"Хуже, чем есть, уже не будет". Матери осужденных за наркотики хотят пересмотра сроков для детей
«Он попросил привезти ему шоколад и конфеты. Он это очень любил», — говорит Марина Копытина, с трудом переставляя тяжелые пакеты с продуктами. В ее маленькой кладовке хранится еще сорок килограммов заранее купленного на несколько миллионов провианта: коробки с печеньем, сухое пюре, супы быстрого приготовления, приправы, с десяток пачек чая… Она не запасается на зиму, а просто на днях собирается на длительное свидание к своему сыну в исправительную колонию под Ивацевичами № 22 «Волчьи норы». Ее Борис, как и еще 900 человек, отбывает там наказание по так называемой наркотической статье уголовного кодекса 328.
— Это все еще нужно переложить из заводской упаковки в прозрачные пакеты, — пытаясь сдержать слезы, рассказывает обязательную процедуру мама. — Я еще только сигареты не покупала. Борис сам не курит, но везти нужно. Это у них там местная валюта.
К таким поездкам она готовиться каждый квартал протяжении последних двух лет. Если ничего не изменится, то дежавю будет продолжаться еще шесть с половиной. Суд дал ее сыну восемь лет колонии усиленного режима. Но мама с таким жестким приговором не согласна и вину своего сына не признает. И вместе с другими родителями-единомышленниками она решила бороться за справедливость. Сегодня в Гродно с этой целью создается новое «Движение матерей 328».
— Я решила отстаивать своего ребенка и хочу добиться пересмотра дела. Некоторые говорят, что это может навредить моему сыну еще больше. Но куда уже хуже.
Журналисты TUT.BY съездили в Гродно, где создается новое движение, чтобы поговорить с матерями и узнать их личные истории.
Как год условно превратился в восемь с половиной лет колонии усиленного режима
Семья «наркобарона» живет в общежитии. В небольшой комнате — компьютерный стол, секция и диван. Как напоминание, мама повсюду расставила фото сына.
— Он попал за решетку в 19 лет, а если ничего не изменится, выйдет только в 27. Это поломанная жизнь, — размышляет Марина, перебирая в руках фото своего сына. — Он у меня уже попросил привезти ему энциклопедию школьника. Говорит, будет перечитываться, потому что начал забывать там даже элементарное.
И это еще при том, что в 2013 году ее Борис заканчивал химический колледж в родном Гродно и собирался поступать в университет. Но неожиданно для всей семьи эти планы пришлось отложить, как минимум, на восемь лет.
В 2010 году в окружении сына Марины Бориса появился новый друг Алексей. Музыка их связала. Мама уверена, что именно этот человек и подставил ее ребенка.
Началось все пять лет назад, с того, что Алексей попросил у Бориса 200 евро. Их парню на День рождения подарили родственники. После разговора с мамой, он согласился дать приятелю взаймы на пару недель. Но деньги тот не возвращал несколько месяцев.
— Я уже тогда сказала Борису, что, если он не будет возвращать, то я просто буду звонить родителям Алексея и с ними об этом разговаривать, — вспоминает Марина.
Но сам Леша предложил другой сценарий. Он позвал Бориса на кофе в одно из местных кафе. Но вместо денег принес на встречу блокнот, в котором было спрятано четыре свертка марихуаны.
— Алексей сказал моему сыну, что этот блокнот нужно передать другому парню. Мол, он завтра зайдет, все заберет и вернет долг. Сам он не мог все сделать якобы потому, что уезжал в Польшу, — вспоминает мама. — Боря согласился. Он явно знал, что в том блокноте. Потому что он даже не понес его в квартиру, а спрятал на пожарном кране на коридоре.
На следующий день к Борису действительно пришел человек «за товаром». Правда, без денег. И вместо четырех свертков, забрал из блокнота только два. А за остальным вернулся уже на следующий день, но уже вместе с милицией и прослушкой. После той спланированной сделки тогда парень стал подозреваемым в сбыте наркотиков со всеми вытекающими последствиями. По этому уголовному делу проходило три человека.
— Тогда нам попался очень грамотный и человечный судья. Он нашел в материалах следствия множество нестыковок. В протоколах даже даты не совпадали, налицо были провокации, — рассказывает Марина. — Тогда суд признал, что дело отчасти сфабриковано. Тогда мой сын получил всего два года условно по первой части 328 статьи. Это хранение наркотиков без цели сбыта.
«Покупателя» отправили на несколько лет так называемой химии. А «посредник» Алексей отделался условным сроком. Тем не менее, с наркотиками он не завязал и несколько раз попадался правоохранителям. Но, несмотря на это, оставался на свободе.
Марина с сыном остались довольны приговором. Пускай и несправедливый, по мнению мамы, но все же условный срок ей казался меньшей из зол в этой ситуации. Но через год прокуратура решила, что фигуранты дела получили слишком мягкое наказание, и своим решением отправила дело на пересмотр.
В материалах дела за год ничего все осталось по-прежнему. Изменился только судья, который изменил приговоры. Борису приписали цель сбыта и дали 8,5 лет колонии с конфискацией имущества, «покупателю» — восемь лет. В то же время «посреднику» Алексею наказание смягчили — прежние пять лет условно сократили до трех.
— И это при том, что пока шел суд Алексея задерживали в состоянии наркотического опьянения. И в тот момент у него при себе была доза «опасного химического вещества», как говорилось на процессе, — рассказывает Марина. — Но его адвокат настаивал, что его подзащитного просто обкурили в какой-то компании, а найденные наркотики просто подкинули. Суд принял эти доводы.
Судья после этого процесса сразу уволился. Прокуратура, от районной до генеральной, потом ходатайствовала о том, что вынесенный приговор несправедлив. Но Верховный суд оставил все без изменений.
Сейчас Алексей на свободе. Он выкладывает в своих социальных сетях фотографии наркотиков и памятки с информацией, чем отличается эффект от разных видов марихуаны.
— После истории с Борисом за последние два года с подачи этого Алексея за наркотики посадили еще троих человек. А сам он до сих пор на свободе, — не понимает несправедливости мама. — Его постоянно задерживают. Но всегда оказывается, что он ни в чем не виноват, а его просто постоянно обкуривают и обговаривают.
Марина догадывается о причинах. Говорит, избежать реального наказания ему позволяют хорошие связи родственников.
Борис потом признался маме, что несколько раз в компании, действительно, курил травку. Но, по словам мамы, продажей наркотиков никогда не занимался.
— Если бы я знала, что мой сын действительно продавал наркотики, то я бы ничего сегодня не делала. Заслужил — получи заслуженной наказание. А так это дело шито белыми нитками. И я буду бороться, — с уверенностью говорит Марина.
Мама осужденного: «Я не говорю, что нужно всех оправдывать и отпустить в зале суда…»
Съездив несколько раз на длительное свидание к сыну, Марина поняла, что она не считает несправедливым приговор своему ребенку. Год назад в колонии она познакомилась с Ларисой Жигарь. Ее сын Максим также сидит в тюрьме за наркотики. Вместе родители собираются возглавить «Движение матерей 328».
— Есть много случаев, когда детей подставляют и сажают потом ни за что. И наша главная цель — им помочь. Сделать так, чтобы именно несправедливые приговоры были пересмотрены, — объясняет Лариса. — Нас некоторые обвиняют, что мы решили отмазывать таким образом своих детей-преступников. Но это не так. Мы тоже против наркотиков. И наше движение будет заниматься профилактикой, что прописано в уставе, который мы подготовили.
Лариса Александровна одна из первых среди родителей, осужденных по так называемым наркотическим статьям, решила открыто отстаивать свою позицию, общаться с чиновниками и писать им письма. За это другие мамы из нового движения даже прозвали ее «наша атаманша».
— Я не лезу в политику, потому что очень далека от этого. Но с несправедливостью по отношению к своему ребенку я буду бороться, — говорит Лариса. — Я не говорю, что нужно всех оправдывать и отпустить в зале суда. Но наказание часто несоразмерно преступлению. Нельзя всем давать одинаковые сроки.
Руководитель движения говорит, что основной контингент колонии «Волчьи норы» — это молодежь от 18 и, если старше, то совсем немного. Сроки по 328 статье начинаются от 8 лет. Лариса уверена, что многие из заключенных получили их по глупости. Всему виной — юношеский максимализм.
Разговор прерывает звонок сына. Оказывается, заключенным разрешают раз в неделю 10 минут поговорить с домом.
— Мороженое тебе везти? Чипсов тебе привезти всяких разных? — обсуждает мама с сыном предстоящее длительное свидание.
Но радостная улыбка после разговора с Максимом одномоментно стирается, когда мама начинает вспоминать подробности его дела.
Ее история, как и у новой подруги Марины, начинается с того, что сын связался с неправильной компанией. В свои 18 Максим решил заняться пленочной фотографией и через социальные сети искал себе единомышленников в родном Гродно. Нашел. Вместе они ездили за город снимать красивые пейзажи. И там же на природе собирали дикорастущую коноплю.
— Я потом узнала, что его друзья были уже наркоманами с 6-летним стажем.
Как выяснилось позже, парень сушил ее у себя на балконе. А когда родители возвращались домой, быстро сворачивал все в трубки из-под обоев.
Вечером 5 октября 2012 года к ним в квартиру пришли с обыском. В постановлении было написано, что дело в наркотиках.
— Максим зашел вместе с милиционером. Я у него тогда спросила: «Что это такое? У тебя что есть наркотики? Так если они у тебя есть, так отдай их», — вспоминает Лариса.
Он и отдал два пакетика с высушенной дикорастущей коноплей — это 147 граммов травки. Но, по словам Максима, они с друзьями собирали ее для себя. Он признался маме, что пару раз покурил. Творческая молодежь так искала вдохновение. Но суд решил, что травку молодой человек хранил с целью сбыта. Более того, сбывал.
Итог — восемь лет и один месяц лишения свободы. Другие фигуранты дела обошлись меньшими или даже уловными сроками. Мама связывает это с тем, что ее сын единственный из обвиняемых, кто тогда отказался сотрудничать со следствием.
— Максиму навешали кучу статей, в том числе, организацию притона. Но на тот момент в нашей четырехкомнатной квартире проживали я с мужем, Максим, старший сын, дочь, у которой на тот момент было трое детей, и мой папа. Поэтому дома он, если бы и захотел, не смог бы покурить. Это же запах. И соседи бы заметили, — уверена Лариса Жигарь.
По словам матери, во время допросов следователи силой выбили из ее сына признательные показания. Потом и он, и свидетели на суде все отрицали. Но эти доводы в расчет никто не принял.
— Если бы его поймали с поличным или доказали вину, то я бы не выступала против. Но так вынуждена бороться.
Глядя на фотографии сына, расставленные среди икон на секции в зале, Лариса Александровна говорит, что согласилась бы и с тем, если бы ее сыну не приписывали сбыт наркотиков, а осудили только за хранение. На первых парах несправедливость приговора ее Максиму признали и правозащитники: они нашли в материалах дела много протеворечий и бездоказательных обвинений. Но конечная инстанция — Верховный суд — с их доводами не согласился.
— Там несколько человек проходили по делу. Но у всех часть первая и меньшии сроки, потому что суд решил, что они хранили марихуанну для себя, а мой сын собирался ее продавать. Поэтому у него восемь лет. Один из тех парней специально снял квартиру, чтобы с друзьями там курить, а притон в итоге организовал мой сын у нас дома, — перечисляет спорные, по ее мнению, результаты следствия Лариса Жигарь. — На него повесили буквально все, и он сейчас сидит за всех своих так называемых друзей.
В ноябре будет уже три года, как Максим сидит в тюрьме, ему зачли год, проведенный под стражей, во время следствия. За это время парень успел прямо в колонии выучится на портного. Работает там фотографом и делает объявления из местной радиорубки.
— У него и в тюрьме нашлись друзья. Он всегда был человеком, — говорит Лариса. — Для меня, несмотря ни на что, он не изменился: где-то повзрослел, поумнел, возмужал, но все такой же мальчишка, как и раньше. Максим там заводила. Он оптимист. Если опустить руки и сидеть ждать, то будет очень тяжело. Был бы виноват — это одно. А так…
Мама рассчитывала, что за примерное поведение ее сын может выйти из тюрьмы раньше положенного срока. Но в декабре президент подписал «антинаркотический» Декрет № 6, который отменил по 328 статье и УДО, и амнистию, и замену режима.
— Когда его закрыли, то у меня давление было 240 на 180. Это было уже критическое состояние. Я думала, что уже вообще не выживу, — со слезами на глазах вспоминает Лариса. — Но потом я решила, что руки не опущу никогда. Потому что хуже, чем есть, уже не будет.
От группы в соцсетях — к настоящей борьбе
Пока «Движение матерей 328» — это закрытая группа в одной из социальных сетей, в которую записалось около 350 человек.
— Мы переписываемся здесь, делимся новостями… Кто-то пишет, как съездил на длительное свидание, что стало нельзя везти в передачах, — рассказывает Лариса.
Совсем скоро родители несправедливо осужденных, по их мнению, детей собираются подавать документы на регистрацию новой общественной организации. Документы уже готовы.
На общем собрании в августе Ларису Жигарь избрали руководителем. Свой офис она организовала в пока пустующей комнате сына Максима. На стенах — символичные фотообои в маки.
— Мы считаем, что права наших детей нарушены. Во-первых, несправделивые приговоры, во-вторых, наши дети не подлежат ни УДО, ни амнистии. Зачем человеку, который, может, один раз оступился по глупости, ломать всю жизнь, — не понимает Лариса. — А еще по 105 статье наркозависимые не имеют право получить образование или профессию в колонии. Почему такая несправедливость. Они садятся в 20 лет на большие сроки, а потом выходят, а у них здесь ни семьи, ни образования… Как они будут жить?!
Юристы организации «Регион 119» уже 5 лет работают с решениями судов. И есть прецеденты пересмотра дел. Правда, случается это нечасто.
Руководитель правозащитной организации Алена Красовская-Касперович говорит, что «Движению матерей 328» для достижения своих целей не хватает грамотных юристов, которые будут работать с делами и отстаивать осужденных в установленных законом рамках.
— Еще мне бы очень хотелось, чтобы члены движения реально посмотрели на случившееся с их близкими. Потому, что, например, довольно часто встречающееся утверждение: мой ребенок не виноват потому, что контрольную закупку у него осуществлял завербованный милицией наркоман — может вызвать только недоумение, — говорит правозащитница. — Другой вопрос — соответствие наказания тяжести преступления или нарушения, допущенные на этапе расследования или судебного рассмотрения. Вот с этим и надо бороться, этому и должно, с моей точки зрения, уделяться основное внимание.
Правозащитники говорят, что ежегодно в Беларуси выносится три-четыре процента несправедливых приговор. По «наркотическим» статьям та же статистика.
