Этот человек больше сам привык расспрашивать, сам готовить материал к печати, — Александр Георгиевич Герасименко шестнадцать лет возглавлял борисовскую газету. В те годы она называлась «Камуністычная праца».
— Александр Георгиевич, вы помните свою первую заметку?
— Конечно, помню. Демобилизовавшись (30 ноября 1946 года), я приехал к сестре в Минск. Мне бросилось в глаза, что в этом городе газеты наклеивают в раму за решеткой. Чтобы не украли? «Зачем вы это делаете? — написал я в «Советскую Белоруссию». — В Ленинграде никаких решеток — и никто газет не срывает».
В столице я не задержался, а между тем из «Советской Белоруссии», как рассказала сестра, меня разыскивали.
— Наверное, по вашему письму учуяли будущего журналиста.
— Может быть, — улыбается Александр Георгиевич.
— А почему вы тогда сослались на Ленинград?
— Потому что именно этот город воспитал меня.
— Расскажите, пожалуйста, о себе подробнее.
— Я родом из деревни Хоминка Лоевского района. Окончил Гомельский финансово-экономический техникум и 24 октября 1940 года был призван в армию. Вот тогда и попал в Ленинград — в 4-й Краснознаменный инженерно-противохимический полк противовоздушной обороны НКВД.
(…Вот откуда он, этот документ: «Герасименко Александр Георгиевич награждается медалью «За оборону Ленинграда»… Вручена 21 августа 1943 года». Бережно складываю бумагу.)
— А там, — продолжает мой собеседник, — и война. К началу ее я уже прослужил 8 месяцев, многому научился.
Наверное, поэтому однажды и направили вместе с другими инструктировать главных инженеров ленинградских предприятий, как взрывать оборудование. (Считается, что 8 сентября немцы полностью вышли к Ладожскому озеру и блокировали Ленинград. В своем выступлении Сталин сказал: ничего не оставлять врагу. Так же считали и Ворошилов, и Жданов, т.е., я думаю, весь Военный Совет предполагал, что Ленинград придется сдавать.) Да… И вот я на Васильевском острове показываю инженерам, как составить заряд и т.д. Бросил зажженный шнур с капсюль-детонатором — хорошо бухнуло.
Все окна пооткрывались, люди всполошились. Но самое главное — дальше.
Моя учеба им не пригодилась! Не взрывали в Ленинграде ничего! Потому что приехал Жуков, и кончилась паника. Жуков не стал в атаку ходить, как Ворошилов, а стал требовать порядка…
Война есть война. Но самое жуткое из воспоминаний — это Пискаревка. Кладбище. С декабря 41-го по март 42-го мы там работали.
Одни дырки делали в земле — надо было дойти до незамерзшего слоя, другие — взрывали, кто-то хоронил. Ну и вот в какое-то время меня назначают в бригаду взрывников. Закладываешь взрывчатку, капсюль-детонатор, шнур выводишь наверх — не короче 80 см. Это значит, у тебя есть 80 секунд, чтобы отбежать от места взрыва.
— А если зажигаешь 10 зарядов?
— Все те же 80 секунд… К тому времени нам стали выдавать аммонал — он дешевле тола. Но тол идет в шашках, а этот — россыпью. Чтобы его собрать, нужен мешок. А где его взять в части? Нужда заставила снимать простыни с трупов. Эти простыни тоже надо найти — привозили машинами и голые трупы.
И вот, помню, моя очередь искать простыни. Вышел. Ночь. Метель. Мороз. Правда, небольшой, градусов 15 (хотя в ту зиму доходил и до 40). Луны не видно. А трупы навалены штабелями. Часть замерзла, слежалась. Ветер воет среди этих «штабелей». А надо идти туда. Страх!
— Сколько вам было тогда?
— Двадцатый… Для таких ребят Ленинград, наш полк стали школой жизни. Вот два случая. Ржевка.. река Большая Охта. По всей этой дороге с Ладожского озера везли продукты. Один деляга пристроился: в кузов машины нырнет, баранью тушу утащит — и к себе в роту.
Поймали. Ночь продержали в холодной землянке. Утром поставили перед ротой — все вооружены. Старшина: «Будешь воровать?» «Не-ет!» — как закричит тот.
— А второй случай?
— Один меня так оскорбил, что я ему сказал: «Застрелю!» Ей-богу, застрелил бы. Но он сам умер — от голода. А в ранце его нашли… сухари.
— Как же так, умер от голода — и сухари?!
— Не об этом надо спрашивать. Тут важно другое — что солдаты, которые рядом были голодные, не украли у него (а ведь знали) эти сухари!
— …В Ленинграде, — веселеет Александр Георгиевич, — мне впервые попала в руки книжка «Русские юмористы за 100 лет», тогда впервые узнал я Козьму Пруткова. Когда в России выдвигали Кириенко, мне вспомнилось из Козьмы Пруткова. Первое: «Степенность есть надежная пружина человеческого общежития». Второе: «Не все стриги, что растет».
Запомнилось такое китайское выражение: «Преклоняйся перед великим, но не идолопоклонствуй». Мне кажется, я в какой-то степени в жизни старался выдержать это.
— А в Борисове вы с каких пор?
— С 1955 года. (К тому времени окончил Высшую парт-школу, до того поработал на радио, ответственным секретарем газеты, редактором политотдельской газеты МТС.) Благодаря газете «Камуністычная праца» узнал много интересных людей. Начну с партийных секретарей — ведь они «кіравалі» газетой. И, надо сказать, были среди них уважаемые люди.
Анатолий Юльянович Денисевич. При нем в городе строили первый водопровод. Может, где-то километр труб сам достал, используя свое партизанское знакомство, — он был из комсомольцев-подпольщиков. Гомельчанин, рос без отца. Потом работал в обкоме. Умер в дороге, молодым.
Люди постарше, думаю, помнят и Кийкова. Хороший был хозяйственник. Стал потом министром лесной и деревообрабатывающей промышленности. И, между прочим, не зазнался, борисовчан при встрече в Минске первым приветствовал.
Тогда было больше сотни колхозов в районе, и всех людей знал Александр Федорович Гурский.
В период хрущевской перестройки пришел Килбас Александр Антонович — кадры знал и кадры выдвигал.
Теперь — о «простых смертных». Я очень уважал главного агронома колхоза имени Чкалова Федора Матвеевича Левшу.
Классный специалист, хотя и не имел документа о высшем образовании. Получил несколько правительственных наград. Я знал его скромным, настойчивым, знающим.
А Федор Акулич — один из агрономов послевоенного времени… Мне очень приятно, что его сын (чернявый такой бегал парнишка) теперь руководитель крупного масштаба, сенатор. Младшего Акулича я знал как главного инженера совхоза «Велятичи», как председателя колхоза имени Чкалова. Выдвинут он за дело!
Почему я все это подчеркиваю? Известный в республике журналист (редактировал в Брестской области ганцевичскую газету) Василий Протасов как-то признался, что три четверти героев его очерков не оправдали доброго слова. Бывает… Я писал о Юданове, Кожемякине… Не без греха каждый из них. Но руководители были умелые.
До сих пор помню Клавдию Павловну Копыльскую — доярку колхоза «Новая жизнь». С душой работала женщина. По 16 часов в сутки! Горжусь, что знал этих людей, что газета рассказывала о них.
Конечно, писали и о недостатках. Как-то проезжаю около Новосад — слева дымит труба асфальтового завода. И вспомнилось. Раньше это предприятие находилось в городе возле перекрестка ул. Гагарина и железнодорожной ветки. Несколько раз газета выступала, снимок давали. Дымит! Кто-то взял нашу «Камуністычную працу» и отправил в газету «Правда». Звонок оттуда: «Было?» «Было,— говорю. — А что еще может редакция, кроме как огласить факт, привлечь к нему общественное мнение?» После этого «Правда» дала реплику в 50 строк, мол, местная газета публикует, а завод все дымит. Через месяц-два асфальтовый из города убрали. Считаю, нашей газеты немалая заслуга.
Но не о каждой публикации могу вспомнить с таким удовлетворением.
Пришло как-то в редакцию письмо: директор комбината застрелил на своем огороде скворца. Зав. отделом писем Волосецкая подготовила материал к публикации. Но были затруднения с заголовком. Я ей и говорю: «Пиши «Смерць шпака». Тот директор (правда, он был уже в пенсионном возрасте) вскоре уволился, не выдержал: идет по цеху, а люди ему вслед: «Смерць шпака» пошел. Я никогда не думал, что будет такой резонанс. Вывода здесь два. Первый — конечно, не должно быть людей, свободных от критики, второй — думать о вероятной реакции на публикацию надо.
— В журналистику приходят молодые. Ваш совет?
— Не лезь в высокие материи, разговаривая о навозе. Имею в виду именно местную газету. Это не журнал, не толстый еженедельник, места в ней мало. Как сказано в книге «Вторая древнейшая профессия», в газете не нужен писатель. Ищи событие, давай ему оценку, а завтра забудь о нем, ищи другое. Если иллюстрировать примитивно: не говори, что надо учиться, а что в такой-то деревне такой-то не учится. Т.е. избегай общих фраз.
— Сейчас потихоньку исчезают такие жанры, как очерк, зарисовка о человеке…
— О людях, думаю, писать надо. Жизнь показывает, что любую публикацию о себе человек помнит. Когда я работал в Лоеве, зашел как-то в редакцию начальник райзаготконторы (он до войны был председателем колхоза). И вспомнил о критическом материале в газете — до войны!
Так что в заключение пожелаю нашей газете — пусть каждая публикация будет запоминающейся. И пусть ваш суп всегда будет съедобным.
— А при чем здесь суп?
— Я прочитал об этом когда-то в «Литературной газете». Приехал в Союз Го Мо Жо (президент Китайской Академии наук). Корреспондент пошел к нему, взял материал, поблагодарил. Го Мо Жо ответил: «Я вам дал кости, от вас зависит, каким будет суп».
А. Герасименко