Окнами на Проспект. Дом у цирка: "Жили, как в коммунальной квартире"

Автор олимпийского спорткомплекса Раубичи и павильона Комаровки архитектор Вальмен Аладов о жизни под роялем, мальчишке с гранатой и Минске, который строил сам.

Каким знают центр Минска те, для кого он больше, чем список достопримечательностей второй половины XX века? Истории домов и горожан в рубрике TUT.BY «Окнами на Проспект».

«Вечный холостяк и никогда не женюсь»

— Перед вами самый старый архитектор Беларуси, — с иронией говорит Вальмен Николаевич после приветствия.

Намекает, что даже в сумме возраст журналиста и фотографа заметно меньше, чем его одного. Наши 57 против его 87 лет.

Поправляем:

— Не старый, а старейший.

Соглашается:

 — Это получше звучит.

Мы беседуем в кабинете архитектора Вальмена Аладова. Это небольшая комната, где рабочий стол и книжный шкаф. На полках среди сотен альбомов, монографий, словарей есть книга «Архитектура города Пушкина». Подарок старшего коллеги — Александра Воинова. На форзаце дарственная надпись — «Будущему архитектору. 1946 год».

На стене — карандашный рисунок, дружеский шарж. Тоже подарок, но уже не будущему, а состоявшемуся архитектору. На втором плане угадывается олимпийский спорткомплекс «Раубичи» и крытый павильон Комаровского рынка. Это два наиболее известных проекта Вальмена Аладова, знаковых в его карьере. На первом плане изображен он сам в образе русского богатыря с картины Васнецова. Но вместо копья в руках и стрел в колчане — заточенные карандаши.

Квартиру в угловом доме на пересечении проспекта Независимости и улицы Янки Купалы в конце 1950-х получили родители архитектора — Николай и Елена Аладовы. Отец — композитор, один из основателей белорусской консерватории, профессор. Мама — директор Государственной картинной галереи БССР (ныне Национальный художественный музей Республики Беларусь). Это о ней скульптор Заир Азгур вспоминал как о человеке «энциклопедической осведомленности», наделенном «талантом собирателя». Это ей буквально с нуля удалось воссоздать музейную коллекцию, которая была утрачена в годы войны.

В одном доме с ними жили сплошь заслуженные и народные. Артисты Лидия Ржецкая, Леонид Рахленко, скульптор Сергей Селиханов.

— Из старожилов почти никого не осталось, — рассказывает Вальмен Николаевич. — Кто-то из их родственников живет. Но большинство квартир продано.

Фасад выглядит строго, деталей — минимум. Хотя на эскизах Барща все с точностью наоборот — лепнина, множество деталей. Очевидно, всё это посчитали «архитектурными излишествами».

Во дворе есть гаражи, что для центра города скорее исключение, чем правило.

На первом этаже дома сегодня кофейня, а в советское время — кафе «Молочное». В 1970-е там была сделана реконструкция по проекту Вальмена Аладова.

— Заказали на «Нёмане» огромное стеклянное панно на тему цирка. Предлагали назвать кафе «Арена», но оно так и осталось «Молочное», — вспоминает архитектор. —  После реконструкции в полтора раза увеличилась выручка. Директор рассказывала. Посетители идут на интерьер, это стопроцентно. Когда кафе закрылось, на толкучке видел это убранство, по кускам продавали…

«Все сгорело, только три деки остались: две от пианино, одна от рояля»

В дом у цирка Вальмен Николаевич с семьей переехал в 1973 году.

— Жена (Нинель Ивановна Аладова профессор БГАИ, кандидат архитектуры. — Прим. TUT.BY) из первого послевоенного выпуска Политеха. Пришла на практику и сразила меня наповал, — смеется Вальмен Николаевич. — Мне тогда 27 лет было, думал: «Вечный холостях, никогда не женюсь». И тут на тебе… Уже 60 лет вместе. Но и до переезда «судьба водила по проспекту».

— Картинка из детства. Мне три года, жду, когда родители привезут братика из роддома. Поставил табурет на подоконник, уселся и смотрю в окно. И как не свалился?

Это 1933 год. Тогда Аладовы жили на главной минской улице — в то время она называлась Советская. Сегодня это проспект Независимости.

— Дом был похож на бывший доходный. Планировка, как в коммунальной квартире. Коридорная система. Помню большие часы на улице, мимо которых проходили каждый день. Это главный ориентир, по которому было легко найти наш дом.

Отец-композитор хотел, чтобы его дети получили музыкальное образование. Старшего сына определил учиться игре на фортепьяно.

Окно кабинета, где мы беседуем, выходит на ту самую горку, которую Вальмен нехотя преодолевал в детстве по дороге в музыкалку. Ирония жизни.

— Музыкальная школа находилась на площади Свободы. Да она и сейчас там. К счастью, во втором классе я сломал палец, — смеется Вальмен Николаевич. — На этом мои занятия закончились. Да и война, не до музыки…

Вспоминает 25 июня 1941 года. Накануне была бомбежка. Но утром родители пошли на работу. Отец — в консерваторию, принимать экзамены. Мама — в картинную галерею, тогда она находилась на Карла Маркса. Дети — с ней. Почти пришли, когда началась воздушная тревога. Все в бомбоубежище. Скоро улица оказалась жестко задымлена. Когда вышли на Советскую, всё было в пламени.

Из эвакуации семья Аладовых вернулась в 1944 году. Родители — сразу после освобождения города, дети — спустя месяц.

— Три деки — две от пианино и одна от рояля — всё, что осталось от нашего дома. Он сгорел. (С 1937 по 1941 год Аладовы жили в доме от Союза композиторов в районе пересечения улиц Киселева и Куйбышева. — Прим. TUT.BY). Сейчас на его месте столовая завода «Горизонт» — по моему проекту построена, между прочим.

Семья композитора Николая Аладова поселилась в его директорском кабинете в консерватории. Ее временно разместили в здании музыкальной школы на площади Свободы.

— Почти все пространство занимал рояль. К ночи расстилали матрасы. В этом же кабинете ночевал профессор консерватории, скрипач Аркадий Бессмертный с семьей.

А переехала наша семья на улицу Белорусскую. В трехкомнатной квартире жили мама, папа, я, брат, сестра — она в 1945 году родилась. И еще человек двенадцать бездомных родственников. Сами понимаете — первые послевоенные годы. А тут еще профессору Амитону не дали жилья. Его жена была пианистка, он — скрипач. До сих пор помню мелодию, которую они разучивали днями. Тоже жили у нас какое-то время.

— И в этом бедламе ваш отец сочинял музыку?

— Он делал так (поднимает плечи и надевает пиджак на голову). И сочинял, стоя на коленях у рояля. Опускал крышку на клавиши, на ней раскладывал нотные листы. Это был импровизированный письменный стол.

«Гранат в городе было до черта»

В 1946 году был утвержден генеральный план Минска. Советская улица постепенно превращается в главный проспект города. Вальмен Аладов тогда учился в старших классах. И вместе со школьными товарищами участвовал в большой стройке.

— Жилой фонд был разрушен. Помню землянки у стадиона Динамо. Вдоль Советской улицы стояли выжженные коробки домов. Вместо окон — черные дыры. Страшное зрелище. Но запаха уже не было. Того страшного запаха горелого мяса, когда уходили из Минска в 1941-м. На разборку домов взрослые выходили с ломами и кирками. А у меня была граната. И мы с приятелями ее взорвали. Как только не покалечились…

— Кто вооружил?

— Гранат в городе было до черта, особенно на стадионе «Динамо». Мальчишки сами себя вооружали. У каждого пистолет. Я нашел мелкокалиберный револьвер, винтовку. А сколько штыков немецких! Но когда мама обнаружила дома этот арсенал, отнесла всё на мусорку.

Тогда, в школьные годы, лучшим другом Аладова был Володя Воинов. Его отец, известный архитектор Александр Воинов, автор проектов зданий ЦК КПБ (теперь здание Администрации президента Республики Беларусь), гостиницы «Беларусь» (сегодня на ее месте Crowne Plaza Minsk) и многих других.

— Мы познакомились в эвакуации. Когда в Минск вернулись, попали в один класс, сидели за одной партой. Эта дружба повлияла на мой выбор профессии, — рассказывает Аладов. — Помещений для мастерских тогда не было. И архитекторы работали дома. Помню, как Воинов и Заборский рисовали здание минского аэровокзала. В тот день как раз зашел в гости к Воиновым.

«Уже готовую лепнину на мусорку свозили»

— Мой первый выход на проспект как архитектора — угловой дом, где магазин «Океан», — рассказывает Аладов.

В середине 1950-х «архитектура завитков» подвергается жесткой критике. Власти режиссируют компанию по борьбе с излишествами в градостроении. В Минске один из первых «пострадавших» — дом № 42 по проспекту Независимости.

— Его проектировал известный московский архитектор Михаил Барщ. Один из главных зодчих послевоенного Минска. Но в середине 1950-х такое началось… Уже готовую лепнину на мусорку свозили. Барщ сделал проект этого дома абсолютно в своем стиле: много декора, башню нарисовал очень красивую. Хотя сегодня думаю, возможно, она и не к месту. На этом участке проспекта важно, чтобы обелиск на площади Победы просматривался со всех ракурсов. А башня могла частично перекрыть обзор. Но все это уже не так важно — проект забраковали. Барщ сказал, раз так, то продолжать работу не будет. И уехал в Москву. Его соратник, архитектор Лёня Аранаускас, тоже уехал. И так сложилось, что дальше этот дом делал я и мой коллега Лев Рыминский. Он был старше и уже «с биографией». Имел неосторожность рассказать в компании анекдот, который сочли достойным десяти лет тюремного заключения. Забрали с последнего курса московского архитектурного института. В Беларусь попал благодаря профессору Михаилу Парусникову, у которого учился. Парусников многим своим студентам помог. В Минске Рыминский спроектировал главный корпус Политеха (в соавторстве с Любовью Усовой. — Прим. TUT.BY). Проект зачли как дипломный, и он смог устроиться на работу. Было в нем спокойствие, свойственное людям трагической судьбы. Рабочее утро начинал так: долго точил карандаши, потом делал отметки в турнирной футбольной таблице, курил, рассказывал мне истории из жизни.

«Здание экс-Кемпински скушало цирк»

— Самое большое мое вмешательство в проспект — это середина 1970-х, реконструкция первых этажей в домах на проспекте. Это магазины, кафе. Взяться за этот проект решил от тоски. Нужно было чем-то заняться. Иначе полез бы на стену, — рассказывает Вальмен Николаевич, поясняет: — В то время я был директором проектного института. За собственную прибыль мы построили жилой дом на улице Пулихова. Планировка квартир была очень хорошей. Появились какие-то люди, стали меня обвинять, угрожать, что за такое строительство меня надо уволить и дать строгий выговор. Тем временем начальники из Совмина и ЦК распределили между собой 3−4-комнатные квартиры в том доме. А на меня завели персональное дело в ЦК.

Так вот, тоска была зеленая… Сделал почеркушки, собрал людей профессиональных. Подготовили то ли 20, то ли 30 планшетов метровых — не помню уже. Капитально переделали магазин, где сегодня «Центральный». Тогда в центре не было нормального универсама, только мелкие магазинчики. Придумал, как найти место для просторного торгового зала. Во дворе сделали пристройку. Показали Машерову наши наработки. Его больше всего заинтересовал проект реконструкции универсама. Сказал: «Ты мои мечты подслушал». Начали строить. А дом-то элитный. Жильцы подняли скандал. Надели ордена и пошли к Петру Мироновичу жаловаться, что шумно и жить невозможно. Он выслушал. Потом, как мне рассказывали, снял телефонную трубку и сказал: «Тут ко мне пришли уважаемые люди. У них под окнами универсам строят. Шумно очень. Надо помочь. Подыщи в тихом районе хорошие квартиры». Больше они не приходили.

По проекту, в «Центральном» были предусмотрены эскалаторы, чтобы покупатели без труда могли подниматься на второй этаж — в торговый зал.

— Лестницы — это же временное решение, тогда не получилось купить эскалаторы. Но так всё и осталось… — переживает архитектор, что не удалось воплотить замысел в полной мере.

— Пару лет назад барельефы в кафетерии раскрасили. Что скажете об этом?

— Безобразие, конечно. Когда реконструкцию универсама делали, тонкими бритвочками их очищали. Они известью были замазаны. А эти вандалы — раскрасили. Я б их за такое!..

— В «Центральном» делаете покупки?

— Давно не хожу в магазины. Продукты по интернету заказываю, и всё привозят на дом.

— Активный интернет-пользователь — это про вас?

— Новости читаю, электронной почтой пользуюсь. Внучки в России живут. По скайпу общаемся. Одна в Санкт-Петербурге, реставратор. Она мама нашего первого и единственного пока правнука. Другую в Москву пригласили работать, пиаром занимается. Третья актриса, играет в псковском драмтеатре. Недавно была премьера «Пиковой дамы».

— Ваш дом рядом с экс-Кемпински. Жалко проспект?

— Это здание скушало цирк, перекрыло нормальное движение воздуха. А как решить вопрос с грунтовыми водами, куда транспорт ставить? Ансамбль проспекта — уникален. До него пальцем дотрагиваться нельзя. А у нас… Музей истории Великой Отечественной войны снесли. Зачем? Бессмысленно же! На углу там поставили очередную стекляшку офисную. А на месте музея что будет? У нас инвестор — святой человек. Но на деле что мы видим? Одно вредительство. Давно предлагаем с коллегами организовать общественный совет по архитектуре при Мингорисполкоме. Но никто не хочет слушать.

«Собаку назвал музыкальным термином — Presto»

— Как изменилась атмосфера дома? По сравнению с тем временем, когда здесь жили ваши родители.

— Тогда было, как в коммунальной квартире. Кроме нашей семьи, жили папины родственники. Мама готовила прекрасно. И если министерство культуры принимало какого-то важного гостя, звонили и предупреждали, что обед будет у нас дома.

— Наверняка были фирменные блюда.

— Рецепты мама смотрела в кулинарной книге Елены Молоховец. До сих пор у сестры сохранилась. Когда мама ехала в Москву по делам музея, то накануне покупала ногу телячью, специи и делала кумпяки. Обязательно везла с собой несколько баночек бруснично-грушевого варенья. И все это раздаривала. В Третьяковке говорили: «Если Аладова приехала, другим здесь делать нечего». Это означало, раз задумала приобрести какой-то предмет для музейной коллекции, значит, он непременно попадет в Минск. Даже если будут другие желающие купить его.

К отцу композиторы приходили. Между собой дружили. Не были занудами. Песни пели своими «композиторскими голосами».

— То есть не очень хорошо?

— Кто как. Я, кстати, слышал, как поет Тихон Хренников. Но не у нас дома, а когда в Москве учился в архитектурном. Познакомились в гостях. Я начал перечислять, что из его сочинений мне по душе, и он исполнил куплет из песни «Как соловей о розе». Великолепно!

Пока я в Москве учился, постоянно ходил концерты слушать в зал имени П.И.Чайковского и в консерваторию. Абонементы покупал. На галерку, конечно. Музыку люблю. Но настоящую, а не этих, которые на стадионах якобы поют. В Минске постоянно филармонию посещал, когда моложе был. Сейчас под настроение и дома симфонический оркестр могу послушать, записал себе «консервную музыку».

Пока разговариваем, Вальмен Николаевич листает фотографии кликом компьютерной мышки. Оцифровал домашний архив, задумал написать воспоминания. На одном из детских снимков он в городском саду с братом, родителями и двумя собаками.

— У шпица было обычное имя, он нам достался от старых хозяев. А немецкую овчарку коллеги отца принесли из пивной. Им по кружке пива налили за то, что забрали щенка. Папа был очень остроумным человеком. Любил пошутить. Собаку назвал музыкальным термином — Presto. Это значит «очень быстро».

— Теперь ясно, кто придумал ваше звучное имя.

— Только сестру мама в этом смысле отбила. Назвала Радослава, пока папа раздумывал. Он хотел, чтобы у детей были необычные имена. Брат — Гельмир. Мое с каких-то языков, не помню точно, переводится как «светлый ум». Так всем и говорю: Вальмен — значит умный.

Читайте также:

Окнами на Проспект. «Каравай» и дом № 13, где находится кинотеатр «Центральный»