"Это не выпавший зуб". Почему нельзя замалчивать потерю неродившихся детей и где искать помощь
Не все беременности заканчиваются родами. Может произойти выкидыш, родиться мертвый малыш. Для многих родителей эта утрата такая же трагедия, как если бы они потеряли взрослого ребенка. Если остаться с этой болью наедине, без грамотной поддержки, у женщины могут случиться затяжная депрессия, отказ от следующих родов, возможен даже распад семьи. Но готово ли общество разделить такое горе?
Мы послушали несколько историй женщин, потерявших детей на разных сроках беременности. Как оказалось, переживания потери ребенка на 10-недельном сроке могут не сильно отличаться от его утраты на девятом месяце беременности. Это важно, чтобы понять масштабы проблемы, так как пока такие случаи попадают в разную статистику. Смерти детей до 22 недель беременности относятся к самопроизвольным абортам, а после 22 недель до 7 дней жизни — к перинатальным потерям или преждевременным родам.
«Нерожденная дочка утешала меня»
— У меня было два выкидыша — в 2010 и 2011 годах на сроке 12 и 16 недель, — рассказывает Татьяна из Орши. — Не помню, чтобы врачи ко мне в эти моменты проявили сочувствие, выразили соболезнования. Выскабливание — стандартная процедура в роддоме. Но для матери — это потеря ребенка, жизни. Два года я была в жуткой депрессии. Просто плакала целыми днями, перед глазами был комочек с ножками и ручками, что из меня выпал — во второй раз я это отчетливо видела. В один момент мне даже показалось, что нерожденная дочка (почему-то я была уверена, что это девочка) подошла ко мне и сказала: «Мама, не плачь, со мной все хорошо»… От моей тоски страдали муж, сын.
Никто в больнице к психологу меня не направил, там тоже никто с советами не подходил. Видя, что у меня проблемы, я сама стала узнавать по знакомым, нашла специалиста в поликлинике, которая по собственной инициативе работала с такими потерями, потому что сама когда-то это пережила. Она на начальной стадии и помогла мне отпустить детей. Конечно, для меня они были детьми, я их любила как рожденных. В такой ситуации женщине нужна помощь грамотного специалиста. Причем, важно начать как можно раньше, иначе травма уйдет очень глубоко и с ней будет сложнее справиться.
«Забирать его будете?»
— В 2014 году мой ребенок умер внутри меня на сроке 38 недель, — рассказывает свою историю вторая героиня Анна из Минска. — Ночью я почувствовала себя плохо, утром поехала в поликлинику, и ЭКГ показало, что сердце ребенка не бьется. В роддоме в первый же момент я встретилась с обвинением, что сама во всем виновата. Я проходила все обследования, кроме УЗИ, потому что мне это было не нужно: даже если бы у малыша были патологии, я все равно бы его оставила. Медперсонал посчитал это основанием обвинить меня в смерти. Как потом показало вскрытие, причина была в редкой патологии плаценты, которую невозможно прогнозировать, диагностировать и профилактировать. То есть никто не был виноват.
Так как роды не начинались, мне их начали стимулировать, а потом выдавливать ребенка… В итоге из-за осложнений на следующий день уже делали операцию мне. Потом приходил какой-то специалист и спрашивал, нет ли у меня суицидальных мыслей, говорил, что я молодая, рожу еще. Но это вовсе не то, что может утешить в такой ситуации. А когда я выписывалась, медперсонал спросил у меня про ребенка: «Забирать будете?». Будто это предмет какой-то. Но это не предмет, не вырванный зуб… Для женщины это утрата жизни, надежд, любви, которые она связывала с будущим малышом. Уверена, что и отцы переживают не меньше.
В большинстве случаев у нас обесценивают эту потерю. К сожалению, мой опыт показал, что к ней не готов никто: ни персонал роддома, ни врачи, ни сами родители, ни общество, а без правильного переживания этой утраты могут наступить тяжелые последствия, считает Анна.
Психологи работают при роддомах и женских консультациях
Есть ли какая-либо помощь в Беларуси для семей, переживших перинатальные потери и выкидыши, насколько они распространены?
Как рассказала главный акушер-гинеколог Минздрава Юлия Савочкина, в год перинатальные потери составляют примерно 3,1 промилле, или три случая на тысячу родов. В среднем, это чуть более 300 случаев в год.
Что касается выкидышей (потери беременности до 22 недель), то они в среднем составляют 20% от числа абортов. Если учесть, что в 2016 году в Беларуси было зарегистрировано 27,5 тысяч абортов, можно подсчитать, что выкидыши составили около 5500 случаев.
Минздрав проводит работу по организации психологической и психотерапевтической помощи в таких ситуациях:
— Сегодня в каждом стационаре есть психолог, который работает с женщинами, оказавшимися в кризисной ситуации, в том числе и такой. К психологу могут направить лечащий врач, или женщина может обратиться к нему сама. Работа психолога в учреждении здравоохранения требует такой подготовки, что в настоящее время специалисты проходят курсы по повышению квалификации в БелМАПО.
Другое дело, что не всегда женщины готовы обращаться за такой помощью, думая, что справятся сами или время вылечит. У пациентки должна быть мотивация, потому что врач не может заставить всех посетить психолога и психотерапевта. Здесь нужна разъяснительная работа среди населения, в том числе через СМИ, что такая помощь есть и желательное ее пройти, — уточняет Юлия Савочкина.
Во многих странах, помимо госструктур, поддержкой таких семей занимаются общественные организации. Минздрав не будет против помощи общественности в работе по консультированию таких семей, говорит главный акушер-гинеколог:
— Наше сотрудничество с БПЦ, в частности, с организацией «Центр поддержки семьи и материнства «Матуля» по предабортному консультированию показывает очень хорошие результаты. Думаю, сотрудничество будет расширяться и в работе с другими кризисными ситуациями.
Юлия Савочкина прокомментировала процедуру забирания тела ребенка в случае перинатальной потери.
— Предусмотрено, что у всех мертворожденных должна быть установлена причина смерти патологоанатомической службой. После этого, если родители хотят заняться похоронами, они забирают тело ребенка, делают это в установленном порядке. Но есть категория людей, которые не хотят в дальнейшем видеть тело — для них погребение еще один стресс. Тогда похоронами занимается патологоанатомическая служба больницы.
Переводим в отдельную палату
Врач-психотерапевт столичного роддома № 6 Александр Ходжаев рассказал, как на практике работает служба помощи семьям, столкнувшихся с перинатальными потерями.
— В среднем в месяц ко мне обращается с различными проблемами не менее 60 пациенток. Обращения по поводу перинатальных потерь — единичные, — говорит доктор. — Пока такие женщины находятся в нашем стационаре, я могу приходить к ним столько, сколько необходимо в каждом индивидуальном случае. Я сталкиваюсь с пациентками на первой стадии горевания, когда они находятся в состоянии шока и протеста. И моя основная задача — быть рядом и давать им возможность выражать свои эмоции. В нашем стационаре в таких ситуациях стараются создавать особые условия: переводят женщин в отдельную палату, чтобы ограничить от общения с теми, у кого родились дети, а также чтобы они могли взаимодействовать со своими родными столько, сколько необходимо. В этой ситуации родные, в том числе муж, нуждаются в такой же поддержке, как и сама мама. Женщины ошибаются, думая, раз мужчины сами не могут родить, значит, и не способны понять глубину потери. На самом деле, эмоции похожи: их выражение может быть иным, но спектр переживаний практически такой же. Я при необходимости работаю и с родными. Родственники должны помогать женщине выражать горе, в каких бы формах оно не проявлялось. Я могу помочь объяснить, какая форма поддержки на данной стадии благоприятнее.
Горевание может длиться до двух лет, уточняет специалист, и если женщинам необходимо, они могут продолжать посещать психотерапевта, с которым они уже взаимодействовали в роддоме, и после выписки, но уже на платной основе, или же консультироваться у психолога, психотерапевта по месту жительства.
Стадии горевания
Как рассказал Александр Ходжаев, для переживания потерь беременности характерны 4 стадии:
Фаза 1. Шок, ступор, протест. Может длиться от нескольких часов до двух недель. Ступор, в который впадает женщина, является защитной реакцией. В то же время отмечаются затруднения концентрации внимания, потеря чувства времени, трудности в оценке ситуации и принятии решений, эмоциональные всплески.
Фаза 2. Поиск и тоска. Длиться от двух недель до трех месяцев. Характеризуется гневом, злостью, чувством вины, одиночества, отчаяния, раздражительностью.
Фаза 3. Дезориентация. Проявляется обычно между пятым и девятым месяцами после утраты и может длиться год и более. Приходит осознание утраты, обостряется чувство вины, своей неполноценности, несостоятельности.
Фаза 4. Реорганизация. Наступает приблизительно между 18 и 24 месяцами после утраты. Восстанавливается социальный и эмоциональный контакт с окружающим миром. Женщина прощается с ушедшим, учится сохранять память о нем и в то же время жить в настоящем. Жизнь снова приобретает смысл.
Сроки переживания — индивидуальны.
Нужные слова
Первым новость о случившейся трагедии до матерей доносит доктор. Но он не психотерапевт и может неосторожной фразой усугубить ситуацию. Как решать проблему? Александр Ходжаев уверен, что врачам может быть рекомендована некая универсальная фраза и поведение:
— Мне кажется, у врача есть возможность корректно донести информацию. Фраза может быть такой: «Извините, но у меня для вас печальная новость. Ваш ребенок умер. В дальнейшем мы постараемся разобраться, почему это произошло» (если не знают точной причины). А далее — по обстоятельствам. Например, если ребенок родился с особенностями, которые не позволили ему жить, нужно сказать об этом. То есть это событие стоит проговорить, эмпатия и честность должна быть основой для взаимодействия врача и пациента в такой кризисной ситуации.
Александр Ходжаев также считает: если следует просьба от мамы показать тело мертвого ребенка, то это необходимо сделать.
— По литературным данным даже предлагается фотографировать ребенка или какие-то отдельные части его тела. Это оставляет память о малыше и помогает печалиться, горевать. Это память о значимом событии, которое произошло в жизни семьи. Но это не обязательное, а рекомендательное действие, решение — за родителями.
Что касается работы с матерями, потерявшими детей до 22 недель беременностей (выкидыши), то таких обращений к нему не было, уточняет психотерапевт, но ничто не мешает женщинам обратиться к нему и в этих ситуациях: профессиональная помощь будет оказана.
Для родных не должно быть табу
Также за поддержкой можно обращаться в организацию «Матуля». Ее сотрудники проходят специальную подготовку по таким кризисным ситуациям в Институте перинатальной психологии в Москве. В организации работают телефоны помощи при кризисной незапланированной беременности: 29−2−701−701 MTC, 44−5−701−701 Velcom. Сюда могут звонить и женщины, потерявшие беременность.
— Среди тех, кто хочет сделать аборт, могут быть женщины, которые пришли к этому решению, пережив потерю беременности, им кажется, что «еще одного такого случая они не вынесут», — говорит психолог «Матули» Екатерина Шевелева. — Перинатальная потеря всегда имеет свои последствия. У несостоявшейся матери может произойти разочарование в своей женской идентичности, появиться чувство ущербности: «я не смогла сделать того, что миллионы делают, не задумываясь». Падает самооценка, появляется страх перед следующими родами или повышенная тревожность в новой беременности. Возможен и распад семьи: переживания женщины могут быть такими острыми, что мужья не выдерживают накала. Женщины в такие моменты могут винить супругов и близких, что те не были к ней достаточно внимательны, и поэтому она не уберегла малыша, могут говорить обидные вещи. И перинатальный психолог может здесь помочь, найти нужные слова, просто объяснить женщине, что и почему с ней происходит.
Многое зависит от реакции близких.
— Пока переживание такой потери в нашем обществе — табу. Всем страшно и кажется, что если про это не говорить, то человек быстрее успокоится и забудет. Но это иллюзия. Поэтому близкие должны дать право и возможность женщине проговорить горе, сделать потерю явленной миру. Ребенок, который не успел родиться, для мира остался никем, и поэтому такая потеря чаще всего отрицается. Но для матери он был абсолютной реальностью. Поэтому горе не должно замалчиваться. Когда оно становится частью переживаний всей семьи, то переноситься гораздо легче.