«В смысле - не помочь? У парня рак!» Как Катя стала первым донором костного мозга для чужого человека

Почти в 23 года минчанке Кате Шкор сделали первую в жизни хирургическую манипуляцию. Привезли в операционную, ввели наркоз и взяли часть ее костного мозга. В это время в закрытой палате-аквариуме лежал 15-летний Никита. Недавно у него случился рецидив рака крови, который каждый день отбирал шансы стать взрослым. Единственной, кто мог его спасти, была Катя. Катя, ставшая первым в истории Беларуси донором костного мозга для чужого человека.

В кафе девушка залетает с первыми снежинками на волосах. В теплом помещении они моментально тают и еще сильнее закручивают ее кудрявые волосы. Кате 28. Сейчас она развивает свой «Огромный потанцевал» — пиар-агентство для IT-компаний. За пять лет, которые прошли после операции, в ее жизни случилось многое, но о Никите и решении отдать ему свой костный мозг она в деталях помнит до сих пор.

Каждый год сотни детей проходят лечение в онкоцентре в Боровлянах. О том, что он есть, и при этом такой огромный, Катя не знала и даже не подозревала. 23 года она жила обычной счастливой жизнью. Воспитывали ее старший брат, отчим и мама-подполковник.

— Мама работает в Академии МВД. Сейчас она методист, а раньше преподавала информатику. В детстве я всех пугала: «У меня мама — подполковник». Никто же не знал, какая у нее должность, — улыбается.

Катя росла боевым, но послушным и добрым ребенком. Все, что нужно знать о ее характере, умещается в одном воспоминании из детства.

Однажды она была в деревне у бабушки. Кот поймал птицу и принес показать свою добычу хозяевам. Катя расплакалась, потому что «птичке же больно», отобрала ее и выпустила. А потом переживала, что у кота из-за этого могут возникнуть комплексы.

— Позже бабушка объяснила, что кошка всего лишь хотела похвастаться, какая она умница. А я наругала ее. Но птичку-то действительно жалко! — смеется Катя.

— Желание помогать другим появилось тогда же, в детстве?

— Мне кажется, помогать — это обычное желание, свойственное всем людям. Нельзя не откликнуться, если кто-то просит помощи, которую ты можешь оказать. Вы только представьте: кто-то в беде — а у тебя есть возможность помочь. Разве можно поступить как-то по-другому?

«Шанс совпасть с неродным человеком по ДНК — один на 60 тысяч»

Во время учебы в университете Катя решила стать донором крови.

— История очень рядовая. Мы с одноклассником учились в одном вузе. Он рассказал, что есть такая возможность. Во-первых, было интересно, во-вторых, на день давали освобождение от универа. Кто этим не воспользуется?

После Катя регулярно стала ездить в центр трансфузиологии и сдавать кровь. Жизнь текла своим обычным чередом, пока однажды ей не позвонили.

— В тот день я была на работе. Мне позвонил директор центра трансфузиологии, сказал: «Катя, можно с вами свяжутся врачи?» Я ответила, что можно.

Чем она вдруг заинтересовала врачей, Катя не подозревала.

— Через какое-то время мне позвонили со словами: «Катя, вы на 98 процентов совпали по фенотипу с нашим пациентом. Можете приехать?» Тогда я понятия не имела, о чем речь. Но поехала. Так и началась эта история.

Когда Катя впервые сдала кровь, то подписала информированное согласие: она не против, чтобы провели HLA-типирование ее крови (обследовали на иммунологическую совместимость. — Прим. TUT.BY). Так она оказалась в регистре потенциальных доноров костного мозга, который в тот момент только формировался.

Через пару дней девушку пригласили в Центр детской онкологии, иммунологии и гематологии, который находится в Боровлянах.

— Люди, которые сами не болеют и у которых здоровы дети, редко бывают в этом месте. И вот ты приезжаешь и видишь гигантское здание с множеством окон. При этом понимаешь: это не просто окна — за ними находятся дети, болеющие раком. Помню, я шла и рыдала от этого осознания.

На встрече с Катей были два врача, после общения в которыми она сделала для себя вывод: «Это выдающиеся личности».

— Они мне все очень доступно рассказали как человеку, космически далекому от этой темы. Что иногда (и не так уж редко) дети болеют лейкозом. Это рак крови. Обычно его лечат химиотерапией — и дети выходят в ремиссию. Но если происходит рецидив, нужно менять костный мозг, который вырабатывает клетки крови. Это единственный шанс на выздоровление.

О помощи врачи просили для 15-летнего Никиты, который уже не первый год лечился от лейкоза. Но подробностей Кате не сообщили: запрещено по этическим причинам.

— Я спрашивала, можно ли мне познакомиться с этим мальчиком. Врачи сказали, что нет: этика не позволяет. Вдруг тебе человек не понравится, и ты поэтому откажешься от операции? Врачи ведь не могли предсказать мое отношение к потенциальному реципиенту. Его личность держалась в тайне, но потом нас познакомили.

Шанс совпасть с неродным человеком по фенотипу — один на 60 тысяч. Этот факт пробудил у Кати множество вопросов к себе.

— Это такой же человек, как я? Мы похоже думаем? Или выглядим? А значит ли это, что я тоже могу заболеть раком крови? Конечно, это потрясает, когда ты осознаешь, что где-то ходит почти такой же человек. Притом что он другого пола и возраста.

Подробно рассказав обо всем: о самой болезни и о том, как будет проходить операция, врачи дали Кате время подумать. Но уже по дороге домой она знала, какое решение примет.

— Я сразу же сказала «да». Врачи порекомендовали не торопиться с ответом, посоветоваться с родственниками. «Обдумай — и если да, тогда мы запускаем процедуру», — сказали мне на прощание. Я вышла из центра, позвонила маме. Она, помню, сказала: «Катя, это Божеское дело». Мама никогда не была сильно религиозной, но в тот момент именно так поддержала мое решение. Я же насчет него даже не колебалась. В смысле — не помочь? Человек ведь болеет раком!

«Никита находился в закрытом боксе, будто в аквариуме. Я вся белая, а он красный»

— На первой встрече мне рассказали, что операция делается под наркозом. Никакого прокалывания по-живому не будет. Просто из подвздошной кости у меня возьмут костный мозг. Это относительно безопасно, но потребуется время на восстановление. Врачи разложили все по полкам: как работает костный мозг, как будет проходить операция, как ее юридически оформят и т.д.

Процедуру запустили в октябре 2013 года. После того как Катя подписала согласие на операцию, она основательно проверила свой организм.

— Первый этап — готов ли мой организм пережить такое. В то время я отказалась от мяса. Помню, врачи смотрят на мои анализы и говорят, что у меня понижены показатели железа. «Это потому, что я мясо не ем», — объясняю им. Они показывают мне показатели сахара и говорят: «Лучше бы ты булки не ела».

Когда сдавала анализы, видела, что в онкоцентре лечатся обычные семьи. И никто не убивается своим горем. Детки ходят лысенькие, в масках, с катетером в ручке. Я тогда думала: «Господи, как этот громадный катетер помещается в такую маленькую ручку?»

Перед операцией Катя всю ночь не спала.

— Меня отвезли в операционную. Ввели наркоз — и я шух — просыпаюсь уже в палате с усиленным наблюдением.

Очнулась Катя с ощущением, что она сразу возьмет и побежит домой. Попыталась встать с постели, но тут поняла: сил нет даже на это.

— Только на следующий день я смогла подняться. Чувствовала себя обессиленной, но боли не было. После операции стала белая, как полотно. Но восстановилось я довольно быстро. По-моему, на третий день уже уехала.

В тот же день операции ждал и Никита. Он был где-то рядом, когда у Кати забирали костный мозг. К этому дню они готовились синхронно: Катя сдавала анализы и пила витамины, Никита проходил химиотерапию — ему убивали собственный костный мозг, чтобы не случилось отторжения.

— На второй или третий день мне разрешили сходить к нему. Никита находился в закрытом боксе, будто в аквариуме. Я вся белая, а он красный. Мы разговаривали по трубке. Никаких рукопожатий или объятий: у него напрочь отсутствовал иммунитет.

— Помнишь, о чем говорили?

— Это так странно. Ты поднимаешь трубку — и все, что этот человек говорит: «Спасибо большое». И ты такая (Катя закрывает глаза ладонями. — Прим. TUT.BY): «Лучше бы ты не болел, Никита».

«На этапе поиска донора хотел умереть, потому что, когда тебе 15, невыносимо тяжело жить с раком»

Первые результаты — приживется костный мозг донора или нет — обычно появляются на 21-й день после операции. Катя очень ждала, все эти дни повторяла одно: «Мозг, заработай!» Но он не срабатывал.

— Результат операции непредсказуем. Иногда слабенький донор помогает человеку жить. И порой костный мозг сильного мужчины может не помочь маленькому ребенку. Врачи часто говорят, что на это Божья воля. Потому что понимают, что есть необъяснимые процессы: кто выздоравливает, а кто нет.

— После операции я приезжала к Никите несколько раз. Привозила магниты с танками (ему они очень нравились), виделась с родителями.

Однажды я привезла ему книгу про то, как восстанавливаться во время болезни. Он в тот момент немного разоткровенничался и рассказал, что, когда случился рецидив, на этапе поиска донора хотел умереть, потому что ему было невыносимо тяжело жить с раком. Только после операции, когда он увидел, что есть помощь со стороны, ему захотелось бороться и жить.

Костный мозг Кати в организме Никиты не приживался. Врачи ждали три месяца — без изменений. Продляли срок еще и еще, но трансплантат давал только слабую реакцию.

— Ближе к лету встал вопрос о том, чтобы взять мой костный мозг во второй раз и помочь разогнать систему. В итоге на консилиуме решили, что не надо. Потому что для меня второй раз за год процедура была бы травматичной, да и у врачей не было уверенности, что это сработает.

Позже Никита вернулся домой. С Катей они периодически поддерживали отношения: поздравляли друг друга с днем рождения, переписывались. Никита по секрету даже рассказывал, кем мечтает стать.

— В мае 2015-го я была в Кракове. Мне пришло сообщение от дяди Никиты: «Катя, Никита заболел пневмонией и умер». Так закончилась эта история… Я долго переживала. Все говорили, что я так помогла, но я-то понимала, что нет.

Неделю-другую после операции Катя хранила в секрете, что она стала первым белорусским донором костного мозга для неродного человека. Почему — даже не знает.

— Когда я решилась написать об этом в соцсетях, очень боялась. Было непонятно, как отреагируют. Но многие поддержали, спрашивали, как они сами могут стать донором. Помню, когда перед операцией я рассказала начальнице, куда ухожу, в ее взгляде читалось, будто я делаю что-то большое. А вот юрист обвинила меня в том, что я хочу денег и публичности. Да, донор костного мозга получает компенсацию что-то около 100−150 долларов. Сегодня я по-прежнему нахожусь в регистре.

— Рискнула бы во второй раз стать донором?

— Конечно! Но второго раза, наверное, не бывает.

Как можно стать донором?

Ежегодно в Беларуси делают около 30 трансплантаций от неродственных доноров. При этом операция требуется гораздо большему количеству людей. Например, в 2017-м в белорусский регистр поступило 75 запросов на трансплантацию.

Реестр потенциальных доноров костного мозга и ГСК (гемопоэтических стволовых клеток. — Прим. TUT.BY) начал формироваться в 2013 году. Сегодня в нем — более 52 тысяч человек. Однако этого числа для Беларуси недостаточно, рассказывал в интервью TUT.BY Сергей Лещук, заведующий Единым регистром трансплантации Республиканского научно-практического центра трансплантации органов и тканей.

По информации Сергея Лещука, ранее в Беларуси трансплантировали именно костный мозг. Брали его из подвздошной кости. Для этого донор должен был лечь в стационар на несколько дней. Сама манипуляция проводилась под общим наркозом.

Сейчас, говорит врач, для трансплантации преимущественно используют ГСК периферической крови — предшественники клеток крови, которые дают им начало.

— Процедура забора проводится аппаратным способом из вены, как будто вы просто сдаете кровь.

Перед самой процедурой донора приглашают сдать все анализы и пройти обследование. Для этого потребуется кратковременаня госпитализация на 2−3 дня.

Чтобы попасть в реестр, нужно хотя бы однажды стать донором крови, при этом заполнить согласие на HLA-типирование.