Демисезон-1920. В Минске запретили публичные дома, а в Варшаве - паника

95 лет назад, 9 августа 1920 года, Минский губернский военно-революционный комитет постановил закрыть публичные дома. Своеобразие события заключалась в том, что почти месяц после освобождения города от польских интервентов эти заведения работали фактически легально и обслуживали преимущественно красноармейцев.

Почему вдруг большевистское руководство озаботилось «оздоровлением тыла» успешно наступавшей Красной Армии?

Первую декаду августа 1920 года белорусская газета «Пагоня», которая издавалась в Каунасе под литовским патронажем, характеризовала как время польской катастрофы.

Еще с конца июля польское командование пыталось тянуть время, затевало переговоры с красными о перемирии и открытым текстом рассылало радиограммы, в которых предлагало выслать парламентеров на разные участки шоссейных дорог.

Тем временем, как писала газета, в польской столице усиливалась паника, члены правительства и зарубежные дипломаты покидали город. «Каждый час ожидается появление русской [советской] кавалерии у стен Варшавы».

Дошло до того, что представители русской эмиграции в Польше опубликовали в здешних газетах «Призыв к русским людям» сражаться вместе с поляками против большевиков.

Если знать, что в польском языке слово «пан» означает нейтральное обращение ко всякому мужчине, то призыв советского плаката 1920 года отрезать голову «польскому пану» выглядел жутким.

Ответом стали польские плакаты без кровожадных художеств. Они просто призывали сограждан записываться в батальоны народного ополчения и оборонять порог каждого дома.

Впрочем, когда придет сообщение, что Троцкий прибыл в Белосток, где учредил свой штаб…

…то большевистского вождя изобразят на груде черепов.

Неизбежных во всякой действующей армии грабителей и насильников представят как общий символ большевизма.

Советское наступление продолжалось. А между тем красные военспецы — бывшие царские полковники — в штабе Западного фронта начали профессионально улавливать тревожную тенденцию. Красная Армия исподволь сокращала свой ударный потенциал, в обозных фурах все чаще везли не боеприпасы и амуницию, а трофейное барахло. На одном из совещаний кто-то скажет командующему фронтом Тухачевскому, что после взятия Минска красные бойцы исповедуют не коммунизм, а гедонизм.

В предшествующей публикации приводился характерный пример из суточной сводки Минской городской рабоче-крестьянской милиции: красноармеец особого заградительного отряда Западного фронта Федор Семушин, находясь в доме терпимости по Ново-Замковой улице, дал милиционерам взятку за разрешение ему ночевать в заведении. Единичный случай? Увы, проблема разложения Красной Армии оказалась масштабной.

Пир победителей выражался в том, что толпы красных бойцов осаждали в Минске публичные дома. Местные милиционеры не в силах были навести порядок в «веселых» кварталах. Из рапорта, который в те дни получил военный комендант:

«Губернское Управление Милиции настоящим доводит до сведения, что при ночных объездах города в районе 5 части в местах расположения домов терпимости замечается большое скопление красноармейцев. Необходимо усилить караулы в этом районе и дать соответствующее распоряжение».

Наконец командование Западного фронта поставило вопрос об «оздоровлении тыла». Девятого августа 1920 года Минский губернский военно-революционный комитет во главе с Червяковым издал постановление о закрытии публичных домов. Солдатские массы приуныли. Получалось вроде так, что раз Минск стал скучным городом, то надо двигать на Варшаву и Берлин.

А минские проститутки, чтобы избежать трудовой повинности, начали массово покупать себе мужей и таким образом переходить в разряд домашних хозяек. Сбережения имелись, а регистрация брака тогда осуществлялась мгновенно. Уловку с фиктивными мужьями раскусили, но было уже поздно. Начальник городской милиции скорбно отмечал в середине августа 1920 года: «Ко мне начали являться красноармейцы и частные граждане с ходатайством об освобождении их знакомых [проституток] как живущих с ними в гражданском браке».

Первый этап Великой Августовской бордельной революции, о которой так долго говорили белорусские большевики, оказался проигран…

(Продолжение следует)