Я живу в Канаве. Как в деревне, умирающей после развала колхоза, осталась последняя «молодежь»
«Для мяне Канава была луччэ, чым тая Вінніца. І сійчас тожэ. Я хату сваю люблю, жалею, тут паміраць буду. Ета ж Родзіна». Так объясняет свой выбор 75-летняя Софья Барыбкина. Она — одна из самых молодых пенсионерок в деревне с названием Канава. Тут сейчас остались только хаты, в которых живет менее 30 человек, большинство пенсионеры. Местные «вангуют», что жизнь в Канаве окончательно остановится уже лет через десять — и вряд ли возродится.
Этим материалом TUT.BY продолжает свой проект «Я живу» — о деревнях, агрогородках, поселках с интересными (и порой даже смешными!) названиями, где нет гипермаркетов, парков, ресторанов и баров, порой — даже школ и рабочих мест. Зато есть люди — те маленькие и незаметные порой Личности, которые живут в нашей с вами стране: рождаются, женятся, растят детей, встречают гостей, ищут работу, хоронят стариков — и очень любят свою родину. Это проект не о попсовых и вылизанных турмаршрутах, это истории о настоящей Беларуси и настоящих белорусах, а еще — об искренней любви к месту, где родился, вырос и остаешься по какой-то причине или всему вопреки.
Пан Канавский
Деревня Канава Хотимского района — это три улицы в четырех километрах от дороги Костюковичи — Хотимск и в 15 км от самого Хотимска. С Роскошью Канава — практически соседки. И судьба у них, по сути, одинаковая: расцвет — и медленное угасание. Разве что жизнь в Канаве продержится дольше, чем в Роскоши.
Сейчас в деревне с совсем не обидным для местных названием живет меньше 30 человек. Подавляющее большинство из них — пенсионеры, самой молодой из которых — 60 лет. А Канавой деревня стала по фамилии пана Канавского, который то ли жил тут, то ли ему принадлежала эта деревня, рассказывают местные жители.
Пана и панства не стало, а жизнь в Канаве продолжалась и бурлила еще лет 40 назад. В деревне были начальная школа, детский сад, столовая, клуб, пара магазинов, почта и, конечно, колхоз. Но тот развалился, и жизнь из Канавы стала утекать.
Сейчас в деревне — только хаты, большая часть из которых нежилые и разваливающиеся, и ферма на один сарай. Пенсию привозит почта, продукты — тоже она, да еще автолавка ходит раз в неделю. А кто хочет, может в Хотимск на рейсовом автобусе съездить — тоже раз в неделю, в пятницу. Правда, ездить уже практически некому.
Когда Канава лучше Винницы
Коренную канавчанку находим по роскошным кустам пионов на углу дома — аромат огромных цветов размером с голову младенца сшибает с дороги прямо к порогу Софьи Барыбкиной.
Женщина с ходу раскрывает секрет потрясающе красивых пионов: растут они на «красном углу». И рассказывает, что хату эту строили вместе с «хозяином», то есть мужем, который 6 лет как умер.
— Вішні шчэ стаялі, дык старыя сталі - я ўзяла ў рукі нажоўку і папілячыла ўсё кругом хаты, — машет рукой 75-летняя пенсионерка и зовет в прохладу дома.
Говорит, память о вишнях осталась только на фотографии. Память о Канаве, какой она была, тоже частично сохранилась на фото. Софья Ивановна находит в пакете снимок «артистов» — канавцев, которые не только выступали в клубе с концертами, но еще и с гастролями по соседним деревням ездили. Софья Ивановна — тоже: она на фото крайняя справа.
— Ой-а-ёй, так вясёла было раньшэ! У клубе — танцы, канцэрты. Шуткі ўсякія былі, пелі. Быў у нас свой гарманіст, дык мы с канцэртамі па дзеряўнях ездзілі. На Новый год усігда ў клубе ўсёй дзяреўней сабіралісь — там і ёлка бальшая была. Танцавалі, прізы выйгравалі. Тады расходзімся па дамах да двенаццаці, устрецім Новы год, а тады апяць у клубе сабіраемся. Калядавалі тожэ: зайдуць намазаныя — не разбярэш, хто. Усю хату зярном паабсыплюць, песні пяюць, а ты іх угашчаеш, і бутылку паставіш, і на дарогу семечак, канхвет, сала даш, — тихо улыбается воспоминаниям Софья Ивановна, вздыхает. — А шчас ужо цішына. Выйдзеш на лавачку, пасядзіш, калі сенаж возяць машыны етыя.
По словам пенсионерки, в Канаве еще 40 лет назад было «100 дворов, 100 коров». В колхозе растили не только буренок, но также лошадей, овец. Софья Ивановна и сама работала в колхозе, ее муж — тоже. Когда уже родилась старшая дочь, семья поехала в Винницу. Муж работал трактористом, строил железную дорогу и упрашивал супругу остаться, но та была непреклонна: мол, хочу корову, хочу в Канаву.
— А і не рашчытывалі яго, кварціры не было — жылі ў вагоне. Во і пераехалі абратна. Ён мяне ўсё жызнь ругаў, што не слухала яго. А для мяне Канава была луччэ, чым Вінніца. І сійчас тожэ. Я хату сваю люблю, жалею, тут паміраць буду. Ета ж Родзіна, — твердо говорит женщина.
Если по-честному, то родом она не из самой Канавы — из соседней деревни Мосин.
— Усё адно мы дзерявенскія.
— А шутки были о том, что вы пошли замуж в Канаву?
— Ды не-е. Ну Канава і Канава — што тут такова.
Сейчас Софья Ивановна, в основном, проводит время в огороде, еще читает — отрывные календари, страницы в которых не отрывает.
— Ёсць во і «Дамашній доктар». Тут рецепты для здароўя.
— Какие используете?
— А ніякія! — хохочет женщина. И показывает своего «домашнего доктора» — пакет с таблетками.
Молодежь от нуля до шестидесяти
Одна дочь Софьи Ивановны Галина живет в Киеве, другая, Валентина — под Минском. А младший, сын Иван, с невесткой остался тут, в Канаве. И они — немногие из канавской «молодежи». А молодежью в Канаве считаются все в возрасте от нуля (таких, правда, нет) до 60 лет.
В начале деревни, например, живет Зоя Михайловна. Она считается молодой, потому что пенсию всего-то 5 лет как получает.
Женщина 30 лет работала начальницей канавского отделения почты и точно помнит, что когда-то только пенсионеров было 280 человек. А как стала пустеть деревня, не сразу, говорит, заметила — людей-то много было. Теперь понимает, что это произошло лет 20 назад, но отток длился годами: старики умирали, молодежь разъезжалась.
А когда-то, вспоминает, в канавский клуб из соседних деревень молодежь съезжалась, приезжали артисты из Могилева, Хотимска.
— Цяпер нікýды не ходзім — старыя.
— А хотелось бы?
— Ой! Калі б маладыя былі!..
Молодые в доме Зои Михайловны есть — младший сын Евгений. Ему 31 год, он сейчас безработный. Получил в Хотимском училище специальность лесника и водителя категории «С», отработал распределение, пошел в армию, отслужил — поехал на заработки в Россию.
— Строили дачи, заборы, бани. Я в последнее время на сантехнике специализировался, но уже 2 года как не езжу — надоело. Я тут зарабатываю, на жизнь хватает, — лениво цедит он, щелчком отправляя окурок в сторону дороги.
Он нехотя вспоминает детство в Канаве, говорит, что было оно обычным, как у всех деревенских детей: «На Купалье заборы ломали, по хозяйству родителям помогали — сено ворочали, коров пасли с братом по очереди». Хотя, говорит, очень хотелось сбежать и поиграть с друзьями, но пацан сказал — пацан сделал, и максимум, что можно было — поменяться сменами с братом.
Планы на дальнейшую жизни у Евгения весьма туманны. Но, говорит, совершенно точно в Канаве на ПМЖ не останется. Хотя сейчас, уточняет, жить можно тут, а за развлечениями ездить в Хотимск. Так, например, он праздновал Новый год: сначала встречал в Канаве с матерью, а потом ездил в Хотимск к брату — там дискотека, компания друзей.
Евгению, впрочем, есть с кем пообщаться и в деревне. Один из таких товарищей подошел во время беседы — нетвердой походкой, с выразительно булькающей оттопыренной рубахой. Обвел мутным взглядом чужаков, поздоровался, развернулся и так же медленно ушел.
— Ничего не будет тут — ни в деревне, ни в районе, ни в Беларуси вообще. Потому что всё — крах империи, — философски замечает Евгений, снова закуривая.
Прогнозы Зои Михайловны примерно такие же: десять лет — и Канавы не будет. И она может остаться практически «последней из могикан».
— І што ты з ецім здзелаеш? Анічога. Я прывыкла тут: агарод, целевізар. Свінню во дзержым, бычкоў расцім троху. Нявыгадна ета, но ў дзереўне жэ жывём, а тут жа ня сложыш рукі - ня будзеш жа сядзець.
Только одно нарушает привычный уклад Канавы — приезд гостей. Вот и Нина с дочерью приехали из Могилева к бабушке. Годовалый ребенок беззаботно возится у дома и нетвердым еще шагом измеряет пыльную разбитую дорогу. Но переехать жить в Канаву Нина не согласится ни за какие коврижки:
— Тут же ничего нет! Ни работы, ни людей.
Со вторым, конечно, можно поспорить — еще ближайшие лет пять, а там видно будет.
