Артист Росгосцирка каждое лето тренирует брестских жонглеров
Своим кумиром жонглер Родион Шиян считает Евгения Биляуэра. С легендой советского цирка его роднит… реквизит: чему-то необычному они оба предпочли классику. С булав Родион начинал в цирке, им остался верен и по сей день: его максимум — это семь штук. Уже более десяти лет белорус работает в Росгосцирке, где прославился как первый жонглер на сигвее, пишет «Заря».
В Брест, откуда он родом, Родион приехал без своего циркового «транспорта», но с огромным желанием работать. Уже по традиции каждое лето он тренирует воспитанников местной студии жонглирования, руководит которой Владимир Бычков — кстати, первый наставник Родиона.
— Долго будете на тренировке? — спрашиваю жонглера по телефону, договариваясь об интервью.
— До посинения, — смеется он в ответ.
И держит слово. К середине репетиции, когда назначена встреча, Родион уже хорошо вымотанный, весь мокрый. На тренировку в городской центр культуры сегодня пришли всего лишь два ученика: у остальных каникулы, разъехались кто куда. У известного жонглера тоже отпуск — цирк закрыл сезон. Но, несмотря на это, он не забывает о работе ни на день.
— Жонглирование — такой жанр, где нужно постоянно поддерживать себя в форме, — говорит мой собеседник. — Неделя-другая без тренировки, и все, что ты нарабатывал годами, уходит. Поэтому надо повторять и повторять изо дня в день. В этом плане наше дело очень схоже с дрессурой, ведь жонглер тоже постоянно дрессирует себя: свои руки, ноги, голову.
— Интересно, сколько же часов в день занимают тренировки?
— На гастролях, а я большую часть времени нахожусь в разъездах, не всегда есть возможность хорошенько размяться перед выступлением. Здорово, если в цирке два манежа — рабочий, где идет программа, и репетиционный. Тогда можно тренироваться и пять часов с перекурами и отдыхом. Но если манеж один, то на все про все выделяется только час. В этом случае я обычно ищу себе какой-нибудь уголочек за барьером, в фойе, чтобы там покидать булавы.
— А если нужно разучить новый трюк?
— А смотря какой! Я часто учу что-то не для цирка, а для собственного утешения — смогу или нет. Естественно, что-то новое всегда требует очень много времени. Может, месяц, а то и полгода. Бывают дни, когда приходишь на тренировку, и все идет шикарно, получается чуть ли не с первого раза, а уже на следующий день — никак, все в прямом смысле слова валится из рук, и приходится начинать с нуля. Тут многое зависит от твоего настроения, вернее, настроя — насколько ты собран. Научиться жонглировать может кто угодно. Лишь небольшая роль в этом деле отведена таланту, в остальном же это кропотливый каждодневный труд.
— Если заговорили об учебе, то возникает банальный вопрос, без которого никуда, — как вы учились жонглировать, как пришли в цирк?
— Сейчас в это сложно поверить, но в детстве я о-о-очень не любил цирк, — смеется жонглер. — Очень хорошо помню, как показывали цирк по телевизору, и мне не хотелось его даже смотреть! Но прошло немного времени, и моя мама Анна Ивановна, которая на тот момент работала художественным руководителем ДК профсоюзов, стала подтягивать меня на свои спектакли.
Я в них участвовал, получал азы актерского мастерства. И вот как-то раз на Новый год я увидел представление своих «коллег» -народно-цирковой студии «Давгялы», руководил которой дядя Вова (Владимир Бычков. — Прим. автора). Их жонглер просто покорил меня. Настолько, что я уже дома давай репетировать сам, как умел. Картошка валялась по всей квартире, мама постоянно находила ее то под диваном, то под шкафом. Короче, я попал!
В то время цирк был при школе акробатики, и мама думала: надо быть как минимум мастером спорта, чтобы стать частью цирковой семьи, но дядя Вова сказал: «Да куда там! Пусть приходит». Мне было лет двенадцать, когда я начал заниматься и акробатикой, и жонглированием. К последнему легла душа, с ним и пошел по жизни. В 2005 году уехал в Москву, где поступил в государственное училище эстрадно-циркового искусства. А с половины первого курса меня пригласили в номер при Росгосцирке. Там я и остался.
— Родион, а вы сейчас работаете в стационарном цирке или шапито?
— Головной офис Росгосцирка находится в Москве, но мы не сидим на месте, а ездим по всей стране. Еще в 70 — 80-е годы в Союзе построили очень много стационарных цирков. Сейчас в России их около сорока — таких, как у нас в Минске и Гомеле. По этим циркам мы и катаем программы. Так что, в основном, я работаю в стационарах, но приходилось выступать и в шапито. Несколько лет назад мы с Росгосцирком проехались по восточной части Беларуси: Гомельская, Витебская, Могилевская области. Но шапито, я вам скажу, — то еще испытание. Это кажется все романтичным, а на самом деле — одни мучения. Летом крыша нагревается так, что даже в майке и шортах ты обливаешься потом. А зимой, наоборот, сквозь нее попадают дождь и снег, поэтому артисты нередко болеют. Когда я работал еще в групповом номере, нам не раз приходилось выходить на манеж с высокой температурой.
— А в каких номерах вы сейчас заняты?
— Сейчас выступаю в дуэте со своей невестой, — немного смущается Родион. — Она моя ассистентка: вся работа в номере на мне, Ксения просто красивая и подает реквизит. Вместе, конечно, веселее. Долгое время я работал в групповом номере — «Эквилибристы-жонглеры». Мы с партнером находились на вольно стоящих лестницах высотой более двух метров, а внизу две девочки ездили на моноциклах. Шикарнейший был номер, но время расставило точки, мы развалились — ребята ушли, надоели им эти бесконечные гастроли. Еще одно время работал на американском колесе смерти.
Но два года назад человек вышел на пенсию, и номера тоже не стало. Именно тогда я и начал репетировать свое сольное выступление, решив попробовать что-то новенькое, чего на тот момент не было ни в одном цирке. Так родился номер с гироскутером: я катаюсь по манежу на сигвее и при этом жонглирую, а финальные трюки исполняю, как и раньше, на вольно стоящей лесенке.
— Родион, а что самое сложное в вашей работе?
— Настроиться. Все-таки, когда работаешь на зрителя, не хочется ударить в грязь лицом. В жонглировании, как известно, есть только два варианта развития событий: либо пан, либо пропал. Мне часто говорили наши воздушные гимнасты: «Ну, чем ты рискуешь? Расслабься!». И я каждый раз им отвечал: «Своей репутацией. Если я выйду и всё поваляю, то что же будут люди обо мне говорить?». Понятно, один-два завала бывают даже у суперпрофессионалов — все мы живые люди. Но это вовсе не оправдание.
Я всегда стараюсь собраться перед представлением, максимально сконцентрироваться. Сложность в том, что зрители ждут от тебя не только чистый трюк, но и заряд энергии. Поэтому я пытаюсь во время каждого выступления сам насладиться происходящим, чтобы «заразить» таким настроением публику.
— Курьезные случаи на арене были?
— Конечно (улыбается). Больше всего мне запомнился случай, который произошел в самом начале моей цирковой деятельности. Тогда я выступал еще в групповом номере. Мы работали под ковбоев. Естественно, на ногах — казаки с традиционным каблучком. И вот выбегаем мы с партнером на манеж, как будто из салуна пьяные ковбои, и я, немного не рассчитав, цепляюсь за уголок между пистой, служащей опорой для бегущих лошадей, и форганом, откуда выходят артисты. Нет-нет, я не упал, а вот мой сапог слез почти до щиколотки. Партерную работу внизу я отработал, а как на лестницу лезть — не знаю. Босиком? Невозможно, будет очень больно. Долго не думая, кланяюсь, улыбаюсь и ухожу восвояси, оставив партнера одного.
За кулисами все тут же подлетают ко мне, включая и медсестру: «Что случилось? Травма?». А я в ответ лишь смеюсь: «Да все нормально, только сапог порвал!». Еще один забавный случай произошел уже на лестницах. Кидаем, значит, мы с партнером булавы, и вдруг одна из них прямо в воздухе разлетается на две части: «голова» летит в зал, а ручка — моему коллеге. У меня мгновенная паника — высота же нешуточная: только лестница больше двух метров, а плюс еще рост! Но, к счастью, все обошлось, никто из зрителей не пострадал.
— Родион, а у вас есть профессиональная мечта?
— Есть у меня одна творческая идейка. Раскрыть секрет? Я очень хочу освоить бумеранги, запустить их штук 5 — 6. Думаю, из этого получился бы классный номер! Но, к сожалению, все никак не хватает времени. А что касается глобальной какой-то мечты, то, наверное, ее у меня нет. Самое мое большое желание сейчас — передавать детям свои навыки. У меня были очень хорошие педагоги еще советской школы. И мне хочется поделиться этим ценным опытом с начинающими жонглерами, чтобы они все делали правильно, чтобы увереннее шли к своей цели.
Сегодня в Европе и Америке жонглирование в большом почете, интенсивно развивается, пользуется особой популярностью среди молодежи. А вот у нас в Беларуси и России как-то не очень. И я не знаю, почему. Может, просто люди не верят в это? Многим кажется, что цирк — это только ха-ха да хи-хи, и они не видят будущего своих детей в этом деле. А зря…
— А вы видите себя в цирке, скажем, через лет десять? Или думаете освоить какую-либо более практичную, приземленную профессию?
— Если честно, то возраст дает о себе знать уже сейчас. Мне тридцать. Вроде не так много по нормальным, общечеловеческим меркам, но и не так мало для цирка. До пенсии, которая у нас льготная, мне осталось всего ничего. Вот стану официально пенсионером, и там уже можно двигаться самостоятельно: в Европу, Азию, Америку — туда, где окажусь нужен. В любом случае это будет цирк. Раз пошел по жизни с ним, то теперь без него уже никуда. Не зря же говорят, что цирк — как болото: ступил раз, и тебя засосало.