«Охраняют, каб нас нэ укралы». Как живут люди на самом краю Беларуси за пограничной сеткой

Деревня Рытец — на самой границе с Украиной. Электричество сюда подают из соседней страны, а чтобы попасть в «большую» Беларусь, последним жителям деревни надо преодолеть пограничную сетку. «С этого боку наши глядят, с того боку — украинцы. Охраняют, каб нас нэ укралы», — говорит Ирина Левчук, которая живет здесь 60 лет. TUT.BY посмотрел, как течет жизнь в уникальной деревне.

В цикле «Хата с краю» TUT.BY рассказывает о людях, живущих на краю страны. Как проходят их дни, о чем они мечтают, как налажена связь с «большой землей» и странами-соседками.

Как в Рытце испокон веку были хлопцы, а остались только три соседки

Ирина Левчук лепит пирожки с фасолью — руки в муке. Тут же, на светлой кухне, первая партия выпечки уже шкворчит в печи. Ирине Федоровне 76 лет, из них 60 она живет в Рытце. В белорусскую деревню замуж вышла из украинской деревни Пулемец, она отсюда всего в четырех километрах.

Рытец — деревня на краю Беларуси. Расстояние от Минска — 430 километров, от Бреста — около 75 километров на юг.

Журналисты TUT.BY приехали сюда 14 февраля. В столице еще снег, а здесь уже весна.

Завтра — народный праздник Громницы, привязанный к православному празднику Сретение. С определением, что этот день означает встречу зимы с весной, Ирина Левчук не согласна.

— Громныцы — половына зымыцы! Март шчэ самы зымовы мисяц — шчэ снига можэ быць и по колэно!

Последние постоянные жители здесь — три соседки: Ирина Левчук, Галина Дубина и Татьяна Федорченко. Мужья у всех уже умерли.

Галина Дубина по рождению тоже из Украины, из-под Ковеля. Рытецкие парни брали замуж украинок, и на это были веские причины.

— Спокон вику тут вси хлопцы! Тольки было дви дивчины на Рытэц, — рассказывает Галина Евгеньевна.

Язык двух из трех соседок близок к украинскому, но себя они уже считают белорусками — так и записались во время последней переписи населения в 2009-м.

Татьяна Федорченко — самая молодая из женщин в деревне, ей 65. Родилась в Беларуси, недалеко от Рытца. Она в отличие от соседок вышла замуж как раз за украинца, из-под Николаевки. Муж был военным, поэтому помоталась по разным странам, а вскоре после смерти родителей осела здесь, на родине.

За сеткой. «Сначало дико было, но мы ж не заключенные»

Если смотреть из центра Беларуси, то Рытец находится за сеткой, закрытой на замок. Высокий забор, отгородивший погранполосу от более широкой погранзоны, на этом участке установили в 2017 году.

— Ну как-то сразу дико было. А потом нормально, — говорит Татьяна Федорченко.

— Мы ж нэ заключенные, — добавляет Ирина Федоровна.

Приезжие белорусы в погранполосе должны находиться с пропуском на руках. Местным он не нужен, чтобы жить в деревне, но когда здешние жители ходят по окрестным лесам, пропуск могут спросить и у них.

Забор между погранзоной и погранполосой — на многие километры. Выехать за него и вернуться обратно без помощи пограничников не могут даже местные. Чтобы ворота открыли, жители звонят на погранзаставу.

— Хлопцы открывают, все хорошо. Звоним начальнику или в дежурку — едут, — рассказывает Александр, сын Ирины Левчук. Мужчина уже на пенсии, несколько раз в неделю приезжает к матери из Бреста.

Официально заграждение называется так: рубеж основных инженерных сооружений. Перед заградительным забором распаханный участок — контрольно-следовая полоса, на сетке — волоконно-оптическая система охраны, есть камеры и, например, сейсмические датчики, которые улавливают вибрацию. Все это объединено в умную систему, которая позволяет контролировать ситуацию дистанционно.

Помимо Рытца, в стране есть еще две похожие точки, попавшие «за рубеж». Одна — в Брестской области, это дачное общество, которое так и называется — Рубеж. Вторая — в Гродненской области, хутора Кемелишки. Там на трех хуторах постоянно живут шесть человек, сообщает Госпогранкомитет.

— С этого боку наши глядят, с того боку — украинцы. Охраняют, каб нас нэ укралы, — посмеивается Ирина Федоровна. — Вы перекусвайтэ: голодные!

Деревня всегда так жила, на краю. Местные не помнят, чтобы когда-нибудь прямо к ним ходили автобусы. Всегда в центр сельсовета, деревню Томашовка, добирались своим ходом, это около семи километров. В советские годы через Рытец ездили грузовые машины, возили удобрение — можно было проситься на борт. Сейчас движения нет.

Продукты в Рытец привозит автолавка. Хуже дело обстоит с помощью медиков. Скорая, если надо, приедет, но есть и другая необходимость:

— В Томашовке нет врача, который бы мог рвать зубы. Как так, кругом ведь одни старики? Мать возили почти за много километров, в Брест, вырвать зуб, который успел загноиться, — возмущается Александр. — А если нет возможности так далеко ехать?

Граница. «У кумы хата на Украине, а туалет на Билоруси»

В советские годы в Рытце был десяток домов, да еще три хаты на лугу, подсчитывают старожилы. Теперь постоянные жители остались только в трех дворах.

Отсюда до ближайшей украинской деревни Кошары (Шацкий район Волынской области) меньше километра. С украинцами белорусы «роднились и кумились», дети из Рытца ходили в школу в другую республику.

— И почтальон к нам приходил украинский, — рассказывает Александр.

Хорошая связь с Украиной была и в 1990-х, когда распался СССР.

— И в начале двухтысячных туда ходили. Да что там, до 2010 года еще можно было пройти: местных никто не трогал, — рассуждает Александр. — Потом уже стало строго. Несколько лет назад украинцы начали границу укреплять, копать рвы, а потом и наши взялись.

Ирина Федоровна хохочет, вспоминая особенности межевания, и кивает на соседку Галину Евгеньевну:

— У яе кумы в Кошарах хата на Украине, а туалет — на Билоруси!

Все так: про эту ситуацию в 2000 году писала украинская газета «Сегодня».

Жители Рытца рассказывают, что в 2009 году в деревню приезжало начальство: их собирались отселить в дома в Томашовке. Но эта затея так и осталась на бумаге.

Граница — вот она, прямо за домом Татьяны Федорченко, проходит по рву. Часть рва заболотили, белорусы часто дежурят тут на квадроциклах.

— Один раз копала поле. Вижу по ту сторону украинских пограничников, трое. Кричат мне: «Добры дэнь, пани!» Я думаю: блин, руки грязные — какая пани? А их трое, и как мне к ним обратиться? — рассуждает Татьяна Ивановна.

— Ты б сказала: «Добры дэнь, панове!», — подсказывает соседке Галина Евгеньевна, которая много лет проработала учителем.

— А я в этом не понимаю! Сказала: «Доброго здоровья!», — отмахивается соседка.

Раньше женщины ходили в украинские Кошары на свадьбы, похороны, колядки. Теперь возможностей увидеться с тамошней родней намного меньше. Хочешь — объезжай через официальный пункт пропуска в Томашовке. Дорога, которую в мире без границ можно было бы пройти за пять минут, превращается в крюк в сорок пять километров.

А вот электричество по проводам, натянутым в Рытец из Украины, течет свободно.

— Нам свет из Украины подают, — рассказывает Александр. — Раньше мы сами платили другой стране за электроэнергию, потом это запретили. Теперь мы перечисляем деньги Беларуси, а потом государство с государством рассчитывается. При Кучме (президент Украины с 1994 по 2005 год. — Прим. TUT.BY) часто бывало, что украинцы свет выключали на весь день, аж пока темнеть не начнет. А сейчас уже нормально.

На столе в доме Левчуков почти все продукты — свои. В деревне держат мелкую живность, у Александра Левчука зарыбленная сажалка.

— Раньше украинцы к нам машинами приезжали за ягодами. Теперь, конечно, никого нету. Но из Томашовки приезжают — полно народу. А я в позапрошлом году собрал черники 500 кило, специально отпуск брал на ягодный сезон, — говорит мужчина. — А грибов сколько! Раньше мы думали, что все грибы на Украине, туда ездили, а как граница закрылась, оказалось, что у нас тех грибов больше. В позапрошлом году закрыли с матерью 115 банок: пол-литровых, литровых, даже по три литра!

Связи с миром. Украина, Россия и Польша

У Татьяны Федоровны уникальный для этой деревни дом: говорят, там работает мобильная связь, сеть белорусского оператора. Наши телефоны все два дня в Рытце перепрыгивают в роуминге от украинских операторов к польским и обратно, а белорусские в основном недоступны.

Татьяна Ивановна живет без телевизора, за столом рассказывает, что выбросила его в яму. Смотрит кино с ноутбука, который подарили дети. Новости слушает на российской радиостанции. Говорит, что «вообще не против, чтобы нас Россия забрала».

— Нашто Россия? Штоб только дружылы, не трэбо! Хай будзе Билоруссия, Украина и Россия, — не соглашается Галина Евгеньевна, ее любимый канал — «Белсат».

Время, когда их край был «под Польшей», жительницы Рытца уже не застали. В Томашовке стоит здание железнодорожной станции Влодава из красного кирпича. Сейчас эта ветка тупиковая (до Бреста 65 километров), а когда-то по ней поезда шли дальше, в польский город Хелм. Говорят, во время Второй мировой немцы взорвали мост за станцией, через пограничную реку Западный Буг.

Соседки из деревни Рытец вспоминают, что в свои молодые годы бывали и в Польше, они добирались туда уже через Брест.

— У нас магазынов не было, а там кажды магазынчыка мел, торговал, — вспоминает Ирина Федоровна.

Правда, в доме Левчуков в Рытце «при Хрущеве» тоже был свой магазин, рассказывает семья. До сельпо отсюда было сложно добираться, поэтому его разрешили открыть.

Сейчас, бывает, жительницы Рытца ездят в украинский Шацк — на рынок, перед Пасхой их туда возят дети.

— То цвыты дэшэвшэ купымо, то сапожкы, ленточкы… Але тэпэрь и тамака всё подорожало. На Радуницу йиздым: то ж там и бацька мой и маты похоронены.

Живые, мертвые и Громницы

Гостей из Минска жители Рытца разводят ночевать по хатам. С вечера звоним на погранзаставу, предупреждаем: завтра к восьми утра нужно открыть ворота на «рубеже» — женщинам нужно в Томашовку, в церковь.

Постепенно в окнах домов гаснет тот самый украинский свет.

Галина Евгеньевна тихо рассказывает, что когда-то с мужем перестроили во второй дом летнюю кухню: думали, уйдут туда жить, когда поженятся сыновья. Двое из трех сыновей Галины Дубины умерли, третий живет в городе. Теперь женщина одна на два дома. В «чистом» доме Галина Евгеньена спит и принимает гостей. В другом — готовит и обедает: там стоит прочный деревянный стул, на котором любил сидеть хозяин, умерший меньше года назад.

После смерти мужа Галине Евгеньевне пришлось продать лошадь, которую в семье любили. Женщина смеется, вспоминая, как покупали кобылу лет десять назад.

— Нашлы на Украине кобылу, договорилысь — а как прывизты? То поехалы на заставу, попросылы украинского пограничныка подвэсти кобылу ко рву, з его стороны. Вин лейцы в ров кинув — а я тут на Билоруси их схапыла и да себе кобылу повэла, — рассказывает женщина.

Поутру, еще в темноте, соседки в Рытце собираются в церковь: у кого праздничный фартук, у кого — платок. Сотрудники погранзаставы сегодня помогают добраться прямо до церкви, в Томашовку, а потом привозят женщин обратно.

Свято-Покровская церковь в Томашовке появилась в середине девяностых, ее перестроили из здания клуба.

— Знаешь, сразу было неприятно, што тут люды танцувалы, музыка грала и барабаны бахалы, — рассказывает Ирина Федоровна. — А потом люды собралы грошы, купола зробылы. То ужэ и на цэрковь похожэ, то ж добро зайты помолитыся!

Перед поездкой в церковь женщины исправно вспоминают библейскую легенду, связанную с праздником Сретенье, но народные традиции вспоминаются лучше.

Во время службы в церкви покупают особые «громничные» большие свечки, жгут их в церкви, а потом отвозят домой. За тем, как горит свечка в церкви, следят.

— Будыте свечку засвичваты — гасыты. Засвичваты — гасыты. Як засвитиш и свечка будэт трэшчыты — то, кажуць, будэт громовое лито. А як нэ будэт трэшчыты — то нэт, — рассказывает примету Ирина Федоровна.

У многих прихожан на Громницы свечки перевязаны льняными волокнами. Правда, соседки из Рытца лён в этом году не подготовили. Но женщины до сих пор верят, что лён с такой свечки может лечить кожные воспаления.

Раньше, вернувшись домой, пламенем громничной свечки на потолке рисовали крест.

— Робылы, штоб Господь дал, штоб гром не запалыл хату.

Сейчас крест пламенем не рисуют: боятся подкоптить крашеные потолки. Но в грозу громничную свечку по-прежнему ставят на окно, на всякий случай.

Свечкой соседи поджигают друг другу пряди волос.

— Штоб грому нэ боятыся, — объясняет Ирина Левчук.

Татьяна Федорченко, хоть грома не боится, но тоже идет к свечке. Вспоминает, как в ее дворе молния чуть не сожгла высокий дуб. Кора распорота — а дуб стоит, ему нипочем.

Напоследок жительницы деревни рассказывают: в этом году громничные свечки в церкви не трещали. Значит, в Рытце больших гроз не ждут.