные годами ягодные места. Ведь у каждого в городе есть внучка или внук, которые любят бабушкины вареники с черникой.

В километре от пожилой пары ягодников в тени дуба собрались местные.

— А откуда название такое Гвозница? — интересуемся.

— А хто його ведае, — отвечает пожилая жительница агрогородка, поворачивается к знакомому и кричит, — Эдик, чього нашэ сило Гвозница?

— Там много вариантов, — говорит Эдик, — И из-за гвоздей, и из-за возницы. Говорят пан ехал и у него колесо сломалось…

— А дальше?

— Дальше не знаю.

— До сельсовета сходы, — советует пенсионерка.

Ударницы-доярки, завистливые капиталисты и чертов камень

В сельсовете на компьютере хранится отсканированная копия летописи Гвозницы. Оригинал — в библиотеке. Википедия, записывай:

«Деревня стала так называться потому, что очень давно на ее месте была кузница, где делали гвозди».

Летопись Гвозницы начали писать еще при Советском союзе. На пожелтевших альбомных листах, украшенных вензелем в правом нижнем углу, кто-то вывел ручкой, как тяжело сельчанам жилось при царе, поляках и какое раздолье было при Советах:

«2 ноября 1939 года сессия Верховного Совета СССР приняла закон о включении Западной Белоруссии в состав Союза Советских Социалистических Республик. Мечта трудящихся Белоруссии осуществилась».

Несколько страниц посвящены Великой Отечественной войне, местным колхозам, дояркам-ударницам. Закрывает советскую часть летописи письмо некого П.А. Мацкевича, который от лица своей семьи ругает царизм и высказывает одобрение «брежневской» конституции СССР:

«Сегодня мы читаем новый Основной Закон и сердце охватывает огромная радость за те исторические завоевания, которые мы имеем сегодня. Ни одно капиталистическое государство не может похвастаться тем, чего достигли мы за 60 лет своей жизни», — написал П.А. Мацкевич.

Вторая половина летописи Гвозницы писалась в другое время, другими людьми, на другом языке. Союза уже не было, колхозы стали сельхозпредприятиями, деревня — агрогородком. На смену старым идеалам пришли новые. Сельские архивариусы независимой Беларуси писали историю деревни уже по-белорусски с акцентом на местный быт, традиции и обычаи:

«Адзенне сялян не вылучалася нейкiмi незвычайнымi асаблiвасцямi. Людзі апрацоўвалі скуры, футры, воўну, таму вопратка была зручнай і лёккай. Тканіны выраблялі ў хатніх умовах і фарбавалі падручнымі матэрыяламі - карой вольхі, ці балотнай рудой, цыбульнікам. Вышывалі арнамент пераважна чырвонага, ці зялёнага колеру. Сцвярджаюць, што зялёнае сімвалізавала абуджэнне прыроды, зварот жыцця пасля зімовага сну. Чырвоны колер — нібыта само жыццё».

О постсоветской Гвознице пока ничего не написано. Свободные страницы в летописном альбоме еще есть, но будет ли кому их заполнить. Местные вздыхают, что агрогородок тихонько умирает — молодежь убегает в крупные города, а дауншифтеры из Бреста предпочитают покупать участки не у них, а в Великоритском сельском совете. Хотя Гвозница ничем не хуже, убеждают гвозничане. Недавно асфальт проложили, газ скоро проведут, рядом озера, лес.

— А еще от нас царь-дуб и дуб-патриарх недалеко, — хвалится председатель Гвозницкого сельсовета Алексей Деминский.

— Знаем.

— И «чертов камень».

— А почему чертов?

— Потому что черти откуда принесло, — смеется собеседник и напоследок просит «прорекламировать» Гвозницу, чтоб приезжали городские и открывали агроусадьбы — места есть.

«На патиссонах рентабельность где-то 50−60%»

Гвозницу еще рано записывать в деревни-зомби. В агрогородке работает школа, магазин, есть свое хозяйство и несколько жителей, которые не спешат ставить на своей малой родине крест. Фермер Юрий Билецкий — один из них. В сельское хозяйство он пришел пять лет назад, отслужив в районном отделе МЧС начальником местного пожарного поста. Как признается собеседник, выбора, чем заняться на пенсии, у него не было. Работать на колхозную зарплату он не хотел, поэтому оформил личное подсобное хозяйство и занялся коровами.

— Это очень тяжелый труд. Я не покупал стадо, не выкупал ферму. Просто содержал семь коров и государству сдавал молоко. Труд плохо оплачивался — цена, по которой мы сдавали молоко, была такая же, как и у колхозов. Потом начали перерабатывать молоко, делать сыры, сметану, творог и продавать. Но это ни одного выходного в году не было. Надо же накормить, подоить, убрать, подстелить, обратно накормить, обратно подоить… Я даже выехать из дому никуда не мог, — рассказывает фермер.

Постепенно Юрий Григорьевич сократил поголовье. Оставил только двух коров и трех бычков «для себя» и перешел на растениеводство.

— Начинал я с нуля. Не брал никаких кредитов. Вложил в хозяйство только то, что сам скопил, — объясняет собеседник.

Сейчас у фермера 10 гектаров земли, на которых он выращивает картофель, зерновые и ягоды. Малину Юрий Григорьевич продает под заказ, клубнику возит на рынок в Бресте. Первую ягоду в этом году брали по 6−7 рублей за килограмм, потом цена упала до двух.

Два года назад сельчанин отдал полтора гектара под патиссоны. Посадил новую культуру в качестве эксперимента рядом с огурцами. Итогами первого года остался доволен. Настолько, что даже от огурцов отказался.

— На огурцах у меня в прошлом году было полгектара, и я, можно сказать, ничего не заработал: заплатил за сбор, за полив, подкормку. Затраты окупились, но прибыли может процентов 10 было. А на патиссонах по прошлому году рентабельность где-то 50−60%.

Фермерством Юрий Григорьевич спас от безработицы не только себя, но и односельчан. На прополку, сбор и обрезку привлекает до 10 человек. Семена берет у брестской фирмы, ей же сдает весь свой урожай. Патиссоны с поля гвозницкого фермера затем маринуются в банки по 200−300 грамм и уходят на экспорт. Как отмечает фермер, культура неприхотливая — выращивать ее проще, чем огурцы:

— Засухи, которые сейчас идут, им не страшны. Они очень любят тепло.

В этом году Юрий Григорьевич пробует выращивать новые семена, которые раньше начинают плодоносить и лучше подходят для маринования. Урожай с поля фермер начнет собирать в первых числах июля, а закончит с первыми заморозками. Если и в этом году патиссоны не подведут, то на следующий отдаст под них два гектара.

— С патиссонами есть свои риски. Они очень боятся заморозков. Вот если бы я их высадил и температура опустилась до нуля, то все бы померзли. После первой выборки они будут плодить до первых морозов. Будем собирать июль, август, сентябрь, пока не придут заморозки.

По словам собеседника, на брестском рынке к необычной формы плодам относятся насторожено:

— Люди пока не знают, что такое патиссоны. Хотя годик-два и люди начнут покупать их и на рынке. Слух-то идет. Кто у нас брал и солил — довольны. Вот в деревне меня уже все знают. Созваниваются, говорят: «мы бы у вас еще взяли, понравилось». Реклама идет.

— Когда перешли с коров на землю времени свободного больше стало?

— Не особо. Но хоть зимой отдыхаю.