Минский клад 1988 года: как возникают городские легенды
27 лет назад, в ноябре 1988 года, в Государственном музее БССР проходило заседание закупочно-фондовой комиссии. Ученые-историки, искусствоведы и музейные специалисты оценивали сотни серебряных предметов — так называемый Минский денежно-вещевой клад, найденный 4 августа того же года.
На заседании экспертов я присутствовал в качестве журналиста, и в блокноте появилась итоговая денежная сумма: 31 282 рубля 32 копейки. Именно так символически-условно комиссия оценила клад. Цифра не удивила, ибо таковы были правила жизни при социализме. Находка клада явилась результатом плановых работ, которые в центре города вела государственная строительная организация. Поэтому найденные ценности автоматически стали государственным достоянием.
А благодаря знакомству с подполковником Александром Комаровым из экспертно-криминалистического управления МВД БССР (на газетном снимке он слева), который непосредственно работал в траншее 4 августа 1988 года…
…я имел возможность прикоснуться к предметам клада еще до того, как их очисткой (и выпрямлением некоторых) занялся специалист-реставратор Анатолий Андреевич.
Помню, первый вопрос был такой: что означают фрагменты газеты «Курские губернские ведомости», найденные вместе с серебром в рассыпавшемся деревянном ящике? Случайный упаковочный материал?.. И далее: почему нет золота и драгоценных камней? Кто-то унес их с собой, а более массивное серебро спешно предал земле?..
Затем, в начале осени 1988 года, я узнал, что научно-историческую обработку клада выполняет один из опытнейших сотрудников Государственного музея БССР Леонтий Клок. Поэтому, готовясь к ноябрьскому заседанию фондовой комиссии, приготовил, как мне казалось, сюрприз для этого человека. Но вначале несколько слов о глубоко симпатичном мне Леонтии Дмитриевиче.
Родился он в Минске в 1924 году — представитель редкого племени коренных жителей столицы. Исторический факультет Белорусского государственного университета окончил в 1951 году, а десятью годами позже пришел на работу в главный исторический музей Беларуси. В среде знатоков был известен как авторитетный минсковед, собиратель книжных редкостей. Жил на проспекте имени газеты «Правда» недалеко от моего дома. Позже я с печалью прочитал высказывание библиофила Олега Судленкова:
«На государственном уровне у нас в стране до сих пор нет регистрации уникальных частных коллекций. Так, после смерти минского библиофила Леонтия Дмитриевича Клока бесследно исчезло его собрание книг по истории Беларуси, одно из лучших в Беларуси, по оценкам знатоков…».
Мое «открытие» специально для историка Клока состояло в том, что дореволюционном Минске неподалеку от пересечении улиц Преображенской (Володарского) и Ново-Романовской (Городской вал) имел домовладение некий господин Клок. Судя по ряду признаков, человеком он был небедным. Вот заметка в рубрике «Местная хроника» газеты «Минская Речь» от 2 марта 1907 года:
«Тысячу рублей в пользу анархистов потребовали шесть неизвестных людей от жены Шмуйлы Клока, проживающего по Преображенской улице в собственном доме. Клок заявила об этом вымогательстве полиции, о чем и производится дознание».
К заметке из «Минской Речи» я приложил перечень дореволюционных домовладений между Преображенской и Ново-Романовской улицами — в том историческом квартале, где спустя десятилетия будет найден клад.
Если сегодня сделать топографическую привязку к двум сохранившимся зданиям — депо Минского пожарного общества и тюремному замку (следственному изолятору), то можно с определенной долей уверенности назвать домовладения, на территории которых мог был зарыт клад. Это либо подворье Анны Расецкой, либо — Израиля Тульчина. А земельный участок «наследников Клока» менее вероятен. Он находился недалеко от места находки, но все же ближе к тюрьме, чем к пожарному депо.
В ноябре 1988 года знаток минской старины Леонтий Клок согласился с моими предположениями. И, к слову, не подтвердил свою родственную связь с «наследниками Клока» с Преображенской улицы.
Поэтому в очерке «Серебряные осколки с Преображенской улицы» («Советская Белоруссия» от 8 января 1989 г.) я решил не поминать всуе фамилию Клок и просто написал, что исторический квартал между пожарным депо и тюремным замком начинался с совместного домовладения Боярского и Пржелясковского.
А теперь надо бы сказать о безосновательной «легендаризации» Боярского и Пржелясковского некоторыми средствами массовой информации. Для антуража, для насыщения текста «историческими» деталями им требуются ну хоть какие-нибудь фамилии. Вот эти две и используют.
Самый первый пересказчик очерка «Серебряные осколки с Преображенской улицы» переиначил Пржелясковского в Пшелясковского и «упростил» географию. А затем игру в испорченный телефон продолжила рать копипастеров. Если сегодня ввести в интернет-поисковик словосочетание «Боярского и Пшелясковского», то откроются десятки ссылок на публикации о минском кладе. Статьи, популярно-туристические проспекты, дикторские тексты телепередач… Лихие «краеведы», которые исследуют Минск не в натуре, не по архивным документов или свидетельствам старожилов, а с применением «Гугла», излагают в общем одинаково, хотя и с вариациями. От «предполагается, что клад с серебром был зарыт на бывшей территории совместного землевладения Боярского и Пшелясковского» до «учеными установлено, что клад зарыли Боярский и Пшелясковский в 1918 году».
Зря вы так о них…
Вынужден напомнить, что владение означенных господ (см. также ссылку на раздел «Старые минские адреса» в книге Захара и Софьи Шибеко «Минск. Страницы жизни дореволюционного города») находилось там, где нынче проезжая часть улицы Городской Вал и разворотное троллейбусное кольцо (в правой части публикуемого ниже снимка).
А экскаватор рыл траншею не на проезжей части, а в сквере — ближе к тюремному замку.
Но главное не в этом. Главное в том, что 27 лет назад Леонтий Клок обосновал версию: захоронение предметов клада сделано в ноябре или декабре 1918 года. В то время в Минске были смута и безвластие, разгул бандитизма (см. публикацию «Демисезон-1918. Зачистка Минска перед учреждением белорусской советской республики»). К уголовникам имелся у Леонтия Дмитриевича личный счет. Его родная тетя (небогатая женщина, которая работала по найму горничной) была ограблена и задушена из-за копеечных украшений.
На криминальное происхождение клада прямо указывают русские георгиевские кресты. Их 30 штук, все — 3-й степени, отчеканены до Февральской революции 1917 года (при Временном правительстве рисунок награды был несколько изменен). Так вот, номера крестов идут подряд! Похоже, везли их с Петроградского монетного двора на Западный фронт, да не довезли… Характерно, что легли «Георгии» на дно ящика прямо в фабричной проволочной связке. А вместе с ними — десятки солдатских медалей «За усердие» и «За храбрость».
Совершенно фантастическое смешение предметов. Вот пивная кружка рижской работы, которая вмещает полтора литра и весит около полутора килограммов. Это самая старая вещь в кладе, дата ее изготовления — 1693 год. К крышке припаяна памятная медаль с латинской надписью: «Карл Густав король Швеции». Верно, немало пива побывало в этом сосуде, коль шаровидные ножки почти на треть стерлись.
Специалисты ахнули, когда выяснилось, что два из четырех массивных подсвечников — работы знаменитого минского мастера Топаза. Был у нас такой в середине позапрошлого века, давший начало династии золотых и серебряных дел мастеров. Всего примечательнее, что в белорусских музеях не было изделий с клеймом этой фирмы. Фаберже имелся, а Топаз отсутствовал. И вот — сразу два произведения, помеченные 1873 годом.
Перечень вещей наводил на вполне определенные размышления. Петербургской работы миска от столового прибора с баронской короной. Московские сливочницы и сахарницы, сухарница и молочник. Немецкое настенное блюдо, характерное для рубежа
Здесь и серебряный ширпотреб, и произведения искусства. Невозможно представить все это чьим-то фамильным собранием, поскольку налицо дисгармония и случайность.
Нумизматическая часть клада — опять-таки «букет» держав. Вполне понятно, что преобладает русское серебро. Более интересны совершенно новенькие (!) немецкие марки, датированные 1918 годом. Таких монет не было в коллекции Государственного музея БССР. Нет смысла гадать, откуда взялось бельгийское серебро: Европа — континент тесный. А вот какими путями-дорогами прикатились в Минск монеты Японии и Китая — действительно тайна. И напоследок «изюминка» клада: двадцатицентовик острова Маврикий, британской колонии.
Даже в самой случайной и пестрой людской компании, как, скажем, на вокзале, может появиться фигура совершенно из ряда вон. Так и в этом кладе: одиноко поблескивает медаль «В награду от Общества витебских сельских хозяев».
Мог ли стать «автором» клада немец-оккупант из военного ведомства — коменданта города капитана фон Пильца или же гражданского — штадтгауптмана Гершеля?
Действительно, 10-я армия генерала Фалькенгейма похозяйничала в Минске изрядно. Если легионеры из 1-го польского корпуса генерала Довбор-Мусницкого, войдя в город в феврале 1918-го почти вместе с рейхсвером, занялись преимущественно галантерейными лавками и запасами спиртного, то немцы приступили к грабежу основательно: реквизировали склады поставленного Антантой военного имущества, демонтировали промышленное оборудование, вывозили запасы сырья.
Но германским оккупантам не было нужды что-либо прятать в землю, да еще с такой очевидной поспешностью — в жидком деревянном ящике, на небольшой глубине. Из Минска они именно ушли, а не бежали — более обеспокоенные революцией в собственной стране.
Малоубедительной кажется версия и о том, что серебро спрятал тезавратор (ростовщик?) из местных. С какими бы случайными клиентами ни имел дело скупщик, у него все равно должны накапливаться однородные вещи. Например, вилки и ложки дюжинами — наборы фамильного столового серебра. А этого нет.
Похоже, что знаменитый Минский денежно-вещевой клад — типичный бандитский схрон. А советская власть с бандитами не церемонилась. Так и ушли на дно серебряные осколки старого мира…
P. S. Прошу считать эту публикацию заявлением о необходимости реабилитировать перед лицом истории минских домовладельцев Боярского и Пржелясковского, которые не могли зарыть криминальный клад.