"Под башнями на уровне 9 этажа гоняли на велосипедах!" Как живут в легендарных "Воротах Минска"

«Ворота города», два здания с башнями напротив вокзала, — пожалуй, самый знаменитый вид Минска. Внутри этих строений пьют кофе на балконах, пишут картины в мастерских на крышах, просто живут. TUT.BY поговорил про знаменитые дома с их обитателями, у которых каждый день — как на открытке.

 

«Тут были коммуналки, в нашей квартире жило 13 человек»

Галине Моревой — 96 лет, больше шестидесяти женщина живет в одной из башен напротив вокзала. Точнее — в левой башне, прописанной по адресу Кирова, 1. Квартира на восьмом этаже.

Со здоровьем у Галины Федотовны неладно. Выходить на улицу уже сил нет, но за жизнью города она следит в окна. Прямо из ее спальни видна вторая башня и вокзал, из окна в зале — крыши административных зданий на площади Независимости, гостиницы «Минск», а где-то в стороне — желтая башня КГБ.

— А вот Красный костел — видите? — показывает Галина Федотовна. — У нас тут и фейерверки по праздникам хорошо видны.

В спецпроекте «День города» TUT.BY рассказывает о том, что делает Минск именно таким, какой он есть. Цикл статей, посвященных городу, мы открыли 3 марта, в день первого упоминания о Минске. А во вторую субботу сентября, когда традиционно отмечают День города, представим весь проект. Необычные детали и интересные собеседники помогут нам показать жизнь Минска через столетия в одном дне.

Вопросы старожилу дома надо задавать громко, на ухо. Но отвечает собеседница с таким задором, что молодой позавидует. Договариваемся прийти сюда еще через четыре года, когда хозяйка квартиры соберется отмечать 100 лет. Она одобрительно хохочет.

— Наш дом называли «пролетарский», а вон тот, самый близкий к скверику — «генеральский» (Михайловский переулок, 4. — Прим. TUT.BY), — проводит экскурсию по району прямо из окна. — А тот, что прямо возле него — «подхалимский» (Михайловский переулок, 1А. — Прим. TUT.BY). Ой, я вам так все тайны расскажу!

Галина Федотовна приехала в Минск из Барановичей в 1951 году, с двойней — сыновьям было по пять месяцев.

— Я в Барановичах работала на железной дороге, и когда управление перевели в Минск, то и людей перевели. И нужно нас было где-то селить. Так что верхи домов еще застраивались, а низы уже заселяли. Поселили нас на второй этаж, в одной квартире жило 13 человек. Я работала начальником отдела в управлении дороги, но на должность никто не обращал внимания. В таком кагале и жили, — вспоминает женщина. — Только 16 января 1964 года переехали в эту квартиру, в башне — у нас уже было трое детей.

Галина Федотовна добавляет: что в одной квартире, что в другой, стены были очень сырые. Приходилось их сушить керогазом.

 — Дом строили пленные немцы, а наши тут были только руководители. А низовых руководителей было много непутевых. После войны на окраине Минска строился частный сектор — туда продавали материалы. Когда въехали в квартиру нашу — штукатурка сыпалась под обоями. Лучшие квартиры выделяли за взятки, я взяток не давала.

Со временем семья Галины Моревой стала жить в квартире одна. Хозяйка вспоминает, каким это было счастьем после коммуналки. Помнит, что прежде в башнях был только один лифт, сейчас их два. Причем первый лифт использовали только для подъема на свой этаж — вниз спускались непременно пешком.

Близость вокзала Галине Федотовне никогда не мешала, скорее наоборот.

— Я с 16 лет при поездах! — объясняет.

А сын помогает припомнить. Когда с железнодорожного вокзала отправлялся Берлинский поезд, на всю округу (в 4 утра!) разносилось: «Ахтунг! Ахтунг!» (Внимание!).

На жизнь в доме вокзальный отпечаток накладывался.

— В 50-е — 60-е тут было такое воровство! Помню, пришла домой, разулась, а дверь на замок забыла закрыть — сапоги тут же стащили. Кто? Да забулдыги. Они-то и раньше были. Это когда Советский союз распался, наркоманы уже появились, а до этого снизу доверху под батареями спали забулдыги…

Галина Федотовна рассказывает, что в помещениях, где находился механизм больших башенных часов, никогда не была.

Больше видео вы найдете TUT и на нашем канале на YouTube. Подписывайтесь, это бесплатно!

— Как вы думаете, сколько ваши дома еще простоят?

— Еще столько, сколько уже простояли. Только нужен хороший капитальный ремонт, а не такой, как тут уже дважды делали.

Жительница признается: любит свой дом.

— Мой сын ездит на заработки в Данию. У него фотокарточки с собой: моя да дом наш. В этой Дании так удивлялись, что его мама живет в таком доме. Представляли, что я одна тут живу, — хохочет Галина Федотовна.

«Дети по лоджии по периметру дома гоняли на велосипедах»

Чуть выше квартиры Галины Федотовны — на девятом этаже — огромная лоджия, которую образует башенный выступ. Владелец одной из трех квартир на девятом, Александр, фотографироваться не хочет, но в дом свой пускает:

— Возможность выходить отсюда на такой роскошный балкон была определяющей, когда я покупал жилье, — признается мужчина, приехавший в дом четыре года назад.

Дверь из квартиры ведет на лоджию, которая тянется по всему периметру дома. Тут можно выпить кофе с видом на город прямо у подножия башенных скульптур, послушать шум Минска.

— Место тут замечательное, — не скрывает Александр. — А раньше эта лоджия еще и активно использовалась жителями. Это уже в новом тысячелетии полы лоджии закрыли неровными жестяными скатами, а был только ровный бетон! У соседки на этаже отец был каким-то большим советским начальником. Рассказывают, что к их квартире эта лоджия относилась, и дети по ней гоняли на велосипедах, по периметру!

Похоже, что бетонные полы на лоджии закрыли жестяными скатами, когда боролись с проблемами текущих крыш в доме. На то, что эта проблема еще недавно была актуальна, нам жаловались во многих квартирах, в которые мы заходили.

Александр рассказывает, что у него в квартире вода с потолков не течет. Но добавляет, что есть еще куда делать жизнь в доме лучше. Но для этого горожанам надо быть активными.

— Разогнали немного бомжей из подъезда. Если кто появляется, сразу сообщаем в милицию. Все-таки в доме порядок должен быть. Пытаемся бороться с парковкой во дворах. Представляете, рядом несколько крупных паркингов, совсем недорогих, но они стоят пустые! Каждый норовит машину прямо во дворе поставить. Надеемся, что удастся это победить — места бы для жизни людям больше оставалось, — рассуждает Александр.

Но все равно: местом, где купил квартиру, собеседник восхищен. Так и говорит: лучшие виды в городе.

«Люди только слышали слово «вокзал», сразу бросали трубку»

Родители Татьяны Тимощенко заселились в «ворота города» в начале шестидесятых, это была коммуналка.

— Сначала мы жили в башне с гербом, в четырехкомнатной квартире на шестом этаже, — рассказывает минчанка. — В одной квартире — три семьи. Длинный-длинный коридор в квартире переходил в длинную-длинную кухню. Но вообще планировка там была ужасная. Под эркером была огромная комната — 30 метров. Будто в аэродинамической трубе, в дом втягивались звуки, гарь от паровозов, выхлопы автобусов. Мама окна газетой закрывала — они сразу становились черными. А окошко откроешь — разговаривать невозможно было из-за шума.

В 1974 году семьи смогли обменять жилье и разъехаться. Решили не оставаться в прежней квартире и родители Татьяны, но уехали недалеко — поселились в пятиэтажной части дома по Кирова, 1.

— Когда сюда пришли, мама еще не увидела все комнаты, а уже решила, что переезжает. Вообще обменять первую квартиру на вокзале было проблемой в то время. Только слово «вокзал» услышат — сразу кидали трубку. Считалось, что место слишком шумное и грязное.

Татьяна говорит, что в доме ощущается вибрация от метро, но жить это особенно не мешает.

— Правда, обратите внимание — у нас картины на стенах криво висят, — говорит Татьяна. — Это потому что перепад высоты в комнате большой очень. Обнаружили это, когда первый раз стали клеить обои… А в 90-е, знаете, у всех на стенах еще ковры висели. Так непонятно было: то ли ковер по потолку равнять, то ли по полу (хохочет). Но вообще коврами стенки завешивали, чтобы было теплее. Особенно у нас одна стенка была ледяная — у комнаты рядом с аркой. Позже арку в доме заделали и стенка потеплела.

Нередко в этих «сталинках» делают перепланировку, а в квартире Татьяны Тимощенко многое осталось по-прежнему. Оригинальный деревянный паркет уложен «елочкой», семья старается поддерживать его в хорошем состоянии.

— Но его недавно почистили и сказали, что больше чистке не подлежит, истончился. Очень жаль, — грустит Татьяна.

На потолках — лепнина: настоящая, глиняная, времен постройки дома. На кухне — ходики с кукушкой, исправно работают много лет.

Оригинальные окна в доме централизованно заменили на новые во время капремонта в начале двухтысячных.

— Стеклопакеты поставили с деревянными рамами, неплохие. С ними теплее, хорошо сдерживают городской шум, но прежние окна были более настоящими, что ли. У меня на них очень хорошо росли цветы, сейчас хуже растут, правда, — рассказывает хозяйка. — А из тех окон, что отсюда сняли, помню, сделали теплицу на даче. Она долго служила.

Окна квартиры выходят и в сторону вокзала, и во двор. Отец Татьяны, железнодорожник, выходил из дома, когда нужный ему поезд уже стоял на перроне — до путей отсюда рукой подать.

На окнах во двор — богатая герань.

— Как-то из-за герани к нам в дом попросились кино снимать, — вспоминает собеседница. — Героиня из окошка с цветами кому-то кричала: «Подождите, не уезжайте!». За съемки нам заплатили денег. Сколько точно — не помню, но я на них купила два килограмма «окорочков Буша», это были девяностые годы.

Какая жизнь была в привокзальных кварталах во времена детства и юности Татьяны? Она вспоминает: зимой возле нынешней 75-й гимназии (тогда 75-й школы) на Свердлова заливали каток.

А прямо во дворе привокзальных башен стоял паровозик на рельсах — похоже, ставила БелЖД. В паровоз можно было залезть.

Припоминаются несколько небольших пожаров, случавшихся в разное время в домах.

— Помню, сидит мама в окошке, в башне еще. Звонит ей сестра, спрашивает: «Что делаешь?». Мама говорит: «Да вот, смотрю в окошко на пожар внизу. Мамина сестра: «Так бежать надо!». Там, где сейчас банк, раньше был склад студийный, где хранили фотопленку в огромных бобинах. Они загорелись, а сколько было дыма!

В другой раз пожар был в арке на Кирова, 1, где хранили плакаты к демонстрациям, они и загорелись.

— А в третий раз, помню, с работы прибежала, сижу на кухне, спиной к окну, кофе пью. Оборачиваюсь, а у меня мимо окошка мужики бегают! Вверх-вниз по лестнице. Оказывается, был пожар на чердаке.

Татьяна помнит, как убрали скульптуры с башен. А потом — как привезли две статуи, но не установили, а положили в коробках во дворах.

— Они там долго лежали! Кажется, там и развалились. Коробки увезли. Позже скульптуры привезли второй раз и наконец установили.

Любимое место для прогулок у Татьяны и ее мамы, которой сейчас 88 лет, — Михайловский сквер. Приятный бонус к жизни в доме-символе.

— Конечно, «ворота города» — символ Минска, — кивает собеседница и рассказывает историю напоследок, смеясь. — Помню, была водка с нашими башнями на этикетке. Распишешься на этикетке, мол, вот мое окошко, а вот — презент. Очень удобно было презенты делать.

«Это символично: художники всегда ютились на чердаках»

У художника Григория Нестерова — мастерская на шестом, мансардном, этаже дома по Кирова, 2. Лидер творческого объединения «Артель», между прочим, в 2002 году попал в британский список «2000 выдающихся европейцев 21 века». Отец его был белорусским железнодорожником.

— Но это никак не связано с местом для мастерской в «железнодорожном» доме, — смеется Нестеров. — Просто так совпало. Но чувствую ли я здесь вокзальный нерв? Знаете, есть, да. Это ворота, въезд в Минск. А это ощущение связи с миром для меня очень важно, потому что важно не замыкаться в своей скорлупе, не отделяться.

Да и символично это — художники и поэты всегда ютились на чердаках, смеется Нестеров. Он сюда «заселился» в 1978—1979 годах, мастерскую поначалу делил с художником-металлистом Вячеславом Соколовым, сейчас покойным.

В мастерской — высокое окно, к нему надо подняться по лестнице. Из окна попадаешь на крышу дома.

— Периодически, когда кто-то важный едет, выходы на крышу закрывают, — рассказывает художник.

Но творческим людям доступ наверх нужен — для вдохновения.

— Посмотрите, какие пейзажи! — говорит Григорий Нестеров. — В свое время я много занимался пейзажем. И прямо в этом дворе, и на Свислочи, и на нашей даче в Слободке, где вымахали такие высокие тополя!

Считаем мансардные окна — их тут двеннадцать.

— По сути, в каждом таком окне — одна мастерская, — говорит Григорий Нестеров. — А в некоторых — и по два художника. Например, мы с моим сыном работаем вместе. Я сейчас прихожу сюда в первой половине дня, а сын — во второй, и до упора.

Художник во второй половине дня работает с бумагами — пишет книгу, систематизирует собранный за долгие годы материал. А когда-то пропадал в мастерской с утра до вечера.

Григорий Нестеров осматривается. Просим высказаться по поводу современного здания железнодорожного вокзала.

— Я привык к своему месту, я уже не объективен — смеется он. — Но знаете, нормально отношусь. Оно достаточно монументальное, усредненный европейский стиль, в принципе неплохое.

Но «ворота города», с их башнями, безусловный символ.

— В общем-то это место уже стало историей, — говорит художник. — Когда мы хотим представить какую-то картинку, которая говорит о Минске, мы представляем эти башни. Конечно, это советская эклектика, тут смешано много стилей, я читаю элементы классики, готики. И признаюсь: были периоды, когда меня раздражало все, что связано с такой монументальностью. Молодежь всегда бунтует против того, что уже есть, и мы не были исключением (Григорий Нестеров родился в 1939 году. — Прим. TUT.BY). Все, что связано со сталинским временем, вызывало неприязнь. У творческих людей было увлечение модернизмом, так называемым современным искусством — я тоже переболел этим. Вся эта нивелировка, хрущевские дома — это ж было модерном по отношению к сталинской архитектуре! В какой-то момент эти башни считались архитектурными излишествами. А сейчас мне нравится такая архитектура. Потому что на самом деле это все-таки было обращением к человеку, напоминанием о красоте прошлого, о связи с прежними временами. В ней есть подъем какой-то, масштаб, стиль, что мне, в общем-то, импонирует.

Во время беседы на крыше художник признается, что в его собственном характере всегда ведет не рациональность, а все-таки эмоция. В городе, кстати, эмоцию тоже нужно сохранять.

— Минску 950 лет. Выглядит он на эти годы, как считаете?

— Конечно, не выглядит. Минск сейчас сильно изменился, лично я помню совсем другой город. Троицкое предместье — я прекрасно помню, что до реставрации оно не было таким красивым. Но чтобы сделать красиво, там просто уничтожили все, что было. Да, мне оно сейчас нравится: я недавно еще любил туда приводить не-минчан. Но эти перемены все-таки сделаны ценой правды, — рассуждает художник. — Помню, я ездил на руины Мирского замка. Охватывало чувство причастности, это история, которую ты чувствовал. Потерять это очень больно, неправильно. Хотя и в замках, и в Троицком — наверняка хотели как лучше, действовали как раз рационально. Думаю, что в городе должны быть все-таки быть какие-то люди, обладающие высокой культурой — сколько их там на всю страну — ко вкусу и к чувствам которых прислушивались бы рациональные люди.

Архитектор о застройке:

«Лангбард задал масштаб Минску, а Рубаненко идею подхватил»

Архитектор Юрий Градов рассказывает про работу Бориса Рубаненко, создателя комплекса зданий на Привокзальной площади.

— Над этими зданиями Борис Рафаилович работал не один, в составе авторского коллектива. Это, конечно, врата в город — хочется их так называть. Я предполагаю, что Борис Рубаненко сделал реверанс в сторону исторической памяти: на дореволюционном вокзале тоже были две башни. А возьмите еще Минское замчище — есть рисунок, на котором тоже башни. Это элемент образа города.

Вообще это ведь не только башни, но и целый ансамбль жилых домов. Когда появился новый вокзал, который строил архитектор Заборский, он был в контексте с этими башнями, сохранялся ансамбль. Получалась как раз Привокзальная площадь. Сегодня, с современным вокзалом, площадь потеряла свое значение. Получилась просто широкая улица, замолненная общественным транспортом, стоянками.

Кстати, у Лангбарда (Иосиф Лангбард — белорусский советский архитектор. — Прим. TUT.BY) была задумка связать две площади — Привокзальную и Ленина. Чтобы человек, приехавший на вокзал даже ненадолго, за двадцать минут мог ознакомиться с двумя большими площадями. Лангбард задал масштаб городу, а Рубаненко эту идею подхватил.