«Для нас это святой напиток». История белоруса, который в день выпивает литр молока

Кто-то, чтобы с утра взбодриться, предпочитает кофе, Максим Кулеш съедает глазированный сырок. Еще месяц назад в течение дня он выпивал пару стаканов кефира или молока, но старую традицию подпортила новая техника. На этаже, где работает Макс, неожиданно сломался холодильник. Парня это сильно расстроило, с горя он перешел на колу, но дома по вечерам сердце его все также принадлежит молоку.

Максим Кулеш последний герой проекта «Путь молока». Человек, который не представляет и дня без молочных продуктов.

Фотограф Дмитрий Брушко считает, что нет ничего более белорусского, чем молоко и вовлеченность каждого в процесс, где молоко — часть жизни каждого белоруса. Он проследил современный путь молока до того момента, когда продукты попадают к нам на стол.

В проекте TUT.BY «Путь молока» мы показываем, как за большой индустрией белорусской экономики стоят простые люди — хозяева коров, пастух, молочник, доярка и другие. Весь их жизненный ритм подчинен молоку, они преданы этому напитку и делают свой, человеческий, вклад в цену молока. Мы покажем, как молоко связывает нас белой нитью и с этими людьми, и друг с другом.

«В детстве кефир мы не пили, а ели, и мне это жутко не нравилось»

Максу 24 года. Как и многие минчане, он родился не в Минске. Его корни в Смолевичском районе, где и сейчас живет его семья. Шесть лет мама с папой держали корову. Зорька обеспечивала Кулешам молочные реки и заполняла кефиром, сыром да маслицем закрома. Ни обед, ни ужин в доме не обходились без молока.

— Да мы и сейчас без него не можем, — лавируя по рынку между рядами с молочкой, описывает Макс семейные привычки. — Для нас — это святой напиток. Хоть в «красный угол» пакет или бутылку ставь.

«Молочная биография» парня большинству из нас близка, как песни Макса Коржа, ведь у белорусов где-то в ДНК запрятаны ген деревни и молока. Сегодня в планах у Макса на обед сырники, и он на «Комаровке» в поисках жирного творожка. Рецепт подсказала мама, а она, известно, плохого не посоветует.

— Еще нужно купить сметаны, кефира и молока, — перечисляет Макс продукты, без которых «скучают» его холодильник и душа. — Когда был маленьким, кефир мы готовили сами. Он получался не жидкий, а кусочками, как зерненый творог. Его не пили, а ели, и это мне очень не нравилось, теперь в противовес я покупаю только 1-процентный. Хотя понимаю, тот продукт был крутой, сейчас такого не делают.

И масла того, со вкусом детства, теперь тоже не найти. Солоноватое, оно легко ложилось на хлеб. В семье его готовили сами.

— Маслобойки у нас не было, приходилось взбивать вручную, — Макс говорит, что и сейчас как вспомнит тот процесс производства, так вздрогнет. — Сыворотку заливали в трехлитровую банку. Я, мама и папа садились у телевизора, и два-три часа по очереди безостановочно трясли. Останавливаться было нельзя.

Все постепенно взбивалось, а потом быстро съедалось. Лишь одно неизменно оставалось. Спросите и сейчас у торговца молочки, давнишний ли у нее товар, она, не задумываясь, ответит: «Свежайший».

— Вот коза, — рассматривая купленный пакет молока, парень недобрым словом вспоминает продавца. — Сказала утром привезли, а оно испортится через два дня.

«Корова была единственной возможностью выжить»

В Минске Максим живет уже 10 лет. В 14 поступил в областной лицей, с тех пор уезжал из города только в отпуск, на каникулы и в выходные. Раньше, вспоминает, в своей деревне почти всех знал, а теперь, случается, сядет в маршрутку, которая едет в те места, глянет на пассажиров — и поздороваться не с кем. Вокруг чужие лица.

Агрогородок, откуда он родом, перспективный. Есть тут клуб, почта, три магазина. Молодежи много, а коров почти не осталось. Во времена, когда Кулеш только складывал буквы в слоги, буренок здесь было голов 150, сейчас одна или две на всю деревню. Старшее поколение рассчитало: держать такое большое животное хлопотно и накладно. А тем, кто помладше, еще и неинтересно.

Свою Зорьку семья парня тоже давным-давно сдала, поэтому сырники Макс замешивает из купленного творога. Вбивает в тесто яйцо и вспоминает, как увеличилось когда-то их домашнее хозяйство.

— В 1996-м году у бабушкиной коровы родилась телочка, и ее подарили нам. Зарплаты в колхозе тогда почти не платили, — и корова была единственной возможностью выжить, — переносится Макс в те годы. — Не скажу, чтобы мы голодали, все-таки в деревне выручали грядки и город. Но помню, открываешь холодильник — а там одно молоко.

 

 

Сметана в те времена в их доме была такой жирной, что ложка в ней стояла, а молоко любили с пенкой, сразу из-под коровы. Животное назвали Зорька потому, что на лбу у нее была небольшая звезда. По ней Максим и опознавал ее в стаде.

— Когда мне исполнилось шесть, по вечерам меня отправляли корову с поля встречать, — описывает детство парень. — Мама учила: «Дай ей хлеб, и она будет добрее», поэтому я всегда брал с собой корочку. Помню, тянешь руку с угощением, и боишься, что откусит. А коровы, они ведь как лошади, едят губами. Зато потом она домой идет, и ты — важный перец рядом на велосипеде едешь. Хозяин. Думаю, моя любовь к молоку началась именно тогда.

Когда буренку сдали, молоко в семье меньше любить не стали. Даже сейчас, говорит Макс, мама с папой для себя за раз берут в магазине по две-три бутылки.

«От сыра в головках вороны тащились»

Потребности самого Максима чуть скромнее. На случай, если окажется, что он забыл купить кефира или молока, в шкафу стоит ультрапастеризованное.

— Как-то зашел в магазин, а оно на акции. Подумал, это знак, и взял шесть пачек, — смеется молодой человек. — Ничего удивительного: кто-то запасается деньгами, кто-то недвижимостью, а я — молоком. На вкус оно, конечно, не очень, зато хранится долго. В случае «молочной ломки» упаковка вскрывается.

Были в жизни Макса и два безмолочных периода, тогда не спасала даже заначка. Первый — когда служил в резерве, второй — пока учился в лицее. Хотя… в армии кефир иногда давали. И солдаты, которые его не любили, эту часть пайка рядовому Кулешу передавали. «Жаль, — вздыхает он, — больше литра осилить за раз не получалось. Потом в дни, когда ничего молочного не давали, всегда вспоминал об упаковках, что парни полными оставались».

 

 

Во время учебы в лицее ситуация была сложнее.

— В общаге на этаж у нас стоял один холодильник, и кто-то из него воровал, — рассказывает Максим, а сырники шипят на сковородке. — Поэтому молоко, кефир я почти не покупал. Осенью, зимой и весной все немного упрощалось. Продукты, которым нужен холод, можно было сложить в пакет и вывесить за окно. Правда, это не всегда спасало. Как-то слышу под утро, кто-то за окном скребется. Одергиваю тюль, а мне вороны привет шлют. Пробили дырку в целлофане и уплетают мой завтрак. Сметали они все — и хлеб, и колбасу, но от сыра в головках просто тащились.

Макс смеется, берется за тарелку — и выкладывает на нее то, что получилось.

— Блюда из молочных продуктов я редко готовлю, чаще сыр и творог съедаю так, — признается он, что сырники делал впервые. Заливает их сметаной, пробует. Неплохо, хвалит, что получилось. — Теперь можно и жениться.

— А будущая жена тоже должна молоко любить?

— Необязательно, — кивает головой Максим. — Хотя, как мне кажется, с рождения каждый белорус пьет столько молока, что любишь ты его или нет, а кровь у нас у всех немножко им разбавлена.