Как это было. Память про Минское гетто

75 лет назад, 20 июля 1941 года, германские оккупационные власти объявили в Минске приказ о создании особого еврейского района — гетто. Планомерно выполнялась нацистская программа уничтожения евреев. Взглянем на некоторые фотоизображения и печатные свидетельства.

Столетие назад Минск был городом, где, как видно на почтовых открытках, вполне уживались и «Russische Kirche»...

…и собственно немецкая кирха...

…и мечеть...

…и синагога.

Веками евреи представляли значительную часть народонаселения Минска.

Вот окрестности обойной фабрики в центре будущего гетто:

А вот кто жил здесь, на улице Раковской (в советское время — Островского), которая в 1941 году станет осью гетто:

Со второй половины 1939 года советская пропаганда замалчивала злодеяния нацистов в Центральной и Западной Европе. Газеты «Звязда» и «Известия» не печатали репортажи, например, из польского города Кутно.

Здесь в 1940 году оккупанты загнали евреев в гетто, а после уничтожили.

И в общем представления значительной части минских обывателей о немцах-оккупантах были связаны с 1918 годом. Те «кайзеровские» немцы хотя и прохаживались по Минску с ружьями с примкнутыми штыками…

…однако же говорили «битте» и исправно расплачивались в магазинах и лавках. Более значительным злом (по воспоминаниям о 1918 годе) представлялись большевики, потому что они конфисковали все сбережения, которые минчане накопили в банках и ссудо-сберегательных кассах.

Но в 1941 году в Минск пришли совсем иные немцы.

19 июля в Минске состоялось совещание с участием командующего тылом группы армий «Центр» Максимилиана фон Шенкендорфа и руководителя СС и полиции в Белоруссии Карла Ценнера. Обсуждали еврейский вопрос. На следующий день в городе был вывешен приказ комендатуры о создании района с особым режимом:

Действовала «айнзатцгруппа В» под командованием эсэсовца Артура Небе, задачей которой было уничтожение евреев, цыган и коммунистов на территории Беларуси. По указанию Гиммлера, посетившего Минск в середине августа 1941 года, Небе организовал ему показательную «экзекуцию» 100 евреев. В ходе этого расстрела рейхсфюрер СС едва не упал в обморок, а придя в себя, приказал испытать новые методы уничтожения людей. В ответ на это Небе предпринял в Минске и Могилеве ряд экспериментов со взрывчаткой и выхлопными газами.

А 14 октября 1941 года последовал приказ комиссара Минского округа, подтверждающий и дополняющий июльские указания комендатуры:

Жыдам забараняецца:
1. Перамена месца жыхарства i кватэры (гета) без дазволу абласнога (гарадскога) камiсара.
2. Скарыстаньне тратуараў, грамадзянскiх сродкаў руху i аўтатранспарту.
3. Скарыстаньне належачых для адпачынку грамадзянскiх паркаў i пабудоў, паколькi яны знаходзяцца па за гета.
4. Наведваньне школ усiх вiдаў.
5. Уладаньне аўтатранспартам.
6. Забой жывелы. …

Более 100 тысяч человек стали узниками и жертвами Минского гетто. Историк Галина Кнатько писала:

«Можно предположить, что в Минском гетто содержалось следующее количество узников: июль 1941 — около 80 000, февраль 1942 — 25 000 (18 000 местных плюс 7000 депортированных евреев), август 1942 — примерно 15 000, апрель 1943 — около 8500, ноябрь 1943 — гетто ликвидировано. Основная масса населения гетто погибла или умерла в период эпидемии, часть вышла в партизанские зоны, небольшое количество уцелело в „минигетто“ на минских предприятиях, несколько человек — в подземелье гетто. По данным Минской областной комиссии содействия Государственной чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, в результате массового истребления граждан на территории Минска и его окрестностей погибло не менее 300 000 человек, не считая сожженных в кремационных печах. Общая сумма достигает 400 000 человек. В это число входят и жертвы Минского гетто».

Существует массив историко-документальных и художественно-публицистических произведений, посвященных Минскому гетто. Свой вклад сюда внес и TUT.BY, опубликовав отрывки из неизданных в советское время воспоминаний знаменитого адвоката Айзика Ленчнера «Как я выжил в Минском гетто: два года в преисподней».

В 2008 году белорусский режиссер Андрей Лескин представил пронзительный фильм «Список Гиммлера».

В этой кинопублицистической работе прямо говорится о том, что в советское время замалчивалась трагедия Минского гетто.

Есть история о том, как в 1941 году в ответ на вопрос Сталина о количестве людей, которых не удалось эвакуировать из Минска, белорусский партийный лидер Пономаренко сказал: «В Минске остался тот, кто хотел остаться». На годы вперед ввели как клеймо: жившие в оккупации — люди под подозрением. Несколько послевоенных десятилетий тема Минского городского подполья будет для общества больной, фактически табуированной белорусским ЦК.

А между тем имелись исторические факты. В начале мая 1942 года на конспиративной квартире в оккупированном Минске состоялось совещание 14 руководителей подполья. Решались вопросы оргструктуры и конспирации — особенно важные после предшествующих крупных потерь. Были созданы пять подпольных районных комитетов КП (б)Б: Ворошиловский (секретарь Николай Шугаев), Железнодорожный (Иван Матусевич), Октябрьский (Константин Хмелевский), Сталинский (Назарий Герасименко), Тельмановский (Михаил Гебелев).

Пять районов и пять руководителей подпольной борьбы. До победы над нацизмом не дожил из этих людей никто.

После войны имена мужественных борцов увековечивают на карте столицы. Появляются улицы Герасименко, Матусевича, Хмелевского, Шугаева… Достойные люди — достойная память.

Но где в этом ряду пятый — секретарь подпольного Тельмановского райкома? Почему Гебелеву до 2005 года не посвящают в Минске ни одного мемориального знака? Ведь было же признание его подвига на высшем официальном уровне: в мае 1965 года опубликован Указ за подписью Председателя Президиума Верховного Совета СССР А.И. Микояна о посмертном награждении М.Л. Гебелева орденом Отечественной войны — в числе других возвращенных из небытия героев Минского подполья.

Но оказалось, что кремлевский указ — одно, а чиновническая практика на местах — совсем другое. Советские функционеры знали о Тельмановском райкоме прежде всего то, что действовал он в зоне гетто. А сама тема организованного еврейского антифашистского сопротивления была закрыта в истории СССР. Такая «избирательная» память о войне…

Советские историки постигли «правило»: хочешь стать благополучным ученым мужем, вовремя получать звания, должности и хорошие оклады — пиши про апробированных номенклатурных партизан Витебщины или Минщины. А хочешь иметь проблемы — займись Минским подпольем.

И совсем уж нонконформисты изучали Минское гетто. Именно такой была научный сотрудник Института истории АН БССР Анна Павловна Купреева.

О способности этого человека сопереживать людскому горю, защищать униженных, незаслуженно преданных забвению рассказано в очерке Светланы Гебелевой «Подвиг Анны Купреевой» в журнале «Мишпоха». Помню, как долго мы со Светланой Михайловной искали могилу Купреевой на Военном кладбище в Минске…

А если перейти на эмоционально-художественный уровень, то высшим достижением считаю работы белорусского советского графика Лазаря Сауловича Рана (Ран Лазарь. Минское гетто: графика, скульптура, живопись. Альбом. Сост. Инна Герасимова, Андрей Скребков. — Минск, Книгосбор, 2008).

На этом листе художник изобразил своего сына, погибшего вместе с матерью в Минском гетто.