Дед и Орлик. История по-деревенски страшного и такого же неизбежного расставания человека и коня
Жили-были дедушка и бабушка. И конь Орлик. Большой, статный и белоснежный. 20 лет вместе работали, управлялись по хозяйству как могли. Но однажды в окрестных лесах появились охотники. Они спустили собак, которые выскочили на поле, где пасся конь. Увидев большое животное, псы погнали его. Орлик испугался и побежал. Одна нога угодила в канаву, связки порвались. Конь с тех пор хромает и работать не может. А тут весна и полевые работы. Как там в сказках бывает? «И повел хозяин коня в лес…» Нет, в данном случае не повел, оставил. Кормит, поит, а что делать с ним дальше — не знает.
Всего в нескольких километрах от Зельвы, от ее красивых, ухоженных и ярких домиков, стоят деревни. Старые и неприметные: Кресла, рядом — Пузики и Тулово, где когда-то были клуб и контора. Сейчас — запустение. К двухэтажному административному зданию дорога уже заросла кустами и молодыми деревьями. В Пузиках магазин и вовсе закопали: приехала техника, рабочие выкопали котлован, а потом снесли добротное кирпичное строение в яму. Местные тогда долго возмущались — отдали бы людям хоть стройматериалы.
Пока мы едем по хорошей утрамбованной дороге в сторону деревень, Тамара Матус, дочь дедушки и бабушки, рассказывает последние новости из округи:
— Зимой к родителям не почистили дорогу. В деревне почистили — а до них не дошли. Подняла тут всех на уши, так уже к 6 утра было все чисто. А еще в Кресла перестали ходить автобусы. Вот совсем. Раньше приезжали во вторник и воскресенье. А сейчас надо 7 километров до Тулова топать. Думаете, старые люди в состоянии это сделать? Магазинов в округе тоже нет — приезжает автолавка. Мы как можем родителям помогаем, а что делать тем, у кого родственников нет?
В окрестных деревнях живет по 7−8 человек. Доживают. Все — старики. Вокруг — тишина да полуразрушенные старые деревянные хаты. Поля вокруг заросли бурьяном. Недавно тут провели мелиорацию — местные только о ней и говорят — из колодцев пропала вся вода. Привозят теперь в бочке. А раньше тут, конечно, было веселее: танцы в клубе, почта, магазин, по воскресеньям в костел или церковь ездили или на рынок в Зельву. В Креслах была ферма, где работали местные.
Один гусь, одна утка и любимец — Орлик
Бабушка и дедушка живут в последнем доме около самого леса. Во дворе небольшое хозяйство — куры, гусь и утка. А еще Орлик. Всю жизнь старики проработали в колхозе. Он — Иван Иосифович — «пасвіў ды глядзеў» за коровами, она — Зинаида Максимовна — трудилась полеводом. Вместе уже почти 55 лет. Когда-то и свое хозяйство было побольше.
— А зараз мы гультаі, — смеется Иван Иосифович. Работать уже старикам тяжело: бабушка после инсульта, у дедушки — болезнь Паркинсона, от которой предательски трясутся руки. Но и сидеть без дела не могут: то по дому что-то сделают, то во дворе, то в огороде.
— Деревенские, они такие: пока шевелятся — живут. Им обязательно надо чем-то заниматься и не сидеть, сложив руки, — говорит Тамара, заваривая чай. Мы сидим в уютном, низком домике. От печки тепло, а на окнах — герань. Хату дедушка когда-то сделал своими руками. Вспоминая те времена, улыбается.
Тут, на конце деревни, еще теплится жизнь.
За чаем мы разговариваем о разных мелочах, погоде, нынешней жизни и вдруг замечаем, что беседа вот уже несколько раз переходит на любимца пенсионеров — старого Орлика.
«Без коня я не могу»
По сути, 20-летний Орлик уже стал не рабочей лошадью — членом семьи. Хозяин дома ведет нас к сараю, где стоит питомец. Выводит его во двор. Орлик послушно ковыляет за дедушкой. Конь, несмотря на свои внушительные размеры, очень ласковый: осторожно берет из рук хлеб, в знак благодарности лижет руки и внимательно смотрит большими грустными глазами из-под белоснежных длинных ресниц.
В деревнях к животным относятся просто: перестает приносить пользу — от него избавляются. Но дедушка к коню прикипел всей душой. Когда говорит о своем питомце, слез сдержать просто не может. А рука, сжимающая поводья, кажется, начинает дрожать сильнее.
Но и как помочь животному, он не знает. Местный ветеринар разводит руками: конь старый, лечение уже бессмысленно.
— Без коня я не могу, — растерянно шепчет дедушка, но говорит, конечно, не обо всех работягах-тяжеловозах — конкретно об Орлике.
Тут складывается, по местным меркам, безвыходная ситуация: в полевых работах конь участвовать не может, а кормить большое животное из своих пенсий старикам очень накладно. Но и сдать любимого Орлика «на колбасу» рука не поднимается.
Единственный конь на деревне
Умом дедушка понимает, что такова суровая деревенская реальность, но сердце не хочет с этой реальностью мириться. Дети пенсионеров подумывают о том, не прикупить ли им другую лошадь для стариковского хозяйства, но найти коня, да еще такого спокойного и с кротким нравом, очень проблематично.
— Я думаю завести разговор об Орлике, но, раскрыв рот, всякий раз замолкаю. Боюсь, что отца может хватить удар. Да и сама, как это представлю, начинаю плакать. И в памяти сразу картинки, как Орлик, запряженный в повозку, везет нас из Тулово в Кресла, а мы — как те цыгане на возу́. И смеемся. Или как он хлеб осторожно берет из рук и так же осторожно дает буську. Он же тут единственный конь на деревню. Вон сколько соседских огородов вспахал. А наши с сестрой дети, которые уже сами взрослые, с детства помнят эту белую лошадку.
Пока родственники дедушки вплотную не занимались вопросом «пристройства» больного Орлика. И, честно говоря, всячески оттягивают этот момент. Здоровую рабочую лошадь можно купить за тысячу-полторы долларов. А Орлик вряд ли потянет и на половину этой суммы: если сдавать его на убой, то стоимость килограмма живого веса коня колеблется от 21 до 32 тыс. белорусских рублей. Не цена за друга, который 20 лет рядом, — даже для по-деревенски простого расчетливого дедушки. Не продаст?
Прощаемся и выходим за калитку. На деревенской улице — ни машин, ни людей, ни иных признаков цивилизации. Какой нынче год? Какой век? Не удержавшись, оборачиваюсь. Орлик смотрит вслед с крестьянско-неизбежной спокойной обреченностью. Все будет так, как должно быть. Без эмоций.
