"Пока собирали документы, у него нашли рак". История итальянцев, усыновивших мальчика из Беларуси
С семи лет Гая Альгерти (по просьбе героев все имена в публикации изменены) из Италии мечтала о брате, но родители отвечали: «У нас уже есть ты». В январе 2003-го девочка с классом поехала в горы кататься на лыжах. Это был третий день после ее 14-летия. Гае стало плохо, пока Франко и Мария мчались к дочке, ее жизнь оборвалась. В тот же день, только уже в Беларуси, мама и папа Андрея Митрофанова зарегистрировали в ЗАГСе своего новорожденного сына. Несколько лет спустя, мальчик оказался в интернате, и в 2012-м родители Гаи его усыновили. Теперь он Андреа Альберти. Подросток уже почти не помнит родину, но, если у него спросить: «Есть ли у тебя сестра?», он, не задумываясь, ответит: «Да, ее зовут Гая».
Национальный центр усыновления Министерства образования находится по адресу: Минск, улица Платонова, д. 22, 11 этаж. Время работы — с понедельника по пятницу с 9.00−17.30 с коротким перерывом на обед — с 13.00 до 13.30. Связаться со специалистами центра можно по телефонам: 8-(017)-284−71−51; 8-(017)-331−06−17; 8-(017)-331−46−54. А также по электронной почте — nac@edu.by и child@edu.by.
Много важной и полезной информации будущие и возможные родители могут найти на сайтах центра child.edu.by и dadomu.by.
«Мама отвечала „да-да“, но редко выполняла обещание»
Андреа сейчас 15.
— Здравствуйте, — слышен в трубке его голос. — Попробуем по-русски? — предлагает он.
Но жизнь парня куда насыщеннее, чем список оставшихся в памяти слов. И мы переходим in italiano.
— В этом году я поступил в лицей промышленной электроники. Через два года думаю выбрать специальность по информатике и стать программистом, — рассказывает он о себе и вспоминает то, что было несколько лет назад. — В Беларуси я жил с бабушкой, папой, мамой и дядями. Мама выпивала. Когда она встречалась с подругами, всегда шла в магазин и покупала что-то спиртное.
Меня отправили в детский дом семейного типа. Там нас было 18 — девять мальчиков и столько же девочек. Спустя два года родные смогли получить разрешение, чтобы я вернулся домой.
Часто к нам приходили органы опеки, предупреждали родителей: «Ведите себя хорошо, водите Андрея в детский сад». Мама отвечала «да-да», но редко выполняла обещание. А у папы была зеленая машина. Он отвез ее другу-механику, очень хотел починить, и меня покатать.
Однажды вечером меня снова забрали и вернули в тот же детский дом. Сразу было грустно и плохо, а когда сдружился с ребятами — привык. Позже меня перевели в минский интернат. И я до сих пор не знаю, починил тогда папа свою зеленую машину или нет.
«Каждый Новый год я просил у Деда Мороза только одно, чтобы они стали моими родителями»
Сейчас рядом с Андреа его итальянские папа и мама — Франко и Мария. Они не скрывают от друзей и близких, что усыновили мальчика, и готовы рассказать свою историю. Только просят: «Без фото и имен». Альгерти живут недалеко от Рима в большом особняке на пять семей. Их соседи — это четыре брата Франко, их жены и ребятня. На часах в их доме сейчас 11.00, в Минске — час. Мы говорим по WhatsApp.
— Сiao! — приветствует Мария.
Ей 56, она домохозяйка, Франко — фермер, ему — 60.
Телефон у мамы, папа и сын слушают и дополняют.
— Мы с Франко женаты уже 35 лет и с самого начала хотели усыновить ребенка, — начинает свою историю Мария. — Но, когда родилась Гая, решили это отложить. А потом нашей дочки внезапно не стало. В свой День рождения она со школой поехала отдыхать в горы. На третий день мне позвонили и сказали: «Гае нехорошо». Дочка занималась плаванием и всегда была под контролем врача, поэтому я даже не подумала, что это что-то серьезное. Но мы тут же сели в машину и поехали к ней. Не успели… Все случилось за считанные секунды, она только сказала подруге: «У меня сильно болит голова» — и упала. Вскрытие показало: маленькая, как рисовое зернышко, опухоль мозжечка пережала нерв.
Гаи нет уже четырнадцать лет, сейчас ей было бы 28. Но все равно она всегда с нами, и говорим мы о ней только в настоящем времени. Сейчас ее имя носит школьная библиотека. Я и еще две учительницы организуем тут разные литературные проекты для детей.
Когда Гаи не стало… Спустя 6−7 месяцев, мы снова задумались об усыновлении. Связались с волонтерами благотворительной ассоциации, что поддерживала детей Чернобыля, хотели помочь кому-нибудь из этих ребят.
Так мы и познакомились с Андреа, в семь лет он приехал к нам на оздоровление. Мы подружились, с тех пор три месяца летом и один зимой мальчик гостил у нас.
— Марию и Франко я сразу начал называть мама и папа, — продолжает мамин рассказ сын. — Только по-русски. Я старательно учил итальянский, смотрел много мультиков, пробовал говорить, часто спрашивал, как произносить основные фразы.
— С первого дня казалось, будто Андреа всегда жил в нашем доме, — слово за Марией. — Помню, мы с Франко очень волновались, сможет ли мальчик уснуть в своей комнате. Почему? Ведь в интернате в спальне их было много, а тут он один. Но ребенок был абсолютно спокоен. Мы все больше узнавали друг друга. И однажды подумали с Франко: а что если нам его усыновить?
— Я был счастлив! — делится эмоциями подросток. — Ведь каждый Новый год я просил у Деда Мороза только одно, чтобы они стали моими родителями.
«Пришло письмо: «У Андреа рак»
— Процедура по усыновлению растянулась на три года, — голос Марии чуть затихает. — В один из дней нам по электронной почте написали, что Андреа в тяжелом состоянии — у него рак кишечника. Оказалось, это лимфома Беркитта. Через пять дней мы с Франко уже были в Беларуси, в больнице у сына. К тому моменту его прооперировали, и он проходил первый цикл химиотерапии.
— Началось с того, что у меня сильно болел живот, — рассказывает Андреа. — Я совсем ослаб и все время лежал на кровати. Я лежал, а боль не проходила. Когда меня привезли в больницу, врач сказал: ничего страшного и дал таблетку, полегчало. Я вернулся в интернат, и боль тоже вернулась. Меня снова увезли к доктору, диагноз — аппендицит.
Я заплакал, потому что боялся операции. Очнулся уже в реанимации, отовсюду торчали трубки. Оказалось, у меня рак… Через 15 дней меня перевели в онкобольницу. Началась химиотерапия. И тут я узнал, что Франко и Мария должны приехать. Каждый день я ждал их у дверей палаты.
Меня навещали работницы интерната, но так хотелось, чтобы рядом были мама и папа.
— Мы с Франко понимали, что с Андреа нас ждет немало трудностей, но это не пугало, — возвращается в те дни Мария. — Смерть Гаи нас сильно сблизила, и мы знали, что можем все преодолеть. Мы сразу всех предупредили, что не откажемся от мальчика, тем более, и он очень хотел быть с нами.
Через десять дней мы вернулись в Италию, и уже здесь продолжили процедуру усыновления. Это было долго и сложно. От нас требовали бумаги обо всем — уровень дохода, обстановка в доме и даже то, когда мы посещали окулиста и хирурга.
Лишь через два месяца мы снова смогли вернуться к сыну. Когда мы его забирали, он весил всего 25 килограммов, не мог ходить, температура держалась под 40. Мы заранее договорились с одной из римских больниц и сразу по приезду отправились туда.
— «Это что гостиница?», — первое, что спросил я, когда увидел эти палаты и коридоры, — подросток чуть сдерживает улыбку. — Там было красиво, и главное — как дома. Очень приятные врачи и медсестры, мы играли, я их фотографировал. А еще к нам приходили клоуны.
— Целый месяц день и ночь мы находились рядом с сыном, — рассказывает Мария. — Тут он прошел последний цикл химиотерапии. В какой-то момент мы боялись, что ничего не получится. Но, видимо, там, на небе, кто-то нам помог — и наш мальчик выздоровел.
«Я не вернусь в Беларусь: за 15 дней здесь я похудела на пять килограмм»
— Пока мы были в больнице, учительница, с которой я организую литературные проекты, записала Андреа в школу, — продолжает их историю мама. — За год он прошел программу за три класса — третий, четвертый и пятый.
— Еще до школы мама немного научила меня итальянскому, — вспоминает мальчик. — Объяснила, как пользоваться словарем, где я смотрел каждое незнакомое слово.
— Андреа быстро привык к новой жизни, хорошо влился в школьный коллектив, — описывает будни ребенка Мария. — Единственное, из-за чего мы с ним можем спорить — это учеба. Он не особо любит заниматься, поэтому я внимательно слежу за его успеваемостью и часто, пока он делает уроки, сижу рядом.
Мы с Франко не настаиваем, чтобы он выбрал какую-то определенную профессию, но всегда повторяем: «Делай то, что тебе нравится, но делай это хорошо».
Наш мальчик раскованный и добрый. Говорят, с усыновленными детьми обычно немало проблем, но у нас этого нет. Андреа такой… очень удобный парень: и с одеждой, и в еде — все ему нравится.
— Мне тоже было просто с Марией и Франко. Казалось, я знал их всегда, — мечтательно рассуждает сын. — Словно я снова приехал к ним на каникулы, только каникулы растянулись навсегда.
— Сразу Андреа ничего не рассказывал ни о Беларуси, ни о родных. Мы не настаивали… — продолжает Мария. — Во вторую поездку мальчик стал потихоньку открываться. В такие моменты и тогда, и сейчас я бросаю все дела, сажусь рядом и слушаю.
Его папа умер. А мама… Когда мы с Андреа насовсем уезжали из Беларуси, она была жива. Сейчас не знаю.
— Единственный, о ком я скучаю, — это мой отец, — делится переживаниями сын. — Помню, он всегда забирал меня из детского сада, мы забегали домой, оставляли вещи и шли играть на баскетбольную площадку. Как-то папа купил мне велосипед. Мы выходили на улицу, он садился на скамейку, и я нарезал круги вокруг небольшого озера.
— С Андреа мы больше никогда не были в Беларуси, — снова говорит мама. — Но, знаю, он рассказывал мужу, что хотел бы навестить могилу отца. И мы обещали, что Франко его туда отвезет.
— А вы?
— Нет, я не поеду. Тогда в Беларуси я очень волновалась за больного сына. В больнице я видела детей на грани выживания — всю их боль я переживала вместе с ними. За 15 дней в Беларуси я похудела на пять килограмм. И сейчас вернуться туда, это словно снова все пережить.
— Еще, когда Андреа приехал к нам в первый раз, мы съездили на кладбище, и я рассказала ему о Гае, — вспоминает те дни Мария. — Прошло несколько лет, и однажды учительница у меня спрашивает: «В Беларуси у Андреа осталась сестра? Он часто говорит о сестре». «Нет», — ответила я и только потом поняла, что он рассказывал о Гае. Это было очень приятно. Ведь с семи лет дочка все время просила братика. Помню я отвечала: «Только если мы его усыновим». А она не останавливалась: «Мама, даже усыновленный, он все равно будет моим братом».
«За последние 10 лет итальянцы стали мамами и папами для 633 наших детей»
— До 2004 года наших детей могли усыновлять в США, Германию, Израиль, Ирландию… — перечисляет Михаил Черепенников, директор Национального центра усыновления. — Сейчас в Беларуси международное усыновление разрешено лишь с теми странами, с которыми согласована процедура усыновления и есть гарантии на уровне правительства. У нас из таких только Италия.
За последние 10 лет итальянцы стали мамами и папами для 633 наших детей. Для сравнения, семьи, которые живут в Беларуси, за это время усыновили 5939 ребят. В основном, мальчики и девочки, которых усыновляют итальянские семьи, остаются там по итогам поездок по оздоровлению. Часто к моменту, когда родители начинают готовить документы, ребенок успевает слетать к ним 5−6 раз.
Среди основных отличий такого усыновления то, что родители-иностранцы могут взять к себе только детей из интернатов. Девяносто процентов детей, которых они забирают, — это ребята 10 лет и старше. Наши семьи выбирают подростков очень редко.
Процедура усыновления должна соответствовать законодательству обеих стран, поэтому она более длительная и сложная. В Италии, например, сначала нужно, чтобы суд по делам несовершеннолетних признал будущих родителей годными к усыновлению. В Беларуси после того, как семья усыновила ребенка, ее сопровождают три года, в Италии — пять лет. Все это время профильные ассоциации присылают в Национальный центр усыновления отчеты о жизни ребенка. К тому же, такие семьи выборочно посещают сотрудники нашего посольства, а также представители Центра, если бывают в Италии.