«В 40 лет поняла, что я дислексик». Как живут люди, которым сложно прочесть то, что легко читаете вы

Представьте, что вы пытаетесь прочесть этот текст, но путаете буквы в словах. Или хотите что-то написать, но слово получается каким-то неправильным, похожим на нужное, но не таким. Примерно так себя ощущают люди с дислексией, или простыми словами — те, у кого есть трудности с навыками чтения или письма. Они среди нас, а возможно, и кто-то из нас. Как это — жить в мире, где все, считай, наоборот?

«Если бы надо было писать от руки, я бы никогда в жизни писателем не стала»

У многих талантливых люди была дислексия. Это состояние, когда у человека есть трудности в обучении чтению или письму. Он может переставлять буквы местами и думать, что так и надо. Есть сведения, что дислексию отмечали у Агаты Кристи и Леонардо да Винчи. У белорусской писательницы Евгении Пастернак тоже эта особенность, но в легкой форме. Узнала она об этом уже в сознательном возрасте. Дислексия не помешала ей стать известной в литературной сфере.

— Как вы узнали про дислексию?

— На самом деле то, что у меня дислексия, я поняла очень поздно: когда мне было уже точно лет 40. Нам в детстве таких диагнозов не ставили и вообще даже таких разговоров не было. Я пошла с младшей дочкой на курсы скорочтения и нам там рассказали про дислексию. И я осознала, что с дочкой все хорошо, а со мной — нет.

Недавно разговаривала со специалистами, потому что мне всегда было интересно, как я школу проскочила, потому что училась-то нормально. И мы пришли к выводу, что советская школьная система была очень здорово заточена под дислексиков. Она была очень медленная и методически правильная. Спасало то, что нас очень долго и медленно учили писать прописные буквы и вообще было очень много заданий, где дублировался голос и текст. То есть тебе сначала прочитают, а потом ты увидишь написанное.

Сейчас я начала серьезно учить английский, и у меня эта вся дислексия смешно вылазит. На родном языке она компенсировалась давно, а с иностранным я сейчас все это прохожу во второй раз и иногда всплывают детские воспоминания. Что, когда читаешь, начинаешь закрывать один глаз, как дико устают глаза, как начинает трещать голова.

— А в чем конкретно у вас дислексия проявлялась?

— Я «зеркалю» буквы «Я», «Б» и «В». «Я» для меня — вообще кошмар. Здорово, что нас учили писать письменными буквами, потому что печатную букву «Я» и сейчас в нужную сторону не напишу, а письменную «отзеркалить» невозможно: там включается механическая память.

Как я понимаю, у меня есть какой-то разрыв между звуком и буквой: очень сложно соотнести произнесенный звук с буквой.

— Например

— Мне сейчас сложно что-то говорить про русский язык, потому что в нем это уже давно не так. В английском, например, я с первого раза практически никогда не понимаю то, что читают. Лучше послушать человека три раза, лучше медленно, а вообще лучше на начальном этапе опираться на буквы. Я должна видеть текст и слышать его, тогда у меня в голове это как-то состыковывается.

Думаю, что в русском я это проходила, когда была очень маленькая. Я очень поздно начала говорить, до трех лет молчала вообще.

На самом деле для меня было потрясением, когда узнала, что есть такая особенность, как дислексия. И еще большим потрясением стало то, что у других не так. Я ж не знала, что может быть по-другому. C другой стороны для меня было удивлением, что если переставить в слове буквы местами, то многие не могут это слово прочитать. А я легко могу, мне вообще все равно.

— Вы говорите, что в школе неплохо учились. То есть у вас никогда не было проблем, связанных с дислексией?

— Думаю, что проблемы должны были быть в начальной школе, но я в школу пошла довольно поздно, в 7,5 лет. Если бы отдали раньше, думаю, был бы кошмар. Я вспоминаю свой первый класс — эти долгие-долгие, нудные прописи… Если бы их не было и если бы меня, как мою дочь, заставляли писать сразу, это было бы, конечно, ужасно.

— Родители с вами занимались в связи с дислексией?

— Нет. Я очень не любила читать. Для родителей это был ужас, потому что такая хорошая семья, родители читающие, а ребенок вырос такой нечитающий. Они всегда по этому поводу переживали, но к огромному счастью никогда меня не мучили и не заставляли.

Читать дислексикам физически тяжело. Это не шутка, не преувеличение. Начинает болеть голова, ты потеешь, тебе плохо. Видимо, мозг очень серьезно перенапрягается, пока это все дешифрует.

— Когда вы учились в университете или поступали в него, были ли эти вопросы?

— К 16 годам дислексия кроме «отзеркаливаний» и того, что мне очень тяжело писать со слуха, компенсировалась почти полностью. В школе в диктантах все слова знакомые, А незнакомое слово, которое никогда не видела, и сейчас не напишу. К тому же я технарь, а не филолог. Никакие гуманитарные специальности в моей жизни никогда не рассматривались. Я поступала на физфак, последние два года школы училась в спецклассе по физике.

— Тем не менее вы писательница…

— Дислексия этому совершенно не мешает. Я сейчас набираю в word, а не руками. Если бы надо было писать от руки, я бы никогда в жизни писателем не стала. Это просто невозможно. Набирая на компьютере невозможно букву «Я» написать в другую сторону. Я очень неграмотно пишу с нуля, если набираю не глядя. Потом перечитываю, выгребаю свои же ошибки. Если я начну писать волнуясь, могу написать чудовищные вещи, например, «лублу», а не «люблю».

— За то, что вы в детстве не любили читать, вас наказывали?

— К счастью, нет. В девятом классе я перешла в другую школу и попала к очень хорошему учителю русской литературы, и начала читать. Для меня это перестало быть тяжелой физической работой. Я научилась получать удовольствие от чтения и читать по диагонали. Наверное, что-то перестроилось, когда я начала воспринимать слово целиком, как картинку, не пытаться читать его по буквам. Я не специалист, но мне кажется, что дислексия лечится начитанностью, как это ни парадоксально. Читать очень сложно, но пока ты не начитаешь какое-то количество километров текста, легче не станет.

— Как вам кажется, надо ли специалистам заниматься с дислексиками? Вы же пережили все сами.

— У меня достаточно легкая форма дислексии. Если бы была более тяжелая, то самой мне было бы не справиться. И мне кажется, что это еще зависит от характера и усидчивости. Я по характеру спокойная и усидчивая. К тому же меня никогда не наказывали, не дергали, не третировали в школе, я никогда не нервничала. Самое страшное, когда на ребенка начинают давить в школе, например. Мне кажется, что современная школа в принципе не дружественная к дислексикам: там многое слишком быстро, слишком агрессивно и вообще не пойми куда бежим, куда торопимся. Я уверена, что мы очень сильно ускоряем обучение, причем ускоряем его необоснованно и бессистемно. А дислексикам нужно учиться очень спокойно, размеренно и никуда не торопясь. Дислексия — это же не глупость, это просто какая-то особенность, которая требует спокойствия и времени. Я слышала, что в некоторых странах, если у человека дислексия, на экзамене на задания, которые нужно читать, дают в два раза больше времени. Если у наших детей когда-нибудь появится такая возможность — это будет отлично.

«Среди дислексиков очень много людей, способных решить задачу творчески»

Недавно в Беларуси появилась инициатива Dyslexia Belarus. Она объединяет специалистов от образования и взрослых дислексиков. Их цель — работать с информационным вакуумом по теме дислексии и разрушать мифы в связи с этой особенностью. Инициатива провела в культурном центре «Корпус» открытую лекцию о дислексии с кандидатом психологических наук Анной Давидович.

По ее словам, дислексия очень часто идет рука об руку с дисграфией. Дисграфия — это трудности в овладении письменной речью.

— За рубежом диагноз дислексия ставится даже если у человека только трудности письма. В советской логопедии до определенного момента эти состояния пытались дифференцировать: дисграфики — это те, кто плохо пишет, а дислексики — те, кто плохо читает. Если человек плохо пишет и читает, то его относили к определенной группе по количественному показателю: что он делает хуже. Сейчас эти понятия универсализируются, и мы дислексией в том числе называем и трудности в овладении письменной речью, — рассказывает Анна Давидович.

Она отмечает, что настоящих дислексиков очень мало. Как правило, дислексия возникает в структуре других особенностей. Например, когда у ребенка нарушены двигательные функции и вместе с этим есть трудности в овладении чтением.

— Когда приходят мамы и говорят, что ребенок не успевает в школе, потому что у него очень плохо с концентрацией внимания. Он не может высидеть на уроке, у него проблемы с поведением, целеполаганием, контролем… И она говорит, что у них дислексия, то это не так. Есть еще что-то помимо дислексии.

Психолог рассказывает, что дислексия бывает нескольких видов. Например, специфическая. У нее три вида. Фонематическая — когда в словах заменяют буквы на другие. Чаще всего это буквы, близкие по звучанию. Например, «чинок» вместе «щенок». При такой дислексии пропускают в словах согласные, вставляют гласные, переставляют буквы, пропускают слога по звучанию.

Также есть оптическая дислексия. Это особенность, связанная с нарушениями зрительного восприятия, когда человек «отзеркаливает» похожие буквы. Например, не понимает, в какую сторону хвостик в буквах «В» и «Б».

Третий вид — кинетическая или моторная дислексия. При этой особенности у человека нарушения подвижности взора, то есть он не может быстро анализировать изображения, а его зрачки постоянно перескакивают.

Есть еще и неспецифическая дислексия. Это дислексия, которая является следствием другой, более широкой особенности. Чаще всего это нарушение слухоречевой памяти, то есть способности запоминать на слух. К такому виду дислексии относится подвид — цейтнотная дислексия. Это состояние, когда возникают проблемы с быстрым анализом информации. Например, когда надо оперативно что-то прочитать, запомнить и придумать.

Специалист рассказывает, что когда-то считалось, что дислексия возникает у тех, у кого ведущее — правое полушарие головного мозга. В левом полушарии находятся практически все речевые центры. На самом деле, когда провели серьезные исследования, выяснилось, что у дислексиков просто специфичны связи между полушариями. Ученые увидели, что при это дислексия имеет генетическую предрасположенность, наследуется биохимическое устройство организма. При этом если у мамы или папы дислексия, то получается, что очень высокая вероятность, что она будет и у детей.

— Обращайте внимание на моторное развитие ребенка, — советует Анна Давыдович. — Если у вас фонематическая дислексия, то с самого раннего возраста у ребенка нужно развивать правополушарный фактор. То есть способнсоть к восприятию неречевых звуков. Это ритмы, стуки. Развивайте неречевой слух и межполушарные связи. Можно взять десять коробочек с наполнителями и их дубликаты. В коробочки положить зернышки, соль, кнопочки… И показывать ребенку коробочку, попросив найти соответсвующую по звуку.

Психолог рассказывает, что сейчас в школах много детей, которым нужна помощь в обучении чтению, письму и счету.

— Почему так происходит? Очень много причин: изменилась и социальная ситуация, и культурная, и самое главное, случилась просто катастрофа с двигательным развитием детей. Опустели дворы и те игры, которые раньше были естественными для нас — скакалочки, резиночки, лазалки — теперь используются как коррекционные. Мы играем в них в кабинете.

Родители, по мнению Анны Давидович, часто ошибочно считают, что если у ребенка нет слуха, то ему лучше не идти в музыкальную школу. Наоборот, туда надо идти, чтобы помочь нервной системе.

— Навыки в музыке потом помогут осваивать иностранный язык — эта мелодия речи. Говорят, вот он такой неуклюжий, какие ему танцы? Как раз ему и нужны танцы. Неуклюжий на языке дефектологии — моторно-неловкий. А это основа многих других навыков.

При этом очень часто если у ребенка только дислексия и нет других особенностей, его мозг начинает искать обходные пути и начинают очень интенсивно развиваться креативные способности.

—  Среди дислексиков очень много успешных коммуникаторов, потому что они учатся слышать, людей, способных решить задачу творчески. Но это чистые дислексики, не те, у кого дислексия в структуре более широкого синдрома.

«В 90% случаев эти особенности корректируются, и ребенок может учиться в обычной школе»

Инициатор проекта Dyslexia Belarus Валерия Бобкова рассказывает, что в мире по классификации ВОЗ дислексию относят к «трудности в обучении». Дети с этой осбенностю у нас ходят в обычные школы.

— Однако здесь есть локальная сложность: очень часто таким детям ставят неверный диагноз и пишут ЗПР. Тогда абсолютно нормальный по интеллектуальным показаниям ребенок отправляется в школу для детей с замедленным развитием. Полагаю, это происходит из-за низкой осведомленности по теме дислексии, — говорит Валерия Бобкова.

По ее словам, дислексию диагностируют в возрасте пяти-семи лет, в Великобритании — с четырех лет.

— Это особенность, а не болезнь. Сейчас есть много технических средств, которые могут максимально компенсировать неудобства для людей с такими особенностями: специальные шрифты, цвет экрана и страниц с текстом. Специалисты настаивают, что при ранней диагностике и квалифицированной коррекции можно сделать эти особенности для человека практически незаметными, — отмечает инициатор проекта Dislexia Belarus.

Для дислексиков есть программы по коррекции этой особенности. Есть бесплатные программы на сайтах Международной ассоциации дислексии или Британской ассоциации.

— По данным Европейской ассоциации дислексии в 90% случаев эти особенности корректируются, и ребенок может продолжать обучение в обычной общеобразовательной школе, — продолжает Валерия Бобкова. —  В США и Великобритании есть специальные школы для дислексиков. К тому же вместо письменного экзамена дислексики часто там сдают устный, на письменные тесты может выделяться до 20% больше времени. У нас единственные центры, которые с натяжкой можно отнести к центрам по коррекции дислексии — это центры коррекционно-развивающего обучения и реабилитации. Это госструктура, которая есть в каждом районе. Однако специалистов по этой теме сейчас единицы, поэтому и с диагностикой и коррекцией дислексии в Беларуси есть проблемы.