Молодой и амбициозный. Интервью с белорусом, который сменил Минск на Лондон, а инвестбанкинг на IT

Илья Сысоев рано понял, чего хочет в жизни. Ребенок из обычной белорусской семьи, в 18 лет он уехал учиться в Нидерланды. Окончил школы бизнеса в Роттердаме (Rotterdam School of Management) и Лондоне (London Business School), стажировался в Лондоне и Москве, получил работу в одном из крупнейших инвестиционных банков мира Goldman Sachs, но в итоге предпочел финансам IT, потому что «Кремниевая долина — это новая Уолл-стрит». TUT.BY расспросил молодого и амбициозного белоруса, который за 9 лет успел пожить в пяти странах и поработать в шести компаниях, что помогает ему добиваться успеха и какой кажется Беларусь на расстоянии.

— Почему ты решил уехать из Беларуси?

— Не потому, что тут плохо, а там хорошо. Просто я понимал, что качество бизнес-образования в Западной Европе и Северной Америке на голову выше белорусского. Я уехал в начале 2008 года, будучи первокурсником БГЭУ, и в итоге выпустился в Роттердаме по той же специальности, на которую поступил в Беларуси, — бизнес-администрирование.

— Как удалось поступить в Нидерланды?

— Я еще в 11-м классе подавался на разные стипендиальные программы. Меня приняли в Американский университет в Болгарии и в университет на Северном Кипре. Но от этих вариантов я сам отказался. Позже знакомая подсказала стипендию от правительства Нидерландов, которую мне удалось получить. Эта стипендия покрывала расходы на учебу и на жизнь.

— Обучение было на английском?

— Да, но английский был моей последней проблемой. Зачастую я обнаруживал, что у меня он лучше, чем у других студентов. Трудности с языком возникли на уроках плавания в университете Южной Калифорнии, куда я поехал по обмену: речь тренера я практически не понимал из-за его афроамериканского акцента. Просто смотрел, что делают другие пловцы, и повторял за ними.

— Как ты попал в Калифорнию?

— Школа бизнеса в Роттердаме (Университет Эразмуса) входит в семерку лучших бизнес-школ Европы и имеет академические соглашения с университетами по всему миру. В первом полугодии третьего курса можно было выбирать: или учиться за рубежом, что я и сделал, поехав в Лос-Анджелес, или стажироваться, или брать курс по выбору.

— Чем европейское образование отличается от белорусского?

— У нас колоссальная инфляция высшего образования: зачастую оно требуется там, где вообще не должно требоваться. В западном мире академическое высшее образование имеет 10−20% населения.

Если говорить о недостатках, первый — мы учимся слишком долго. Нужно убирать такие предметы, как «Основы энергосбережения» или «Радиационная безопасность». Зачем они, если ты изучаешь бизнес-администрирование? Второй недостаток перекликается со всей восточноевропейской культурой, в которой с преподавателями не принято спорить. Третий недостаток заключается в том, что у нас университет оторван от корпоративного мира.

Среди преимуществ белорусского образования — бОльшая готовность преподавателей помочь интересующимся студентам. В Голландии я сталкивался с тем, что преподаватели отказывались уделять время за рамками их формальных «офисных часов», потому что «если я уделю больше времени тебе, это будет несправедливо по отношению к другим студентам».

— В Нидерландах студенты легко переходят в корпоративный мир?

— Во время учебы я трижды проходил практику в инвестиционных банках в Лондоне и Москве. В компании, куда я подавался, было трудно попасть. Например, первая стажировка у меня была в банке Rothschild в Лондоне. Нас было 17 стажеров, которых выбрали среди 3000 кандидатов. Мне помогло то, что в Лос-Анджелесе я попал в местный инвестиционный клуб, и понял одну важную вещь: если просто рассылать резюме направо и налево, КПД очень низкий. Нужны контакты.

— Я так понимаю, работу после таких стажировок было найти не трудно?

— Сразу после университета я работал в команде по слияниям и поглощениям небольшого банка NIBC в Голландии, а через год переехал в Лондон и продолжил карьеру в инвестиционном банке Goldman Sachs, про который говорят, что туда сложнее попасть, чем в Гарвард.

— Это работа мечты?

— Скорее, школа молодого бойца. Полтора года, что я провел в Goldman Sachs, — это средняя продолжительность карьеры аналитика в инвестиционном банке. Большинство воспринимает это как трамплин, чтобы попасть на работу, которая интереснее и не так выматывает.

— Про ненормированный график работы инвестбанкиров ходят легенды. Кстати, как и про их безудержный кутеж.

—  Среди тех, кого я знаю, никто не ходит по клубам с корпоративной карточкой и не нюхает кокаин. Что касается графика, то в среднем рабочий день длился около 16-ти часов. Если я раньше полуночи уходил с работы, можно было считать, что мне повезло. Иногда можно было и всю ночь в офисе провести.

— Такое часто случалось?

— Раз в несколько недель или в месяц. Сделки очень непредсказуемые, и если ты на активной фазе, ночные бдения могут быть чуть ли не дважды в неделю.

— Ради чего инвестбанкиры проводят дни и ночи на работе?

— Ради рейтинга. Его пересматривают каждый год. В зависимости от этого назначаются бонусы и продвижение. Ради этого все и работают, потому что разбежка между теми, у кого хороший рейтинг, и теми, у кого плохой, в плане компенсации и остальных «плюшек» очень большая.

— А как обстоят дела с выходными?

— Мне повезло в том плане, что в моем банке по субботам нельзя было работать. Это попытка дать людям более адекватный график и больше причин остаться. Хотя в любом случае инвестбанкинг — мир трудоголиков, они работают много, даже когда состоялись как профессионалы и управляют целыми бизнесами.

— В этой сфере много женщин?

— На рядовом уровне да, но на уровне управляющих директоров процент женщин сильно падает, потому что это суровая карьера. Кстати, инвестбанки сейчас всячески борются с дискриминацией: и половой, и религиозной, и расовой. Устраивают специальные мероприятия для женщин в банкинге, поощряют группы для представителей расовых и прочих меньшинств внутри компании.

— Почему?

— Раньше у банков и компаний, которые занимаются стратегическим консалтингом, почти не было конкурентов. Если ты молодой, талантливый, амбициозный, и тебе интересна сфера бизнеса, то тебе либо в инвестбанкинг, либо в консалтинг. Сейчас есть Google, Facebook, Uber и миллион других компаний, которые предлагают более свободную и менее иерархичную культуру.

— В инвестбанкинге сильна иерархия?

— Все еще да. В некоторых командах существует культура face time, когда те, кто младше по рангу, не уходят раньше тех, кто старше по рангу, особенно если работают в одной команде. Хотя чаще всего у них просто больше работы.

— Финансовая сфера известна высокими зарплатами. Не могу не спросить, сколько ты зарабатывал в Goldman Sachs.

— Это конфиденциальная информация.

— Расскажи про переход в IT. Почему ты ушел из инвестбанкинга?

— Сейчас я работаю в лондонском офисе компании Salesforce, которая создает софт для управления бизнесом. Я занимаюсь стратегией и операционной деятельностью для отдела продаж. Мне хотелось иметь более адекватный график и выступать не только в качестве советника, но и участвовать в управлении бизнесом. С учетом этих факторов я выбрал IT. Это быстро растущий сектор, можно работать по всему миру, очень либеральная культура.

— К этому пришлось привыкать?

— К культуре и пришлось. Тебе надо проявлять инициативу, чтобы понять, что ты должен делать, а что нет, твоя карьерная стезя не определена. Инвестбанки — иерархичная и структурированная среда, там ты можешь почти со стопроцентной уверенностью сказать, что будешь делать через 5 лет, если все будет хорошо. Здесь ты можешь сам выбрать, чем заниматься через 5 лет.

— И где ты видишь себя через 5 лет?

— Может быть, я продолжу рост в сфере стратегии и операционного управления, может, захочу попробовать продажи, а может, работу на стыке финансов и IT — к примеру, в венчурном фонде. Выбор в IT практически не ограничен: вместе с ростом сектора появляются совершенно новые направления работы.

— А, может, вернешься в Беларусь?

— Не исключаю такой вариант. IT быстро развивается в нашей стране, и это была одна из причин, почему меня заинтересовал этот сектор.

— Какой вообще Беларусь кажется на расстоянии?

— Я приезжаю сюда 2−3 раза в год, и могу сказать, что за 9 лет уровень жизни вырос, люди стали больше путешествовать, чаще учиться за рубежом. И еще у нас теперь станции в метро объявляют на английском, это радует. Но приятнее всего — безвизовый режим. Конечно, только на 5 дней и через аэропорт, но это лучше, чем ничего.

Хотелось бы, чтобы такие хорошие новости из Беларуси приходили чаще. Пока они, к сожалению, редкость на фоне большинства негативных. Хотелось бы видеть структурные реформы в экономике, которые бы стимулировали предпринимательскую инициативу (особенно в малом бизнесе) и привлекали инвестиции и технологии из Запада. Хотелось бы также видеть развитие других отраслей, кроме IT. Тогда и молодежь с западным опытом начнет возвращаться. К примеру, среди моих знакомых-поляков после учебы или работы за рубежом многие добровольно вернулись домой, потому что в стране есть возможности для самореализации, сравнимые с Западной Европой.

— Европейцы все еще знают о Беларуси только то, что здесь картошка и Лукашенко?

— Наша страна для большинства европейцев — белое пятно, они про нее не слышали. Меня спрашивали: «О, Беларусь — это где? Это в составе России?». Иностранцы знают, как правило, либо президента, либо наших знаменитых спортсменов. Кто в айтишке, еще знает Wargaming. А про картошку никто и вовсе не слышал — это миф сугубо постсоветского пространства.

— А чем белорусы отличаются от европейцев?

— Белорусы более душевные, у нас более тесные семейные связи и больше склонности шутить над собой. При этом нам не хватает рискованности. Мы памяркоўныя, вплоть до установки «абы не война». У нас не было возможности пожить спокойно и зажиточно, как у западных европейцев. За последний век с нами случилась революция, репрессии, война, развал Союза, потеря сбережений. Эти события запрограммировали нацию на выученную беспомощность: что бы я ни делал, придет катаклизм и все разрушит.

Но чтобы достичь того, чего у тебя нет, надо делать то, чего ты раньше не делал. Не бояться искать новую работу, если не нравится нынешняя, создать свой бизнес, если есть идея и желание. Можно и за рубежом, сейчас много стажировок, стартап-акселераторов, стран с визами для предпринимателей. На дворе XXI век, мир открыт, как никогда раньше, он не заканчивается на границах Беларуси. А если молодежь, получив опыт за рубежом, применит его здесь, родина только выиграет.

За последние 12 лет около двух тысяч белорусских студентов и сотрудников вузов получили возможность учиться и преподавать в университетах ЕС благодаря программам мобильности, которые финансирует Евросоюз. Более тысячи белорусов поучаствовали в программах профессионального обмена.