"Ён ды я - вось і ўся вёска". Как двое мужчин живут в опустевшей деревне под Островцом

«На деревню дедушке», — вот что первое приходит на ум, когда оказываешься в деревне Мешкути Островецкого района. По документам здесь зарегистрировано 14 жителей, но все время фактически живут только двое — 84-летний Мечислав Канашевич и 78-летний Станислав Пашкевич. Соседи обитают на разных концах деревни, их разделяют несколько пустующих домов, поле и аллея старых кленов. Они ходят друг к другу в гости, вместе коротают вечера, играют на аккордеоне, поют песни, держат огороды и смотрят за опустевшим местечком.

В деревне непривычно тихо. Мешкути находятся не так далеко от больших населенных пунктов — если взобраться на холм посередине деревни за домами, то вдалеке видны коровники местной фермы.

Несмотря на близость цивилизации, в опустевшей деревне, кажется, остановилось время. Застыли в каком-то ожидании старые деревянные дома, тихо-тихо шелестят голыми ветками деревья. Ветер несет сухие листья и шуршит нескошенной пожухлой травой на поле за деревней. Вот и все звуки. А еще иногда в осенней тишине вдруг щебечут птицы, но их, говорит Станислав Станиславович, почему-то становится с каждым годом меньше.

— Ці мо гэта мне здаецца, — пожимает плечами мужчина.

В большом доме — спартанская, но очень уютная обстановка. Мы сидим около теплой печки. Пахнет дымом, яблоками и медом.

— Зганяў у магазін. Купіў смачнага, вось, — на столе появляются колбасы, селедка, хлеб, мед и трехлитровая банка компота. — Рукі ёсць? Ну дык бяры, што хочаш паесці. Мяса наразай, хлеб вунь.

С потолка торжественно снимается сыровяленая, «пальцем пиханая» колбаса.

— Мёд свой вось. Частуйцеся.

Около дома среди старых яблонь — целая пасека. Правда, Станислав Станиславович пчелами не занимается — отдал сыну, который часто приезжает сюда.

— А навошта яны мне. Як паляцяць, дык здымай іх з дрэва. А я ж ужо стары, палезу наверх, упаду, зламаю што-небудзь… Каму ад гэтага стане лепей і лягчэй будзе? Нікому. Але вельмі люблю іх.

Хозяйства у мужчины своего нет. Раньше, конечно, были и куры, и корова, и свиньи. Надо было кормить семерых детей. Воспитывал их один — жена рано умерла.

— Справіўся — добрых людзей выхаваў. Раней, канешне, цяжэй было — у калхозе грошай не плацілі. Возьмеш у канцы года мех з зернем, закінеш на плячо — вось і ўвесь заробак. Што рабілі? Свіней трымалі — мяса прадавалі на месным рынку, бульбу садзілі. Выжывалі неяк.

О том, чтобы переехать в город, Станислав Станиславович даже думать не хочет. Говорит, слишком шумно. На вопрос не страшно ли постоянно жить в такой тишине, кивает на аккордеон в соседней комнате. Мол, станет совсем скучно — заиграю. Правда, добавляет, что пальцы уже не слушаются, но сыграть соглашается.

Долго прилаживает инструмент и готовиться, молчит, вспоминает нужную мелодию, а потом уверенно начинает играть.

Раньше в деревне было 30 домов. Были танцы, дети бегали по улицам, были и свои интриги.

— Чаго толькі не было! І драліся, і біліся, і мірыліся, і жаніліся…

Деревнские работали на местной ферме, ездили в Вильнюс на заработки, а потом поселение стало постепенно пустеть. Кто-то уехал в Польшу, кто-то перебрался в Литву, многие умерли, а молодежь потянулась в города. Собственнно, такая же судьба, как и других маленьких сёл на всей территории Беларуси. 

Сидя около окна, Станислав Станиславович рассуждает о том, что нужны деньги и зарплаты, тогда все вернутся сюда из городов. Будет работа — будут и люди, а домов на веске хватит для всех желающих. Правда, их пока нет. Но надежду дедушка не теряет.

— А няма чым тут займацца. Мы вось старыя, дык тое-сеё зробім — і дзень прайшоў. А калі трэба зарабляць, дык у вёсцы нічога няма.

Правда, пенсионер старается не поддаваться минорному настроению и добавляет, что в пустой деревне он чувствует себя хозяином. Мол, выйдет на улицу — а вокруг всё как бы свое — сады, поля, дома. Жить почти в одиночестве уже привык. В гости приезжают соседи, заезжает почта. А если уж совсем станет грустно, можно сесть на старенький, заботливо перебранный и отремонтированный «Запорожец» и поехать к другу в соседнюю деревню за несколько километров. Или вот к соседу сходить.

Идем. Говорим о том, что одиноким можно быть и в густонаселенном городе. И главное в жизни — не отчаиваться.

Мечислав (так и называйте, говорит) приболел. Лежит на диване, смотрит телевизор. 84-летний мужчина недавно овдовел, но уезжать из родной деревни тоже не хочет. Всю жизнь здесь прожил, проработал в местном колхозе. Сейчас держит небольшое хозяйство — куры деловито ходят по опустевшим соседним огородам.

— Як ты тут, стары? Даўно не бачыліся, сусед. Што, хварэеш? Мо за дзяўчынамі паехаць?

— Якія тут дзяўчыны, на кладбішча трэ ўжо збірацца, — улыбается сосед.

— Ну якое кладбішча. Ты ж два дні таму па вёсцы ішоў і песні спяваў. Жартуе ён так.

Соседи обмениваются последними новостями, Станислав Станиславович приносит товарищу новый выпуск местной районки и откланивается.

— Так і жывем. Нібы побач, нібы далёка. Ён і я — вось і ўся вёска.

— Жалко, что нет уже деревни?

— Ну як. Шкада, канешне, але што здзелаеш. Такі час. Але яна жыве, пакуль мы жывем. Ды і дзеці прыязджаюць часцяком. Ці я да іх езджу. Я такі мабільны дзед. Еўрапейскі, можна сказаць. Калі трэба — сяду на машыну і паеду. Не важна, дзе жывеш. Можна ж усё вырашыць — сесці ды куды паехаць. Я ў свой час аб’ездзіў палову Савецкага саюза — дзе толькі не працаваў. Але ўвесь час цягнула дахаты. Дзе нарадзіўся — там і патрэбны. Таму вярнўся, ды і ў горадзе мне няўтульна, тут — лепей.

Замечаем в комнате швейную машинку. Старую, но рабочую. Станислав Станиславович гордо говорит, что и шить умеет — в хозяйстве всякое умение пригодится, а стыдиться какой-либо работы не надо.

— Была патрэба — навучыўся.

— А почему не женились второй раз?

— Семера па лавах былі, куды тут жонка! Гадаваў, выхоўваў. Не да жаніцьбы было, — улыбается мужчина.

С гордостью показывает свое хозяйство и автомастерскую. Всю жизнь мужчина ремонтировал машины. Себе, соседям. Говорит, был неплохой приработок. И сейчас из соседних деревень могут приехать за автопомощью и советом. Никому не отказывает, а поговорить — святое дело.

На виду — целая корзина желудей, а на подоконниках — малюсенькие дубы.

— Хачу пасадзіць дубы вакол вёскі. І потым, калі яны вырастуць, вёску будуць называць не Мешкуці, а Дуброўна, напрыклад, — хитро улыбается.

— Думаете, деревня будет жить?

— А куды ж яна дзенецца. Можа, не нашая, але будзе. Можа, па-іншаму. Але я веру ў тое, што паўстане наноў. А тут калі і вёскі не будзе, то разрастуцца дубы, і людзі будуць ведаць, што іх пасадзілі апошнія яе жыхары.