"Из лагеря прадеда спас друг из НКВД". История одной фотографии, которую семья прятала сто лет
Этой фотографии больше ста лет. Справа на ней белогвардейский офицер Степан Баранов. Слева — его друг и сослуживец, имени которого никто из потомков Баранова не слышал и не знает. Семейная история гласит: в 1930 годы товарищ — тогда уже работник НКВД спас репрессированного Степана Ильича из лагеря. Два поколения Барановых хранили и прятали этот снимок от чужих глаз. И только правнук — Андрей Григорьев решился его показать. Много лет он ищет родных человека с фотографии.
"1937. Открытый архив" — спецпроект TUT.BY.
С 1937 года, на который пришелся пик советских политических репрессий, прошло 80 лет. Отталкиваясь от этой даты, мы предлагаем вспомнить репрессированных в разные годы жителей Беларуси.
Информации о пострадавших мало, архивы закрыты или труднодоступны, во многих семьях о репрессированных предках тоже по привычке молчат. Часто неизвестно, где похоронены расстрелянные и как сложилась судьба тех, кто побывал в лагерях. Призываем говорить об этих людях, открывать архивы, чтобы сохранить самое ценное — память.
Если кого-то из ваших близких коснулись репрессии в сталинское время и вы согласны поделиться историями, пишите на почту: kartoteka@tutby.com
С Андреем мы встречаемся в редакции TUT.BY, на столе карточка из прошлого — точнее ее копия. Оригинал находится в Калининграде у двоюродной бабушки мужчины Галины.
— Галя — младшая дочь Степана Ильича, — поясняет собеседник. — Когда она вышла замуж и собиралась уезжать далеко в Россию мой дедушка, он же ее брат, передал ей этот снимок как оберег и память.
Дедушку Андрея звали Евгений Степанович. Именно он и рассказал внуку эту невероятную, доставшуюся ему от отца, историю.
«Фотографии на память тогда делали одиночные, а тут вдвоем»
— Мой прадед — Степан Ильич из обедневшего графского рода. До первой мировой войны с матерью и четырьмя братьями он жил в Санкт-Петербурге. А под Быховом в деревне Стаховщина у них было имение. Эти земли когда-то купила его мать, и каждое лето семья уезжала из города сюда отдыхать. Раньше среди петербуржцев этот район на Днепре считался очень популярным.
В 1914 году прадеда призвали на фронт, тогда же и появилось это фото. Где оно сделано? Не знаю. Может, в Могилеве, а может, в Петербурге. Степану Ильичу здесь 25, и он уже вдовец. Он рано женился… Скоро супруга умерла в родах, оставив после себя девочку Аню. Его мать не очень любила невестку, но, когда сын ушел воевать, с трепетом смотрела за внучкой.
Думаю, для малышки и мамы он тогда и сфотографировался. На память… На случай, если погибнет.
Кто этот мужчина слева, сложно сказать. Сосед по даче? Друг из Петербурга? А может они вместе служили и уже так познакомились? Одно точно — это кто-то очень близкий. Все-таки фотографии на память тогда делали одиночные, а тут вдвоем. Значит, прадеда с этим человеком связывали теплые отношения.
Эта связь когда-то и помогла ему выжить.
«Верили: жизнь налаживается, но послабление скоро закончилось»
После революции мать с братьями навсегда поселились в имении под Быховым, а Степан Ильич уехал в Константинополь, который позже назовут Стамбул. Тогда, с началом гражданской войны, случился массовый отток интеллигенции и дворянства за границу. Теми же, что и прадед, тропами, сюда попала и его будущая жена — Ольга Денисовна. Представьте, они познакомились и обвенчались в Турции, за тысячу километров от родины, но потом все равно вернулись. Честно, я до сих пор не понимаю их решения. С востока в те годы многие следовали на запад, а они домой. Хотя… может, и понимаю. В Союзе у прадеда осталась дочка, за девочкой они скорее всего и приехали, а потом… Потом уже и застряли здесь до конца.
В Стаховщине они оказались в середине 1920-х. Их родные жили в большом имении, дела шли нормально. Люди верили: жизнь налаживается, но послабление скоро закончилось. Из дома их «попросили», и огромная семья оказалась в обычной деревенской хате.
У моего прадеда была интересная традиция. Когда кто-то из его крестьян женился, в подарок он строил ему дом. В один из таких домов его и выселили. Я ездил туда в детстве: добротная такая изба на две комнаты с печкой.
В этой избе они все и жили — мать, пять сыновей, невестки и внуки-малыши. Держали хозяйство, поле и огород. И сад большой был, я еще застал остатки тех яблонь. Старались, в общем, как могли, потому что нужно было выживать.
А мать у прадеда женщина была волевая. Однажды, когда все в сезон работали в поле, прибежала Аня, сказала, что дома умер ребенок одного из братьев. Малыш сильно болел. Невестка — туда, но свекровь не пустила. Сказала: «Ребенок уже никуда не денется, а урожай нужно убрать». Стальной характер. Наверное, от этого у них в семье и стойкость такая. Пережить то, что с ними случилось, и остаться в здравом уме, тоже нужно уметь.
От графской жизни у них осталась только большая библиотека. Рядом с домом стоял сарай, они звали его стопка, там книги и хранились. В семье все много читали. Дети обязательно знали языки и учились в сельской школе. Для моего деда, Евгения Степановича, отец специально приглашал учителя математики.
А что было с фотографией? До революции, еще в Петербурге, мать прадеда хранила ее в рамке на столе, а потом спрятала — так много лет этот снимок и пролежал среди других карточек и бумаг, а в доме же на стенах висели только иконы.
«В ночь ареста мой дед с матерью сожгли все документы и фотографии»
Дедушка хорошо запомнил тот день, когда к ним пришли. Это были люди в военной форме и много каких-то мужчин из сельского правления. Сначала описали все имущество, включая портянки и школьные тетрадки, а потом арестовали пятерых братьев. Мужчин сразу же увели, а за вещами пришли назавтра. Выгребли и вынесли все.
Всех братьев взяли как кулаков. Причем, случилось это в 1933-м или 1934-м году, как раз накануне постановления советского правительства о том, что пора заканчивать бороться с кулаками.
Прадеда отправили в исправительно-трудовой лагерь. Что случилось с братьями, очень долго держалось в секрете. И только недавно уже моя мама рассказала: двоих из них расстреляли в Куропатах. Куда пропали остальные, не известно. Думаю, тоже убиты.
Нет, нет, они точно не были в одном лагере со Степаном Ильичом. Прадеда направили в Демитровлаг. Насколько я знаю, туда везли людей из Средней Азии. Почему там оказался Степан Ильич, непонятно. Лагерь расходился по реке Волга — это район знаменитого канала Москва-Волга, или имени Сталина — так его тогда называли. Заключенные его и копали.
В ночь, когда мужчин арестовали, мой дед Евгений Степанович с матерью сожгли все документы и фотографии. Они вырыли в саду яму, и всю ночь жгли. Дед носил, а бабка жгла, а пепел потом закопали.
Дед очень любил отца. И когда понял, что они уничтожают все и из папиных вещей ничего не останется, засунул за пазуху его первую попавшуюся фотографию. Матери он, конечно, ничего не сказал, а карточку спрятал в курятнике, там была двойная стена, вот между досочек он ее и втиснул. Периодически прибегал сюда, доставал снимок и смотрел. Смотрел и плакал. Понимал ли он, насколько это опасно? Я не знаю, на тот момент ему было лет девять. Вряд ли он что-то понимал.
«Все, что нам известно — там в лагере они случайно встретились»
Прадеда забрали по статье 58 — враг народа. Года два он провел в лагере, о котором почти ничего не рассказывал. Ни-че-го, кроме одного эпизода. Встречи с тем самым другом с фотографии.
К тому времени этот товарищ стал каким-то чиновником в НКВД и зачем-то приехал в Демитровлаг. Зачем? Почему? Не знаю, прадед не говорил. Может, с проверкой, а может, привез новую партию заключенных. Все, что нам известно, — там они случайно встретились. Друг очень удивился, потому что был уверен: Степан Ильич с семьей находятся за границей. Скорее всего, он знал про отъезд прадеда в Стамбул. Тогда, накануне турецкой поездки, вероятно, между ними что-то и произошло, раз они перестали общаться.
А дальше начинается легенда. Дед рассказывал, что друг написал письмо Сталину, в котором поручился за Степана Ильича и попросил отпустить. Честно, я не думаю, что такое письмо могло дойти до Сталина. Но удивительный факт: репрессированного белогвардейского офицера, который провел два года в лагере, вдруг отпустили домой.
— Почему вы называете это легендой?
— Потому что в те времена писать Сталину даже по поводу лучшего друга было очень опасно. Хотя… Может, этот человек очень отважный. А может, он просто пользовался авторитетом и смог нажать на какие-то рычаги. Но факт остается фактом, прадед оказался на свободе.
Больше об этом товарище в семье ничего неизвестно — с ним не встречались, не переписывались. Возможно, потом эта история обернулось против него. Впереди ведь был 1937-й, когда арестовывали и нквд-шников.
«Когда их угоняли, дед чудом прихватил спрятанную в курятнике фотографию»
Из лагеря прадед вернулся с туберкулезом. Он был упитанным и крепким, а стал калекой, высох. Работать он не мог. Хорошо, председатель колхоза разрешил ему возить хлеб из Быхова в деревню. В вознаграждение ему давали две буханки.
Через полтора года Степан Ильич умер.
Это случилось перед войной. В 1941-м в деревню пришли немцы, и моего деда Евгения Степановича с братом Леней угнали в Германию. Когда их забирали, дед чудом прихватил спрятанную в курятнике фотографию. Это было единственное, что он взял с собой из дома.
По дороге в Австрию, куда их везли на работы, поезд остановился, и братьев выкупил фермер. Это, видимо, была повсеместная практика, потому что дед вспоминал, фермеров было несколько, и они присматривали себе работников.
Почему взяли деда и Леню? Скорее всего, потому что они говорили по-немецки. Евгений Степанович еще знал английский и итальянский. Все-таки неплохо иметь помощников, которые тебя понимают.
Своего хозяина Евгений Степанович называл хорошим. Он их не бил, кормил и жить разрешил в доме.
Как-то еще в первые дни фермер увидел, как дед с братом смотрели на отцовскую фотографию и плакали. Он разрешил им поставить снимок на тумбочку у кровати. Так лучше, сказал, чтобы не потерялась.
«Дед считал, что от всех бед его спасала отцовская фотография»
После освобождения, когда в Австрию пришли советские войска, Евгению Степановичу исполнилось 19, и его тут же призвали. И карточка снова перекочевала ему за пазуху. Он всегда носил ее при себе, ни в чемодане, ни в вещмешке — нигде не оставлял. А потом на всякий случай пошел тайком в ателье и сделал несколько копий.
Их, по-моему, было две. Где вторая, я не знаю. Эти снимки никогда не стояли открыто.
Про фотографию я узнал где-то в 1989-м или 1990-м. Приехал к дедушке, мы долго разговаривали, а потом он пошел к шкафу и достал оттуда коробку. Там между рецептами и была спрятана эта карточка, точнее ее копия. Оригинал уже улетел Калининград.
Почему столько лет дедушка ничего о ней не рассказывал? Потому что всех и каждого, кто вырос в те времена, жизнь научила молчать.
Судьба у деда ведь тоже была не сахар. В 1949-и или 1950-м, когда он вернулся в деревню, вспоминал, что нутром чувствовал: меня скоро арестуют. Ну, а как иначе? Отец с таким прошлым, сам несколько лет в лагере. И тут он сделал ход конем.
Поехал по каким-то делам в Могилев и там на столбе случайно увидел объявление: вербуются работники на Сахалин. Он тут же и записался добровольцем, а назавтра его уже забрали. Фотографию он взял с собой. На острове он женился, с бабушкой им выделили квартиру. Жизнь как-то налаживалась. В Беларусь они вернулись в 1960-х.
Ольга Денисовна к тому моменту сильно болела, брат Леня остался в Германии, нужно было помогать сестрам. Да и у бабушки, начались проблемы со здоровьем, и врачи посоветовали сменить климат.
Вернулись они в 1968 году. Это уже оттепель, возможность выбора. Все как-то очень хорошо сошлось. Счастливое совпадение. Дед считал, что от всех бед его спасла отцовская фотография.
…Деда не стало в 2000 году. Незадолго до его смерти я старался почаще приезжать к Евгению Степановичу, и уже сам доставал эту фотографию из коробки. Он мне сказал: «Когда я умру, заберешь ее себе». В день его похорон я вернулся с кладбища, открыл шкаф — так карточка перекочевала ко мне.
С дедушкой мы были очень близки… Сейчас я ищу все, что связано с моими предками и этой фотографией. Возможно, у кого-то из близких мужчины, изображенного на снимке, тоже хранится такая же карточка.
— Зачем вам это?
— Потому что история этого снимка — это и моя история. Когда знаешь, что за твоей спиной не просто чернота, что там живые люди и ты часть этой живой цепочки, жизнь становится понятнее. Ты понимаешь себя, свои поступки, мысли.
— А вы не боитесь искать этого человека, все-таки немногие хотят вспоминать те времена?
— В истории нет ничего неважного. Этот человек был рядом с моим прадедом, его изображение, как и изображение отца, берегло мою семью, а значит, и меня.