Интервью с Лидией Ермошиной: Пока ты в системе - ты должен быть лоялен к власти

В эксклюзивном интервью для издания Naviny.by Лидия Ермошина вспоминает события судьбоносного для страны референдума 1996 года, по итогам которого Александр Лукашенко упрочил свои позиции, а сама Ермошина стала бессменной главой ЦИК.

Республиканский референдум 1996 года, состоявшийся 24 ноября, предопределил судьбу не только страны, но и отдельных личностей: для кого-то он стал закатом, для кого-то — точкой восхождения. Ко второй категории, вне всякого сомнения, можно отнести председателя Центральной избирательной комиссии Лидию Ермошину.

Бессменная на протяжении 20 лет глава ЦИК входит в пул наиболее авторитетных чиновников белорусского государства, а в 1996 году, по ее собственным словам, Ермошина была «скромным провинциальным юристом, которую никто не знал».

К 20-летию пребывания в должности Лидия Михайловна дала интернет-газете Naviny.by эксклюзивное интервью. Сегодня публикуется его первая часть, посвященная событиям референдума 1996 года и назначению Ермошиной председателем Центризбиркома.

— Лидия Михайловна, вы попали в состав Центральной избирательной комиссии в 1992 году. Вас кто-то рекомендовал, вы сами пробили себе эту работу? Как это произошло?

— Разумеется, вхождение в состав членов ЦИК не было никаким моим личным выбором. Руководству Могилевской области пришел запрос: направить в ЦИК нового члена, который бы соответствовал двум критериям — был женщиной и юристом. Поскольку я работала юристом Бобруйского горисполкома, руководство области далеко ходить не стало и предложило мне эту должность.

Честно говоря, на тот момент выборами я никогда не занималась и имела смутное представление о деятельности ЦИК. Да и политикой, по большому счету, я не интересовалась вообще. Согласилась стать членом ЦИК только по одной причине: частые командировки в Минск. Они открывали возможность отвлечься от текучки в Бобруйском горисполкоме, походить по театрам в столице, вести какую-то светскую жизнь, если так можно выразиться.

Я участвовала в подготовке и проведении первых выборов президента Беларуси в 1994 году. Но даже спустя два года после включения в ЦИК, я еще была человеком далеким от выборов и всей этой кухни.

Весной 1996 года ЦИК осталась без председателя: тогдашний руководитель Александр Михайлович Абрамович перешел на работу в Администрацию президента. В сентябре началась работа по подготовке республиканского референдума. Тогда же мы и узнали, что у ЦИК появился новый председатель — Виктор Иосифович Гончар. Он был депутатом Верховного Совета 13-го созыва. Назначен главой ЦИК без сложения депутатского статуса. Гончар изначально не скрывал, что пришел в ЦИК только на время референдума и исполняет данные обязанности временно.

— Виктор Иосифович пробыл главой ЦИК совсем недолго. За 10 дней до основной даты голосования он был снят с должности Александром Лукашенко. Вспомните, пожалуйста, как можно детальнее эти события.

— 14 ноября нас собрали в Администрации президента и прямо сказали, что сегодня Гончар будет отстранен от должности.

— Кто вас собрал? В Администрацию пригласили всех членов ЦИК?

— Собрал глава Администрации Михаил Владимирович Мясникович. Пригласили почти всех, кроме Гончара и кого-то еще, одного или двух.

— И как вам было объявлено об отстранении Гончара? Вернее, какая была формулировка и объяснение происходящему, ведь на то время президент не имел полномочий снимать и назначать членов ЦИК, это входило в компетенцию парламента.

— Это было объявлено на том основании, что Гончар, по сути дела, кампанию по проведению референдума срывает. Виктор Иосифович ранее объявил публично, что рассматривает в качестве своей обязанности сделать все, чтобы данный референдум был нелегитимным. Наступил настоящий конфликт интересов, когда политические взгляды мешали председателю ЦИК провести кампанию, которую он должен был организовать как должностное лицо, ответственное за это. В связи с этим главой государства было принято решение об отстранении Гончара от должности, хотя в полномочия президента, вы правы, это в то время не входило — подобный шаг мог предпринять только парламент. Но парламент придерживался тех же взглядов, что и Гончар. Если бы Гончар остался на своей должности, судьба референдума была ясна — он был бы сорван.

— Президент не имел права снимать Гончара с должности. Ваша оценка данного факта как юриста и как избирателя?

— Когда речь идет о сохранении государства и государственности, подобная мера представляется обоснованной. Она мотивирована. В политике приходится совершать поступки, которые подвергаются критике, но критике по формальным основаниям. Именно по формальным. По фактическим — у главы государства были основания считать главу ЦИК лицом политически мотивированным, которое находится в конфликте с теми задачами, которые возложены на ЦИК.

— Насколько сам референдум и вынесенные на него вопросы были конституционно и юридически законны?

— Референдум был полностью конституционен и юридически законен. Он был назначен надлежащим образом. Он проводился и организовывался ЦИК. Вынесенные вопросы не противоречили ни конституции, ни законодательству. Правомочность ЦИК заключается не в наличии председателя, главное — чтобы ЦИК работала в правомочном составе. Все члены ЦИК имели полномочия, которыми их наделил Верховный Совет 12-го созыва.

— Какие у вас были взаимоотношения с Гончаром?

— Может быть, раза два мы виделись. Я не уверена, что он даже знал, как меня зовут до моего назначения и.о. главы ЦИК. Он относился к тому слою общества, который я называю золотая молодежь, мальчики-мажоры. Они работали второй срок в Верховном Совете, имели заграничные связи. А я обычная провинциалка.

Хотя Гончар, наверное, мог меня запомнить по последнему заседанию ЦИК, которое он проводил в качестве председателя. На этом заседании я, так сказать, возглавила внутреннюю оппозицию ЦИК, хотя вовсе не собиралась этого делать. Суть была вот в чем. На заседании рассматривался вопрос утверждения текста, который будет на бюллетенях для голосования. Гончар настаивал, чтобы в сноске была строка «Референдум носит рекомендательный характер». Без этой сноски он отказался подписывать заказ бюллетеней в печать.

Большинство членов ЦИК посчитали эту сноску несущественной и, чтобы не тормозить процесс подготовки к референдуму, поддержали данное предложение. Я задала вопрос, предполагает ли законодательство подобные сноски в бюллетенях, а оно их не предполагало. Тогда я спросила, почему же мы вносим в бюллетени то, что не предусмотрено законом? Я голосовала против этой сноски.

Хочу подчеркнуть, что моя позиция была обусловлена только юридической стороной вопроса, а не политическими предпочтениями.

— Кто-то из членов ЦИК поддержал вас и проголосовал против этой сноски в бюллетенях?

— Пару человек, но нас было меньшинство. Итоги голосования были примерно такими: 8 — за, 4 — против. В итоге бюллетени были напечатаны со сноской. Потом, к слову, эта строка стала серьезной проблемой для действующей власти, ибо вся международная риторика сводилась к тому, на каком основании была изменена Конституция, если референдум носил рекомендательный характер. Эта ссылка повлияла на признание референдума на международном уровне.

— Между тем, на решающих переговорах между Лукашенко и парламентом в присутствии российской делегации президент согласился, что референдум будет носить только рекомендательный характер, а парламент в свою очередь останавливает процедуру импичмента. Ваша оценка того, что в итоге референдум обрел обязательный характер?

— Позитивная оценка. Объясню. Голосование на «Брексите» в Великобритании также носило рекомендательный характер. Но посмотрите на то правительство, которое не выполнит этих рекомендаций. Это просто игра слов: рекомендательный или обязательный. Там, где народ проголосовал — это всегда обязательно, как это не называй. Давайте исходить из фактических обстоятельств дела. Народ принял Конституцию, предложенную президентом? Принял. А как можно не внедрить то, за что проголосовал народ?

— Про итоги референдума мы еще поговорим чуть более подробно. Пока же расскажите, как вас назначали исполняющей обязанности председателя ЦИК.

— Я же вам уже рассказывала, 14 ноября нас вызвали в Администрацию президента и объявили об отстранении Гончара.

— То есть, вас назначили на том же заседании?

— Да. Мясникович после объявления о решении в отношении Гончара вынес на обсуждение вопрос, кто займет его место. Я себя чувствовала очень спокойно и раскованно в тот день, потому что была абсолютно уверена, что меня все эти события никак не коснутся, моя кандидатура на роль главы ЦИК даже не рассматривается. А в итоге члены ЦИК высказались именно за меня.

Я вам говорю откровенно, это была огромнейшая неожиданность для меня. Я вошла в Администрацию юристом Бобруйского горисполкома, а вышла из нее председателем ЦИК. Поехала в Бобруйск за минимальным набором вещей. Хотя у меня еще были сомнения, что президент, не зная меня лично, подпишет указ о моем назначении. Но вечером из телевизионных новостей я узнала, что указ действительно подписан.

— Вы отметили, что президент вас лично не знал. Вы с ним ни разу не пересекались?

— Только в коллективе в 1994 году. Я была в числе тех, кто сидел за одним столом с Александром Лукашенко, как член ЦИК. Не думаю, что президент меня помнил.

— У вас были внутренние сомнения, занимать или не занимать эту должность?

— Это было настолько внезапно, что я даже не успела подумать и проанализировать происходящее. Страх наступил позже. Я не помню, спала ли я хоть одну ночь с 14 по 24 ноября. Далее начался очень сложный политический период. Он был связан с выдворением Гончара с рабочего места Службой безопасности президента, политическим противостоянием между главой государства и парламентом, с угрозами в мой адрес. Это все было тяжело для человека нового и, по сути, провинциального.

— Вы видели, как силовики выводили Гончара с рабочего места?

— Я отсутствовала в Минске в тот день. Это произошло 15 ноября. Я была в Бобруйске. Меня, кстати, в Администрации предупредили, мол, побудьте лучше в Бобруйске пару дней, чтобы тут все успокоилось после отстранения Гончара. В Минск я приехала 17 ноября.

— Каков был ваш первый день в новой должности?

— Мы находились в осадном положении. Заседаний никаких не проходило. Взаимоотношения у меня со всеми членами ЦИК были хорошие. Мне казалось тогда, что я была лишь витриной. А, по сути, руководил работой ЦИК секретарь Иван Васильевич Лихач.

— Какие вам поступали угрозы?

— 15 ноября мне позвонил господин Гончар и дал понять, что мне будет дорогого стоить мое согласие и назначение. Верховный Совет в то время заседал чуть ли не круглосуточно. В зале парламента не раз звучали угрозы привлечения меня к уголовной ответственности. Хотя сейчас я понимаю, что привлекать меня было не за что. Но давление шло.

— Вы голосовали на референдуме?

— Да, в Бобруйске путем досрочного голосования, которое тогда длилось 15 дней.

— Проголосовали за предложения парламента или президента?

— Конечно за предложения президента.

— Почему за них?

— Я человек системы, представитель государственной власти по своему служебному положению. Обязательным условием работы и существования каждого чиновника в должности является лояльность к государственной власти. Это необходимо. Если хочешь быть нелоялен, свободен — уходи из государственной системы. Пока ты в ней — ты должен быть лоялен. Это условие существования любого государства. Именно из-за этого принципа на президентских выборах 1994 года я голосовала за Кебича.

— Если опустить этот принцип и основываться только на предпочтении и мнении, вы бы все равно проголосовали за предложения президента, которые значительно расширяли список его полномочий?

— Концентрация власти в руках лидера — это одно из главных условий, чтобы государство развивалось стабильно. Особенно государство, находящееся в том плачевном состоянии, в котором тогда пребывала Беларусь. Это даже было еще не государство, а его наметки: без сильной власти, при разваленной экономике, при ужасном социальном состоянии общества. Я была за то, чтобы страна поднялась с колен и стала более сильной. Я прекрасно понимала, что это возможно только при единоначалии, причем очень сильном единоначалии.

Что же касается парламента, то Верховный Совет 12-го созыва внес сильное разочарование как орган ни на что не способный, кроме болтовни. Я была крайне разочарована в белорусском парламентаризме. Поэтому я считала, что стране необходимо укрепление президентской власти и ограничение парламентской власти. По крайней мере — на тот период.

Да и вопросы, которые выносились на референдум Верховным Советом, не вызывали у меня симпатии. Я и сейчас против того, чтобы руководителей регионов избирал народ. Не потому, что я против демократии, а потому, что эти люди на период избрания окажутся вне закона, ненаказуемы и самоуправны. Поэтому я за единоначалие. Плюс мне была весьма симпатична идея переноса празднования белорусской государственности на 3 июля — день освобождения Минска. В общем, тут совокупность обстоятельств, почему я как избиратель поддержала то, а не иное предложение.

— Вернули ли вы свою веру в парламентаризм в последние годы? Считаете ли, что наш нынешний парламент состоятелен?

— Я говорю не о состоятельности или несостоятельности парламента. Я имею в виду ответственность парламента перед обществом. Верховный Совет 12-го созыва, например, был очень состоятелен интеллектуально, но абсолютно безответственен морально перед обществом. Они были этакими идеалистами. Но идеалисты ничего не могут, они способны только рассуждать.

Конечно, у меня есть вопросы к нашим депутатам. Я не беру нынешний созыв — они еще себя не показали, а говорю о предыдущем. Я считаю их слишком скромными. Но, на мой взгляд, они все люди ответственные. Может быть, из-за этой ответственности перед обществом они и столь зажаты, осторожны, потому что действуют по принципу «не навреди». Но они, по крайней мере, не принесут обществу вреда.

— То есть, сейчас наш парламент работает по принципу «не навреди»?

— А что в этом плохого? Это лучше, чем навредить.

— Но это хуже, чем вести активную деятельность — вносить инициативы, предложения для улучшения жизни общества, для чего депутатов, собственно, и выбирают.

— А что сделал Верховный Совет кроме дестабилизации общества? Хотя, надо признать, законодательную деятельность Верховный Совет вел активную. Были разработаны проекты многих важных для повседневной жизни законопроектов.

— Давайте вернемся к подведению итогов референдума. Их должны были утвердить две трети членов ЦИК. Насколько известно, утверждали итоги референдума 10 из 18 членов ЦИК. Как можно объяснить эту нестыковку?

— Итоги приняты, если их утвердили две трети из фактического состава ЦИК. На тот момент фактический состав комиссии составлял не то 12, не то 13 человек. Некоторые люди, которые изначально были в числе 18, по разным обстоятельствам выбыли из комиссии. В этом плане юридически и законодательно все было без нарушений.

— Во многих ваших интервью вы называли себя человеком президента. В 1996 году вы могли себя так охарактеризовать?

— С момента, как он назначил меня и.о. председателя ЦИК — да. Хотя я была уверена, что это назначение лишь временное и после референдума, когда ситуация стабилизируется, меня снова отправят в мою провинцию, а на это место найдется кто-то более высокого ранга.

— А вы сами хотели продолжить работать председателем ЦИК, но уже без приставки и.о., а полноценно?

— Скажу откровенно, если бы меня не оставили на этой должности, мне было бы обидно. Давайте честно, оказаться в драке, в переломной ситуации, а потом уступить место кому-то другому — это было бы оскорбительно для меня. Но через это нужно было пройти, нужно было прочувствовать, прожить. Мои мысли и стремления на момент 14 ноября и на момент 27 ноября разительно отличались.

Продолжение интервью с Лидией Ермошиной читайте 25 ноября.