«Ну, здароў! Есть что?» Один день из жизни бобруйского бомжа Вити, философа и гурмана

Виктору Бондарю 58 лет. Из них 31 год он проработал поваром в различных уголках Беларуси, одно время даже заведовал столовой в Солигорском районе. Последние десять лет мужчина является не только безработным, но и числится в соцслужбах как лицо без определенного места жительства. Опрятный, трезвый, с мобильным телефоном на шее, он не производит впечатление человека, опустившегося на самое дно. Добрая улыбка, от которой в уголках глаз появляются лучики-морщинки, белоснежные усы и щегольской красный шарфик даже делают его похожим на Санта Клауса.

В Бобруйске Виктора знают все местные бомжи, ведь здесь на вокзале он прожил без малого шесть лет. Говорит, уж очень люди ему здесь понравились — отзывчивые и сердобольные. Даже, мол, лучше, чем в монастырях, куда, лишившись работы и места в общежитии, поначалу подался мужчина.

— Был и в Жировичах, и в Малых Лядах, и в Великой Кракотке — отовсюду «попросили», — без обиды рассказывает Виктор. — У меня ведь эпилепсия. Как в храме случится приступ, да еще с кровью, если язык прикушу, так мне и говорят: дескать, сорвал службу, иди в другой монастырь.

На бобруйский вокзал он и сейчас время от времени возвращается — когда уходит от очередного «хорошего человека». Так он называет бобруйчан, которые берут его к себе на постой. Однажды, говорит, познакомился с женщиной, которая даже пустила его в четырехкомнатную квартиру на улице Крылова.

— Казалось бы, живи себе да радуйся. Но бомжи очень быстро к хорошему привыкают, — усмехается Виктор. — Я тогда выпить любил. Раз пришел «на рогах», другой, а потом она взяла да и выставила меня за дверь. Теперь вот не пью, да только обратно она меня все равно не примет, — спокойно говорит мужчина.

В его голосе нет ни жалости к себе, ни сожаления о том, что не стал жить нормальной жизнью. За годы бродяжничества Виктор стал философом и верит: все, что случается — к лучшему. Этой осенью он нашел пристанище у 53-летего Геннадия, который недавно купил дом на окраине Бобруйска.

День у мужчин начинается рано. Подъем примерно в 5 утра: хозяину, который трудится дворником, нужно на работу. Геннадий встает, топит печь, готовит завтрак, а потом поднимает Виктора.

В сенцах пахнет блинами, за дверью у печки хозяйничает мужчина с седыми висками, который не выказывает к нам особого дружелюбия. Лишь интересуется, зачем нам нужно писать о Викторе — и просит его самого не фотографировать.

— А вам зачем нужно было у себя бомжа селить? — отвечаем вопросом на вопрос.

— Я в этом доме первый раз зимую, вот и предложил ему пожить, чтобы скучно не было. Мы ведь с ним года четыре знакомы уже.

На вопрос о том, действительно ли ему приходится содержать Виктора, ответить не успевает — в разговор вмешивается наш бомж.

— Ну да, он меня содержит. Ну, а я по хозяйству помогаю, как могу.

Зарплата у Геннадия небольшая, до 300 рублей не дотягивает. Но он гостеприимно зовет и нас к накрытому столу, где выставлены оладьи с пылу с жару, каша и несколько видов варенья.

— Раздевайтесь и садитесь, чай пить будем, — говорит хозяин.

В последний момент выясняется, что заварка закончилась. Виктор смущается и идет за еще одной банкой варенья, брусничного.

— Вы накладывайте его в стаканы, я сейчас кипятком залью. Будет вкусно!

Пока мы чаевничаем и слушаем Геннадия, настороженность которого постепенно пропадает, сумерки за окном переходят в серое декабрьское утро.

— Ну, нам пора, — поднимается Виктор.

В жизни бомжа главное, как утверждает Виктор, найти еду, а зимой — теплое место, чтобы переночевать. Поэтому через частный сектор мужчина ведет нас к многоэтажкам, возле которых расположилась контейнерная площадка для мусора. Здесь обычно начинается «рабочий день» Виктора, которому необходимо до обеда обойти весь район. Мужчина говорит, что собирает исключительно стеклянные бутылки, за которые можно выручить немного денег. Раньше, по его словам, часто искал на помойке еду, но теперь, когда живет у Геннадия, питаться отбросами уже не приходится.

Пока мы петляем между высотками, встречаем еще одного бомжа, который несет связку макулатуры. Виктор кивает ему и поясняет, что каждый в этом «бизнесе» на чем-то специализируется. Районы все поделены между собой, и вторжение на чужую территорию грозит неприятностями.

— Было время, когда я даже дрался с бомжами, которые считали, что это их контейнеры. Пытался объяснить, что они никому из нас не принадлежат. Кто первым успел, тот и поживился на «даче».

Мусорные баки бобруйские бомжи называют «дачами» — от слова «дать»: контейнер с отходами может и накормить, и обогреть, если нужна одежда, и даже подкинуть полезные вещи вроде ковра и старой кастрюли.

— Ну, здароў! Есть что? — Виктор подходит к контейнерам, в которых копошатся две женщины. Те в ответ отрицательно мотают головами: дескать, пусто, машина недавно проехала и вывезла мусор.

На другой площадке в соседнем дворе прямо на крышке контейнера лежит пакет. Наш спутник без стеснения и неловкости разворачивает его, демонстрируя объедки — корки хлеба и зачерствевший кусок булки с маслом.

— Вот, еды здесь хватает, — говорит Виктор, аккуратно заворачивает находку и кладет на место. — Подберут те, кому она действительно нужна.

Годы бродяжничества научили мужчину бережно относиться ко всему, что попадает в руки.

Виктор вспоминает, что на улице он оказался в 2008 году после того, как потерял работу. Говорит, выпить любил, но это никого не смущало. Однако из-за алкоголя участились приступы эпилепсии, которые начались еще в молодости. Доходило до того, что повара «трясло» на кухне в припадке по несколько раз в неделю.

— Кому такой работник нужен? — Виктор рассеяно улыбается. — Попросили уйти, потом пришлось освободить комнату в общежитии.

С тех пор работу ему найти так не удалось: без регистрации трудоустроиться проблематично, а приступы эпилепсии, о которых мужчина честно предупреждает потенциальных работодателей, их отпугивают. Да и не всякая работа ему по душе. С техникой, говорит, ладит плохо, а вот на кухне чувствует себя на своем месте.

— Любимое блюдо — колдуны с мясом. Ох, какие вкусные они у меня выходят!

О своей прошлой жизни Виктор рассказывает скупо: никогда не был женат, а родственникам теперь не до него.

— Когда сумки с продуктами из столовой носил, то всем был нужен. А как остался без работы, то оказалось, что у сестры свои проблемы, семья, дети.

Очутившись на улице, Виктор поначалу стеснялся просить милостыню или же рыться в контейнерах с мусором. Но потом понял, что если хочешь жить, то о брезгливости придется забыть.

— Когда есть хочется, то уже ни на что не обращаешь внимание и думать ни о чем другом не можешь. Ну, и холод тоже заставляет проявлять смекалку.

Однажды зимой в Житковичах Виктор средь бела дня бил окна на местной почте — чтобы его забрала милиция. В ИВС-то и СИЗО, говорит, есть крыша, койка и трехразовое питание.

— Судья мне говорит: отпускать тебя будем, три дня отсидел, и хватит. А я ни в какую, объясняю, что идти мне некуда, погибну я зимой на улице. Ну, она посмеялась и сжалилась, дала мне полгода за хулиганство.

После обхода контейнерных площадок Виктора идет на железнодорожный вокзал, который находится на другом конце города. Добираться надо на троллейбусе, проездной перед выходом из дома мужчине вручил Геннадий.

— На вокзале сейчас человек пять-шесть зимует. Есть Дана, которая выглядит так, что и не скажешь, будто она бомж, — вводит нас в курс дела Виктор. — У нее всегда деньги есть, потому что не пьет и милостыню возле храмов просит. В праздники рублей 80 выходит, не меньше.

Мужчина говорит, что Дана — женщина со странностями, но деньгами всегда помогает, если нужно. И долг вернуть никогда не требует. Сам же Виктор время от времени просит милостыню у водителей маршруток.

— Но не часто, потому что не нужно наглеть и надоедать людям. Подхожу раз в несколько дней и говорю: дайте пару копеек на пирожок. Дают — кто рубль, кто сколько.

Вообще же, по словам Виктора, если не употреблять спиртное, то жить на улице можно вполне сносно. Летом — ночевать на лавочке в парке, зимой — на вокзале. Правда, непьющих среди бомжей — раз, два и обчелся.

— Они и бомжами-то стали, потому что пропили все. И им хорошо: заработал пару рублей, пошел на «точку», выпил и забылся. Так жизнь и проходит.

Из нынешних обитателей железнодорожного вокзала все, за исключением Даны, пьют, говорит Виктор, распахивает двери в здание и с усмешкой добавляет:

— Вот, добро пожаловать ко мне домой!

Он по очереди подходит к продавцам, торгующим газетами и всякой мелочевкой, расспрашивает их о здоровье и работе, интересуется последними новостями.

— Диму помнишь? Четыре дня как преставился, умер на автовокзале, — рассказывает одна из продавщиц. — Сердечный приступ. Я его тогда с утра видела, собирался на «точку». Наверное, выпил какой-то гадости, вот сердце и не выдержало.

— Жаль, — сочувственно говорит Виктор, поясняя, что Дима — тоже бомж, из местных. Затем подходит к сидящей в зале ожидания вполне приличной женщине в пепельной дубленке, здоровается. Та отвечает что-то грубо и коротко.

— Это Дана, — улыбается Виктор. — Она сегодня не в духе.

Через несколько минут он уже представляет нас мужчине с помятым лицом. Это, говорит, бомж Сергей — у него два высших образования.

— Да, художественное и педагогическое, — меланхолично подтверждает собеседник, от которого разит перегаром. — Раньше преподавал в колледже имени Ларина. И самого Ларина помню — хороший был мужик!

— Вот так и живем, — разводит руками Виктор.

В его голосе звучит легкая ирония, но нет отчаяния. За десять лет мужчина научился с благодарностью принимать все то, что приносит ему каждый новый день. Случится приступ на улице, во время которого прохожие вместо помощи обчистят карманы, — так тому и быть. Вызовут «скорую» — значит, повезло, будет жить.

— Я паспорт уже раз двадцать оформлял, а может, и больше. Постоянно во время приступов вытаскивают из кармана. Паспортистки уже смеются, говорят: Витя, ты ими торгуешь, что ли? — посмеивается собеседник и деликатно, словно бы боясь обидеть, добавляет: — Ну, давайте прощаться, что ли?

Ему, говорит, еще нужно сходить к знакомому в гаражи, который пообещал дать немного картошки и свеклы. А потом возвращаться обратно через весь город, варить рассольник и кормить Геннадия, о котором Виктор считает своим долгом заботиться. Это — то малое, чем он может отблагодарить человека, который дал ему временную крышу над головой.

— Поедим, телевизор посмотрим, молитвы почитаем и — спать.