"Хочу привлечь людей к спорту". Андрей Геращенко о семье, стрельбе и открытости "Спортинг клуба"
Бизнесмен и председатель Федерации стендовой стрельбы Андрей Геращенко рассказал о том, почему ушел из спорта, которому отдал 20 лет, зачем открывать для посетителей знаменитый «Спортинг клуб», имеющий сейчас репутацию заведения для миллионеров, и как он растит 10-летнюю дочь, которая по решению суда живет с ним, а не с матерью.
Пока мы разговариваем, за спиной раздаются выстрелы. Площадка для стендовой стрельбы в «Спортинг клубе» находится совсем рядом с ресторанными столиками.
— Вы уже, наверное, привыкли к этому звуку?
— Я его вообще не замечаю. Когда сам готовишься к соревнованиям — а это по тысяче выстрелов в день — в какой-то момент нажимаешь на курок и не понимаешь, выстрелил уже или еще нет, приходилось даже уточнять у помощника.
Стрельбище, на котором расположен «Спортинг клуб», раньше принадлежало Обществу охотников и рыболовов, которое в советские годы относилось к Минобороны.
— Когда мы приехали сюда в 1996 году, здесь не было ничего, кроме заросших бурьяном площадок, большого яблоневого сада и стоянки, которую сдавали для грузовиков. На площадке для стрельбы стояли машинки 1956 года, рядом сидели люди, которые по команде нажимали кнопку. Это сейчас все автоматизировано, в лотки загружаются мишени (тарелки), говоришь «дай» — и мишень вылетает, — рассказывает Андрей Геращенко. — Сначала мы здесь просто стреляли, потом за свои деньги купили и поставили оборудование, на котором можно было тренироваться. После, когда охотники нам предложили выкупить территорию целиком, — все перестроили, открыли ресторан. Хотя изначально собирались просто обустроить место, где можно было нормально тренироваться.
Стрельба, можно сказать, американский и итальянский вид спорта. В Америке сильное оружейное лобби и очень много любителей пострелять из всех видов оружия. А на севере Италии находится около 100 известных оружейных заводов. Поэтому в этих странах народное развлечение — сходить пострелять по тарелкам. У нас же никогда такого не было — такой немного импортный вид спорта и развлечения.
— Почему же вы тогда им занялись?
— Когда мне было 9 лет, мой отец и его брат любили ходить на охоту, и меня, маленького, с собой брали. Мы в то время жили в Слепянке и ездили на охоту в Колодищи — ходили по полям за зайцами. У отца было ружье с горизонтальными стволами, а у дяди — с вертикальными, самое модное, что было при советской власти. Я во втором классе занимался вольной борьбой, а дядя мне говорил: занимаешься ерундой, вот есть такой элитный вид спорта, как стендовая стрельба… Думаю, тогда у меня где-то отложилось.
Всю свою юность я занимался дзюдо, был даже мастером спорта. А в 25 лет, уже вернувшись из армии, начал терять форму и раздумывал чем заняться для души. Как-то включил телевизор, а там как раз соревнования по стендовой стрельбе на Олимпиаде показывали — ну и пошутил, что займусь стрельбой и поеду на Олимпиаду. В 26 лет люди с большим спортом завязывают, а я только начал. Занимался здесь, с тренером Эдуардом Ивановым, потом познакомился Тимуром Митояном, он тренировал киприотов, и я года четыре ездил на Кипр, готовился с ними. В этом виде спорта не нужно, чтобы тебя каждый день тренировали — по сути, спортсмены работают сами. Года через 2−3 поехал на первые международные соревнования. В 2008 году — на Олимпиаду.
«Не хотели делать элитное место, но нам нужно было соблюдать требования»
— Бизнесом вы стали заниматься до или после спорта?
— До. Года в 22.
— Почему у нас в стране так часто либо бизнес приходит в спорт, либо спорт идет в бизнес?
— У нас в стране искренне пытались навести порядок в спорте, сначала председателями федераций назначали людей, которые имели административно-управленческий ресурс. Это ведь хорошо, на самом деле, потому что надо было строить какие-то базы, привлекать ресурсы. После начали появляться люди в бизнесе, готовые управлять спортивными федерациями. Причем многие это делали по своему желанию, как я, — мы же никому не были нужны. Даже Федерации стендовой стрельбы не было, мы сами ее зарегистрировали — да, получили одобрение, но инициатива была наша. В «Спортинге» мы все строили за счет привлеченных денег, государственных финансов не было. Министерство спорта нам очень помогло в 2007 году, когда мы обратились в международную федерацию с предложением провести один из этапов Кубка мира и финал Кубка мира в Республике Беларусь. Тогда нам выделили часть денег на стрелковое оборудование. То же самое сейчас — мы докупаем часть оборудования к Европейским играм 2019 года. Благодаря поддержке Минстерства спорта у нас будет будет самый современный стенд в мире, можно будет даже Олимпиаду проводить. Мы ставим экраны результатов, новую электронную систему, к которой все машинки будут подключены. Человек получает магнитную карточку, прикладывает к экрану, выбирает вид стрельбы, стреляет — и результаты в интернете.
После Европейских игр планируем провести два этапа Кубка мира — уже подали заявку, и ее наверняка одобрит Международная федерация. Без поддержки Минспорта это было бы невозможно.
— Дорого содержать такой вид спорта?
— Дорого. Все, что зарабатывает ресторан, уходит на содержание комплекса, этот объект неприбыльный. Да, чтобы было гармонично, здесь должна быть обыкновенная стрелковая база и фастфуд: человек пострелял, выпил кофе и пошел домой. Но если бы мы так сделали, зарабатывали бы копейки и закрылись. Содержать спортивный объект стоит денег — постричь траву, убрать мусор, охранять территорию. Много мелочей, которые не видны глазу, но они набегают-набегают. Измеряются десятками тысяч долларов.
— В год?
— В месяц. И так в любом спортивном объекте, как бизнесмен я умею посчитать. Есть экономика, и она кусается. Тем не менее мы искренне гордимся тем, что являемся спортивным объектом, который полностью себя содержит без дотаций из бюджета.
— И зачем частнику вообще в это ввязываться?
— Мне это нравилось, я в этом видел смысл жизни и какую-то отдушину. Когда я все начинал, сам курировал клуб денно и нощно, находился здесь сутками. Идея была такой: на открытие люди пришли по приглашениям, а потом мы ввели правило: если хочешь попасть в клуб, то должна быть рекомендация от кого-то, кто уже состоит в клубе. Почему у клуба был статус закрытого? Потому что мы первые, у кого было разрешение на стрельбу, на оружие, боеприпасы. Мы не хотели сделать здесь элитное место — но нам нужно было соблюдать требования МВД. Потом менеджеры начали кому-то давать карточки клуба, а кому-то отказывать, каких-то людей приглашали, а каких-то нет — это уже был не спорт, а какое-то социальное заведение.
Сейчас есть проблема — большое количество людей, которые приезжали раньше и продолжают приезжать, стрельба по разным причинам не интересует, они приходят только в ресторан. А новое поколение проезжает мимо, потому что даже не знает, что можно просто зайти на наш сайт, заполнить гостевую анкету и совершенно спокойно приехать и пострелять.
— Но если каждый сможет зайти, то «Спортинг» уже не будет клубом для миллионеров.
— Мне бы хотелось, чтобы как можно больше людей приезжали и стреляли — это не какое-то место для олигархов. Мы открыты для всех. Но так как это стрелковый клуб с оружием, боеприпасами, мы вынуждены, повторю, соблюдать требования МВД — это единственная причина, по которой существует клубная и пропускная система.
Но я хочу людей привлечь именно к спорту, нужно, чтобы жизнь была. Сейчас, если придет человек с улицы и скажет: «Хочу пострелять», его по протоколу проведут на площадку, все покажут, расскажут. И если он вменяемый, дурака не валяет, его пустят в клуб. Мы можем «попросить» человека из-за того, что он ругается матом, если пьян, что других людей будоражит. Все остальные, пожалуйста, приезжайте, стреляйте.
К примеру, к нам сегодня со всей Беларуси приезжают люди, чтобы настроить оружие, изготовить индивидуальный приклад. Все стрелковое сообщество знает нашего мастера Степана Богайчука, который занимается этим уже 30 лет и очень хорош в своем деле. Благодаря ему многие наши пистолетчики занимали призовые места на чемпионатах мира мира и олимпиадах.
Но «Спортинг клуб» не только для профессионалов. Сейчас многие увлекаются охотой — приехал, переночевал, долго ходил по лесу, стрельнул три раза, промахнулся и поехал домой. Но ведь не меньше удовольствия можно получить, например, постреляв с другом на спор по тарелкам, поучаствовав в соревнованиях. Есть два вида стендовой стрельбы. Есть тарелки, которые летают по олимпийским правилам, а есть тарелки, которые летают кое-как, как на охоте, — это, собственно, и есть спортинг.
— Хорошо. Вот я человек с улицы и без ружья. Как я могу попасть в клуб?
— Зайти на сайт, заполнить анкету гостя, вам перезвонят и пригласят. Приедете, постреляете, и если понравится, станете членом клуба. Даже, возможно, поучаствуете в домашних соревнованиях, которые мы проводим каждые две-три недели.
«Бывшая жена забрала дочь, уехала в Москву и спрятала ее — буквально спрятала!»
— Вы сами сейчас стреляете?
— Нет. Когда тренируешься, нужно стрелять по три часа пять дней в неделю, а желательно — два раза в день. У меня очень трагично получилось: я женился в 2006 году, в 2007 году родилась дочь, а в 2008-м была Олимпиада. И в это время было очень много семейных распрей, жена оставляла ребенка с нянями, уходила, непонятно чем занималась. Когда я поехал на Олимпиаду, был выжат как лимон, из последних сил карабкался. Это было не то, к чему я шел долгие годы.
— А казалось, что стрельба как раз учит не реагировать ни на какие на внешние раздражители, спортсмены-стрелки производят впечатление очень спокойных людей.
— На площадку в стендовой стрельбе выходит одновременно 6 человек, стреляют 30 минут, но реально один человек за эти полчаса стреляет в целом всего 4 минуты. За один день человек стреляет три серии, то есть всего 12 минут, все остальное время пауза — стоишь, у тебя мысли в голове, черти лазят, человек постоянно, как бы он ни был силен, боится промахнуться, его что-то отвлекает. Если бы сейчас шли соревнования, я бы в лесу поставил машину и просил бы человека с рацией предупредить меня мне за 4 минуты до стрельбы. А сам книжку бы читал, гулял вокруг авто. Потом приходил бы, брал ружье, стрелял и уходил, никому не глядя в глаза. Спокойствие — только внешнее, спорт дается тяжело.
— И вернуться уже не планируете?
— Не знаю, я не могу себя обманывать. У меня раньше было очень много энергии, и я мог ее тратить. Сейчас я должен работать, и я хочу видеть ребенка, проводить время с семьей. У меня дилемма — или я буду стрелять из ружья по 3 часа в день, или я проведу лишний час на катке, на тренировке дочки, схожу с ней в кино — я уже выбираю второе.
— Сколько вы сейчас времени проводите с дочкой?
— Много. Я два года в школе просидел — весь день, пока шли уроки, потом забирал дочку и мы ехали домой.
— Ваша бывшая жена видит дочь?
— Бывшая жена, когда родила ребенка, вдруг решила, что будет заниматься бизнесом и вести светский образ жизни. Она не уделяла внимание дочке, у нас на этой почве были скандалы, разлады и прочее. С чего эта ситуация началась: я узнал об измене. Когда она поняла, что мне все известно, оставила мне дочку и уехала налаживать новую жизнь. Через четыре месяца я подал на развод. Мы подписали соглашение, по которому воспитывали ребенка 50 на 50, у меня три недели ребенок, у нее — три недели. Так длилось два года, а потом, когда я познакомился с Люцией (телеведущей Люцией Геращенко — прим. TUT.BY), бывшая жена забрала дочь в очередной раз, уехала в Москву и спрятала ее там — вот просто буквально спрятала!
Судебные тяжбы начались с подачи бывшей жены — она потребовала, чтобы суд запретил мне общение с ребенком до 10 лет. После этого мое терпение лопнуло, и я передал дело адвокатам. Они быстро установили, что бывшая жена часто оставляла дочку одну у чужих людей в Москве, когда сама приежала в Минск или была в поездках за границей — в суде мы предоставили доказательства.
Я сам попросил провести полную судебно-психиатрическую экспертизу. Собралось, если я не ошибаюсь, 8 или 9 психологов и психотерапевтов, нас всех обследовали — меня, ребенка и бывшую жену. Заключение свидетельствовало о том, что у матери с дочерью нет близких отношений, ребенок не хочет жить с ней, а у меня с дочкой близкие и доверительные отношения. Заключение экспертизы было настолько категоричным, что Верховный суд оставил решение суда низшей инстанции в силе — дочка осталась со мной.
Бывшая жена иногда приходит в школу — 5 минут постоит и уходит, дочь с ней не общается.
«В 2011 году мы вышли из дистрибьютерского бизнеса»
— В 2011 году вы, по версии «Ежедневника», вошли в топ-50 самых влиятельных бизнесменов страны.
— Я не знаю, что это за ежегодный рейтинг. Хлопцы посмотрели на юрлицо, спросили, чем оно занимается, и на этом основании поставили меня на какое-то место. Это смешно, откуда они знают, чем и кто на самом деле занимается? Очень легко составлять такой рейтинг на Западе, все, кого включают в список Форбс, являются собственниками какого-то пакета акций, цена которого известна. Например, Уоррен Баффит докупил акции Apple — это публичная информация, и его можно оценивать. А у нас как считать?
— Но вы же зарабатываете не на «Спортинг клубе»?
— Нет.
— Занимаетесь импортом?
— Нет, у нас был дистрибьютерский бизнес, мы занимались Procter&Gamble, но в 2011 году из него своевременно вышли, когда во время кризиса поняли, что на этом нельзя дальше зарабатывать. Сейчас основной бизнес — IT, мы занимаемся программированием, заканчиваем разработку своего уникального программного продукта, который предназначен для управления организациями.
— Если вам не подходит определение «Ежедневника» и не нравится, что пишут в интернете, как бы вы себя сами представили?
— У меня нет такой цели, как-то себя представлять, я асоциален в этом смысле. И еще я сторонник главного принципа капитализма: тебе никто ничего не должен. Хочешь чего-то — работай.