Минская школа сто лет назад. Кто где учился и сколько платили родители
Первая всероссийская перепись 1897 года показала, что с учетом детей школьного возраста грамотность населения Минска-губернского достигала 57 процентов. В перечне крупных городов империи Минск по разряду народной грамотности занимал первое место.
В 1898 году Минская городская дума представила собственный проект всеобщего обязательного обучения детей в возрасте от 7 до 12 лет. Это была достаточно стройная система мер, которая бы позволила всех «мальчиков без штанов» (используем образы русского классика) переводить в цивилизованный разряд «мальчиков в штанах».
Реализовать думский проект планировалось своими силами — за счет налога с горожан. Однако последовал неодобрительный жест из Петербурга…
Утверждению всеобщего начального образования в Минске и губернии была посвящена предшествующая публикация. А здесь расскажем о средней школе — классических гимназиях, реальных и прочих училищах.
В 1913 году плата за обучение в Минской мужской правительственной гимназии составляла 75 рублей в год. В приготовительном классе той же гимназии — 55 рублей. Для семьи, например, арендатора Володько из Речицкого уезда это было довольно дорого: примерная цена рабочей лошади или месячный заработок главного механика паровой мельницы.
А кроме платы за обучение, надо было своим коштом приобретать учебники, письменные принадлежности, ранец, гимназическую форму. Повседневная одежда состояла из суконной гимнастерки с косым воротом, к ней полагались ременный кушак с посеребренной пряжкой (выпуклые буквы «МГ»), суконные брюки навыпуск, фуражка с кокардой из двух сложенных лавровых веток. Парадной формой был однобортный сюртук с галуном на стоячем воротнике. Ко всему — двубортное пальто (шинель).
Итого в год полторы сотни целковых только лишь на платье и учебники. Да за квартиру надо было платить рублей пять в месяц. И каждодневно — копеек тридцать на пропитание. Кто мог вынести это финансовое бремя? Соответственно, каков был состав учащихся гимназии? Что вообще были за люди минские гимназисты?
Сынки богатеев, отпрыски губернской знати? Не все так просто…
В советское время историки образовательной системы любили эксгумировать циркуляры «царского» министра народного просвещения — о «кухаркиных детях», об установлении процентной нормы для евреев. Действительно, существовал такой граф Иван Давыдович Делянов (1818−1898), из старинного армянского рода, который был назначен на пост министра просвещения в марте 1882 года — в период (определение Ленина) «разнузданной, невероятно бессмысленной и зверской реакции».
Ставят Делянову в вину циркуляр июня 1887 года об ограничении приема детей из недостаточных классов в средние учебные заведения, а также ограничение процента евреев, допускаемых в высшую и среднюю школу. (А мне вот непонятно: чем таким особенно «зверским» запомнился год 1887-й юному Владимиру Ульянову? Может быть, тем, что его — младшего брата казненного государственного преступника выпустили из гимназии с золотой медалью и приняли на юридический факультет Казанского университета?..
Тогда для сравнения давайте перенесем семнадцатилетнего Владимира Ульянова на 50 лет в будущее — в год 1937-й, в созданную Лениным страну под названием СССР. И представим, что его старший брат Александр Ульянов арестован НКВД за реальную, а не за вымышленную, подготовку покушения на товарища Сталина. Уверен я, что вопрос не стоял бы так: принимать или не принимать Владимира в советский вуз. Вопрос «решился» бы иначе: физическим уничтожением всей семьи Ульяновых.
Да, было при министре Делянове такое: директорам гимназий вменялось «неуклонно соблюдать правило» о непринятии детей, родители которых не представляют «достаточного ручательства в правильном домашнем надзоре». В перечень «нежелательных» входили «дети кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей». Однако на фоне этого забывается, например, факт открытия в 1888 году университета в Томске и, главное, решительный поворот Делянова в сторону политехнической школы: открытие в 1885 году Харьковского технологического института, расширение и организация технических и реальных училищ в ряде городов, в том числе и в Минске.
Характерно, что рассказ о дореволюционной образовательной системе советские историки обычно ограничивали проклятиями в адрес министра «народного затемнения» Делянова, который, между прочим, разрешил в 1889 году принимать лучших учеников-евреев без нормы или даже создавать еврейские учебные заведения.
И ничего не говорили историки о последующей демократизации системы образования, о развитии всесословной средней школы — процесс шел вплоть до начала мировой войны. Уцепившись в циркуляр 1887 года, замалчивали ситуацию последующих дореволюционных лет. Ну так вот же ведомость, отражающая реальное состояние минских гимназий в предвоенном году (Памятная книжка Виленского учебного округа на 1913/1914 учебный год):
Комментарий к таблице начнем с того, что действительно способно удивить: наличие в минских гимназиях девушек-мусульманок. Разумеется, они не носили тут хиджабы, а одевались в строго предписанную общую форму. Трудно представить, что в «тюрьме народов» — Российской империи — закрытая мусульманская женщина могла изучать в классической гимназии бальные танцы, космографию и французский? А ведь так было…
Далее. Почему в женской правительственной гимназии учениц-евреек было больше половины, а в мужской правительственной гимназии ученики-евреи составляли лишь восьмую часть общего числа учащихся? Это при том, что дореволюционный Минск был наполовину еврейским городом.
Дело в том, что у мальчиков была возможность выбора средней школы, дающей право на поступление в высшее учебное заведение: а) гимназия, б) реальное училище, в) коммерческое училище (прочие «г» и «д» вроде духовной семинарии, военного училища и т.д. здесь не рассматриваем). Евреи-мальчики традиционно шли в коммерческое училище.
А для девочек коммерческих или реальных училищ не существовало, поэтому им оставались гимназии.
Еще занятный факт, связанный с тем, что, кроме гимназий казенных или частных «с правами казенных», существовали заведения особого «Высочайше утвержденного Ведомства Императрицы Марии». Первоначально мариинские гимназии создавались для воспитания девочек из небогатых дворянских семейств. Но, как видно из публикуемой таблицы, даже в «профилированной» Минской Мариинской гимназии учились девочки иудейского вероисповедания.
Подчеркнем, что в плане получения законченного среднего образования свет не сходился клином на классической гимназии. Появившееся в советскую эпоху чванливое присловье «мы в гимназиях не обучались» могло иметь молчаливое продолжение, как в случае с бывшим камергером Митричем из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок»:
— Что еще за параллель такая, — смутно отзывался Митрич.
— Может, такой никакой параллели и вовсе нету. Этого мы не знаем. В гимназиях не обучались.
Митрич говорил сущую правду. В гимназии он не обучался. Он окончил Пажеский корпус.
Вспомнить надо, что наша Минская гимназия называлась министерской, иначе — правительственной, и означало это принадлежность ее к министерству народного просвещения с центром учебного округа в Вильно. Соответственно, в казенном заведении подбор учащихся был много демократичнее, нежели в частном. Состоятельные же люди обходили «министерскую» гимназию стороной, их дети учились в частном заведении — гимназии С. П. Зубакина и К. О. Фальковича, которая помещалась на углу Скобелевской и Магазинной улиц (нынешних — Красноармейской и Кирова).
Такие богатенькие гимназисты, а после студенты имели в демократической среде прозвание лизунов или белоподкладочников — носили шинели с бобровыми воротниками и белой шелковой подкладкой. Например, Макс Кугель принадлежал к классу имущих.
Семейство Кугелей владело известным в Минске часовым магазином на главной Захарьевской улице (вывеска с циферблатом в центре снимка):
И, наконец, укажем на тех, кого точно не было в казенной гимназии — отпрысков аристократов. Высшее дворянство традиционно отдавало детей в военные заведения, в закрытые элитарные лицеи-пансионы. Об этом писала Нина Берберова: «Папенькины сынки, происходившие от Рюрика или иных героев русского эпоса, окончив Пажеский корпус или Императорский лицей, сбегали в Париж или на Ривьеру и там в полной ненужности жили, пока не умирали, обзаведясь первыми автомобилями и между скачками и ресторанами заканчивая свои укороченные жизни».
А наша Минская правительственная гимназия привлекала людей, которые точно знали, чего хотели добиться в жизни и, соответственно, что может дать их детям заведение на улице Губернаторской, 21. Вот процентное содержание представителей этой разночинской среды в раскладке 1913 года:
— сыновья почетных граждан и купцов — 7,3;
— мещан и цеховых (то есть, ремесленников и рабочих) — 20,1;
— крестьян — 11,2.
Фельдшер земской больницы Ладутько хотел, чтобы его сын окончил Московский университет и стал доктором. Оттого драл наследника за принесенную из гимназии двойку по латыни.
Регистратор губернского статистического комитета Парамонов мечтал о прокурорской карьере для сына и потому особенно придирчиво относился к отметкам по логике.
Владелец часового магазина Кугель старшего сына отдал в коммерческое училище — пусть будет директором банка. А младшего, Макса, определил в гимназию, ибо только через нее можно было стать адвокатом и защищать в судах дела фирмы «Кугель и сыновья».
И даже аптекарь Левитас имел к классической средней школе свой маленький интерес: сын готовился к экзамену на первое профессиональное звание «аптекарский ученик», а для этого требовалось пройти испытание перед особой комиссией при гимназии по минимально необходимому для фармацевта курсу латыни.
Понятно, что все эти люди умели считать. Они примерно знали, что в том старом Минске вносимая родителями или опекунами плата за обучение в казенной гимназии покрывала лишь около четверти издержек заведения. Означало это то, что платили из своего кармана и вообще платили далеко не все учащиеся.
Имелась довольно значительная категория школьников, которая автоматически освобождалась от платы: дети народных учителей, потомки участников войн и прочие государственные льготники. Специально назначались стипендии для детей новых георгиевских кавалеров — память о недавней русско-японской войне.
Затем существовало немало именных стипендий, которые назначались из специальных сумм, завещанных гимназии аристократами Ваньковичами, Прушинскими, Скирмунтами, Чапскими, а также видными купцами, промышленниками, общественными деятелями. В тогдашних традициях было жертвовать на храмы, и наряду с этим многие люди почитали за честь отметиться на ниве народного просвещения. Вот названия некоторых именных стипендий, которые назначались минским гимназистам из завещанных сумм: Монюшко, Светлика, Домбровского, Чечота, Лавцевича, фон Роткирха, Петрова, Олендзской, Равы, Злочевского, Бессера, Заславского, Ланевского-Волка, Верниковского, Верниковской, Буяновского, Макаревича, Богданова, фон Оффенберга, Комоцкого, Горбатовского, Михайлова, Эккерта, Капланова, князей Вишневецких…
Один лишь пример появления именной стипендии. Врач Василий (Вильгельм) Данилович Гинденбург родился в Минске в 1799 году, здесь окончил гимназию. Медицинское образование получил в Виленском университете, после чего занимался врачебной практикой в Минской губернии. В 1825 году назначен ельнинским (Смоленской губернии) уездным врачом (здесь он лечил знаменитого композитора М. И. Глинку, назвазвего его в своих «Записках» «добрым нашим уездным доктором»). В 1833 году В. Д. Гинденбург стал акушером Минского врачебного правления, в 1840 г. занял также должность тюремного врача, был членом Минского медицинского общества и некоторое время исполнял обязанности председателя. Как писал историк, «пользовался такою популярностью в обществе, что в 1871 году, когда исполнилось 50-летие деятельности Гинденбурга, учреждена была в Минской мужской гимназии стипендия его имени».
Известный минский педагог и ученый-историк А. П. Смородский в труде «Десять лет в жизни Минской гимназии, 1875−1885 годы» писал о поддержке учащихся:
Ежегодно вследствие невозможности внести плату за обучение выбывало из гимназии средним числом лишь по 7 учеников. И это еще благодаря тому обстоятельству, что пособия бедным воспитанникам со стороны гимназии, а также со стороны местного Общества вспомоществования учащимся приняли в последнее десятилетие (1875−1885 гг.) широкие размеры. Вообще же для содержки бедных учеников высших классов гимназиею делаемы были всевозможные усилия и даже были случаи, что за ученика высших классов, не могшего по сложившимся для него неблагоприятным обстоятельствам воспользоваться освобождением от платы или пособием, вносили плату за учение преподаватели из собственных средств. <…>
Весьма большое значение имело для Минской гимназии по своей благотворительности празднование в 1885 г. десятилетия Минского общества вспомоществования учащимся.
Кроме взноса платы за учение, Общество помогало бедным ученикам одеждою, выдачею денег на одежду, учебные книги, выдавало деньги на поездку окончившим курс в высшие учебные заведения и на пособия в особенно выдающихся случаях бедности.
Если обобщить, то окажется, что Общество дало возможность окончить полный курс наук в гимназии почти 18 человекам. <…>
Весьма существенным подспорьем для содержания воспитанников Минской мужской гимназии служили пожертвованные частными лицами и обществами капиталы — одни на вечные времена, а другие единовременно на пособия бедным воспитанникам.
Число стипендиальных капиталов в Минской гимназии с 1875 по 1885 годы увеличилось с 8 до 14. С этих капиталов пользовались процентами сначала 16 стипендиатов, а затем 22.
«Немало, — говорилось в другом отчете, — делало благотворительное Общество воспомоществования Минской мужской гимназии. В 1913 году общество имело приход 1468 рублей 90 копеек, на нужды 66 учеников было израсходовано 835 рублей». А всего стипендий в 1913 году было выплачено в Минской гимназии на сумму 7464 рубля.
И тем не менее ежегодно отыскивалось с дюжину учеников, никак не «охваченных» в финансовом плане. С ними поступали очень просто. Ежегодно педагогический совет меланхолически постановлял одной строкой: таких-то освободить от уплаты по бедности. Изучив документы гимназии за десяток предвоенных лет, я нашел самые разные примеры исключения учеников, но весьма редки случаи, чтобы чье-то образование прерывалось только из-за отсутствия презренного металла. Формально по причине неуплаты в 1913 году были отчислены двое гимназистов. Но только ли из-за денег? В конце концов, бедный мог оказаться просто глупым или же — скверного поведения…
Всего понятнее сказать так: кто из молодых людей проявлял достаточные способности, кто действительно хотел получить законченное среднее образование — тот его и получал посредством министерской гимназии. А расхожие суждения о том, что «двери дореволюционных гимназий были закрыты перед детьми рабочих и крестьян» — это демагогия.
Тогда зачем брали плату за учение, если изначально министерская средняя школа не трактовалась как коммерческое предприятие, обязанное приносить прибыль?
Сам фактор платности служил минимальным барьером, отсекал людей безусловно лишних, случайных — тех, кто намеревался «лишь бы где-нибудь» провести годы юности. Разве лучше стало, когда в советскую эпоху начали плодить искусственную образованность (а точнее сказать, «образованщину») — результат «всеохваченностью» населения средней школой?
Что ничего не стоит — то никак не ценится. После советской средней школы недоучки толпами валили в вузы, и выходили оттуда толпы «инженерей» — вместо инженеров…
К 1 января 1914 года в Минской губернии (была она много обширнее нынешней столичной области) имелось 8 мужских и 12 женских казенных и частных гимназий — в городах Минске, Борисове,
…Бобруйске,
…Мозыре, Пинске, Речице,
…Слуцке. В губернском Минске проживало более 100 тысяч человек, и на них приходилось 35 средних учебных заведений — в том числе 2 мужские и 5 женских гимназий, 2 реальных училища, коммерческое училище, 2 женские прогимназии и духовная семинария. Из них частными были одна мужская и три женские гимназии, реальное училище и две прогимназии.
На фоне этих фактов подчеркнем: миф о темной, безграмотной дореволюционной России был создан большевиками среди множества других мифов. Ну, а мы-то были «не совсем» Россия, у многое было по-своему. Например, историки указывают, что старый Минск населял весьма значительный средний класс — почти сорок процентов, тогда как в целом по городам Российской империи этот показатель был ниже — тридцать шесть.
Да, имелся в классической гимназии и неизбежный балласт из представителей господствующих классов. Их отдавали сюда «по привычке», ибо в реальном училище надо понимать физику и механику, а в гимназии зубрежкой авось осилят географию с историей.
А впрочем, tempora mutantur et nos mutamur in illis («времена меняются, и мы меняемся с ними»). Столетие назад минские школяры скандировали на уроках классическую латынь и были, безусловно, правы.
Иллюстрации и документы из собраний Национального музея истории и культуры Беларуси и Национальной библиотеки Беларуси