Советская Атлантида: живые голоса. М и Ж, или Советский детский гендер

Недавно услышала от молодой женщины о сыне: "Его девушка на него плохо влияет, у них только секс на уме". Удивившись юному виду мамы, спросила: сколько же лет сыну и его девушке? Она ответила: "Сыну двенадцать, а ей тринадцать". Как говорят ныне, я была "в шоке". Возможно, из-за того, что выросла в СССР.

Юлия Чернявская, культуролог и литератор

О любви и о сексе

Помните мем, который существует с позднего Советского Союза? "У нас в СССР секса нет..". Эту фразу произнесла дама на советско-американском телемосте Познера и Донахью, и зрители захохотали так громко, что не обратили внимание на продолжение: "… у нас есть любовь".

"У нас секса нет". Видеофрагмент телемоста В. Познера и Ф. Донахью. Видео: Youtube

Секс и любовь в СССР были разделены незримой, но прочной чертой.

Для начала – воспоминания нескольких человек, отказавшихся назвать свои имена:

– Любовь была где-то "там", и я ее ждал. Что не мешало мне говорить, что любви не существует, типа: "Ты что, чувак, какая любовь…". И все ждали. Такой, как ждали, не получили. Слишком она была неопределенная, от нее хотели всего и лучшего...

– Секса стыдились (я и сейчас на улице от парочек, которые друг друга обсасывают, отвожу глаза), а любовь была настолько выше, что никто не удивлялся, например, сцене встречи Штирлица с женой. Где через весь зал смотрят друг на друга. Никто не задумывался, как живет молодой еще, красивый мужик без женщины. Было понятно: живет без женщины, потому что любит жену. Это объяснение, как бы, всех устраивало.

– Не знаю... секс и любовь – это было разное. Могло быть связано, а могло – и нет. Что значимее? Любовь. Однозначно. Даже если учесть, что я рос уже практически на руинах СССР.

– Узнала про это в 11 лет. Подумала: противно, но ладно. Разок это сделаю – чтобы был ребенок. Переживу. Ведь мама как-то пережила. Хотя было очень противно…

– Я какой был? Дворовый, барачный. Было дело все в шестидесятые. В окошко бани подглядывали. Еще в общем дворовом туалете просверлили дырку. И все знали, что одна девчонка, Танька "всем дает". Ее все лапали, и я тоже. И подробности потом обсуждались коллективно. Но это не имело отношения к любви. Любви ждали все.

– Мне, например, только в 12 лет объяснила подружка, а я сказала: это гнусная ложь (1975 год). Еще девочки очень боялись дефлорации. Прямо панически. Помню разговор об этом на практике после первого курса: одна, "посвященная" успокаивала других, что не так уж и больно, "как комарик куснул".

Словом, в СССР были и любовь, и секс, иначе откуда взялось все население постсоветских стран?

Плакат в силе пин-ап художника Валерия Барыкина

Сегодня советский секс многим кажется недоброкачественным, сродни добровольно-принудительным сельхозработам или терпеливому стоянию в очереди, а сам СССР – страной, где любовь существовала исключительно под прицелом конвоиров. Это представление забавное, конечно: да, условия для торжества плоти были убогие, и в телевизоре отсутствовала тема "сисег", и целомудренны мы были до изумления, но, возможно, как раз поэтому любовь играла огромную роль в жизни человека. В ней просматривалось тайное и главное содержание жизни и женщин, и многих мужчин. В присутствие табу на сексуальность каждый жест был исполнен значения: и приглашение на медленный танец, и несмелое прикосновение руки к руке, и наброшенный на плечи девушки пиджак спутника. Любить учились по литературе и ждали от любви очень многого. Почти всего. В этом, а вовсе не в том, что "секса в СССР не было", и состоит трагедия большинства выросших советских девочек и части советских мальчиков.

Свиридова Нина, Воздвиженский Дмитрий. "Здравствуй, любовь!" 1960-е годы. Фото: www.love2beauty.ru

Вспоминает Валентин Антипенко:

– В шестом-седьмом классе начинали писать девочкам записки. На 313 странице "Обществоведения" было написано: Любовь – это физическая и моральная невозможность жизни одного человека без другого. А теперь?

Сегодня мы расскажем, как советский ребенок воспринимал себя в качестве особого существа – девочки или мальчика и как относился к своему и противоположному полу, а также – как к нему относилась страна.

В раннем детстве критерии "мальчишества" и "девчачества" строились на основании внешнего вида. Например, одежды.

Вспоминает Александр Очеретний:

– Не один я один воспринимал мальчишечьи колготки в детсаду, как удар по мужественности и оскорбление.

Кстати, презрение к колготкам сохранилось в детсадовских представлениях до сих пор.

Вспоминает Татьяна Абрамович:

– Я своему сыну покупала колготки цвета хаки и говорила - это военные колготки, не бабские. Какое-то время прокатывало.

Мальчик в колготках. Фото: lgbt-grani.livejournal.com

Гендерные роли маленьких детей были строго разграничены. Самым позорным считалось смешение мужского и женского (далее М и Ж). Кто не помнит презрительного "девчонка!", адресованного мальчику? Кто не слышал фразы: "Так ведут себя только мальчишки!" или осуждения "мальчишница", адресованных девочке? В пионерлагерях тогда бытовало такое наказание. Если мальчик шалил после отбоя, его в трусах и майке ставили в палате девочек. Это был позор: мальчик – почти что голый в спальне девочек! Это не имело отношения к сексу, зато имело к стыду. Девчонки хихикали и прятали мордочки в подушки. Показательно, что к девочкам аналогичное наказание не применялось: вероятно, педагоги опасались обратной реакции – тоже хихикающего, но недвусмысленного интереса. Мальчик считался более порочным изначально. Словом, наставники берегли девичью честь смолоду.

Девочки и мальчики

В СССР долгие десятилетия правил, безусловно, мужской канон. Помните статуи и портреты мужеподобных женщин 30-х – 50-х годов? А наш, куда более поздний барельеф "Солидарность" над входом в Центр моды, помните?

Барельеф "Солидарность", Минск

Помните, как профессор Преображенский спрашивал одного из своих нежеланных посетителей: вы мужчина или женщина? Цель вопроса имела отношение исключительно к этикету: выяснить, можно ли посетителю (который в итоге оказывается посетительницей) оставаться в головном уборе в помещении. То-то же.

Фрагмент из фильма В. Бортко "Собачье сердце". Видео: Youtube

Женщина представлялась подсобным, вторичным, более слабым подобием мужчины. То же касалось и детства. Идеальная девочка – клон мальчика. Будущий коммунист, строитель счастливого будущего, боец – пусть более слабый физически, но не менее идейный. Так понималось равенство полов в раннем СССР. На долгие годы в литературе и кино воцарится образец веселой конопатой девчонки, которая умеет лазить по заборам и драться. Вспомним фильм "Красные дьяволята". Там действуют близнецы Мишка и Дуняшка, которые пытаются бороться с Махно, убившим их брата. Дуняшка, переодетая мальчиком, проникает в штаб врага и похищает важные документы. Главное в ней – неотличимость от Мишки, но при этом особая девичья хитрость: она более хитра, изворотлива и артистична.

Кадр из фильма "Красные дьяволята", 1923 год. Фото: www.kino-teatr.ru

В те времена еще блуждала смутная надежда на то, что материнско-женские функции возьмет на себя государство, потому именно такой образ девочки и был востребован обществом. Такова, например, гайдаровская Женька (кстати, случайно ли ей дано полуженское-полумужское имя?). Или другой пример. Покуда героиня повести Натальи Дмитриевой "Дружба" (1930-е годы) Искра Бережная прихорашивается и носит красивые одежки – она чужда одноклассникам, но стоит ей стать поскромнее с нарядами – как они немедленно принимают ее в свои ряды. А вот другая Искра – из повести Бориса Васильева "Завтра была война" и не думает прихорашиваться: она не столько девушка, сколько советский человек, и именно за это пользуется уважением в классе. Впрочем, в этой повести есть и другие героини – домовитая Зиночка, изящная Вика – но писалась книга уже в другое время, когда "единственно верный" взгляд цензоров уже ослаб, а женственность вошла в моду. Но это уже много позже.

"Пионерка", фотография А. Родченко

Недаром даже у Вениамина Каверина – самого романтического писателя эпохи – мы читаем: "Именно в эти дни я подрался с Мартыновой из нашего класса... На другой день меня вызвали в ячейку и спросили, в чем дело. У нас с девчонками были товарищеские отношения, но драться с ними – это было все-таки не принято, особенно в последнем классе. Я сказал, что Мартынова – подлец, а что она девчонка – не играет роли".

Советской девочке стыдно плакать, стыдно визжать при виде жабы или мыши, стыдно трусить и убегать с "поля боя", стыдно не мечтать о великих свершениях, стыдно демонстрировать чисто девчачьи черты характера – и хотя в жизни это не вполне так, но в детской литературе и кино это отношение удерживается надолго.

Фото: humus.livejournal.com

Тема детской сексуальности в официальной культуре СССР – табу. Девчонка – либо товарищ, либо "подлец". Правда, к 50-м этот образ сглаживается, но лишь в 60-е, в период оттепели, появляется другой: в кино его родоначальник – Ролан Быков.

Его героини-школьницы соблазнительны и очаровательны, в них таятся будущие красавицы – уже не сильные и спортивные, а изысканные и кокетливые. А дальше они пошли косяком: и Русалочка, и Мальвина, и юная Таня Друбич, и необыкновенная Наташа Вавилова, и Яна Поплавская, словом, как сказал бы Набоков, "нимфетки", и стало ясно: даже советские девочки с Венеры. Вглядимся в их прелестные лица.

"Юные советские красавицы. В поппури процитированы фильмы "Русалочка", "Про Красную Шапочку", "Внимание, черепаха!", "Розыгрыш", "Автомобиль, скрипка и собака Клякса", "Приключения Буратино", "Сто дней после детства". Музыка Алексея Рыбникова

Гендерные роли М и Ж вновь предопределены – и по вполне традиционному образцу: девушка больше не солдат, не коммунист, не строитель светлого "завтра": девочка должна быть девочкой, мальчик – мальчиком.

Фото: humus.livejournal.com

Вспоминает Марина Куновская:

– Очень завидовала мальчикам, что они на трудах сделали себе настоящие осветительные приборы: маленькие настольные лампочки на подставках из жестянок от халвы. А мы в это время изучали строение разных видов тряпочек и виды швов. Причем электротехника в программу труда для девочек тоже входила, но мы там делали какие-то бессмысленные соединения проводов, через которые никакой ток не протекал.

Вспоминает Александр Очеретний:

– А мне наоборот хотелось пирожные печь, а не стругать эти никому не нужные черенки для швабр.

Вспоминает Ольга Кравчук:

– К нам в 5-й класс приезжал с беседой писатель Анатолий Маркуша – автор серии книг "для мальчиков – будущих мужчин". Я этими книгами зачитывалась. Как что смастерить, о профессиях, и так далее. Когда я у него спросила про профессию космонавта: куда девочке нужно поступить, чтобы в космонавты потом приняли, Анатолий Маркуша сказал, что женское дело – рожать детей. Я долго рыдала после такого ответа. Кстати, будущее показало, что книгами Маркуши о том, как правильно забить гвоздь увлекалась не зря. Очень пригодилось в жизни ввиду тотального отступления сильного пола в виртуальные пространства.

В итоге идеальная советская девочка должна представлять собой гибрид: и смелая, и нежная, и сильная, и изящная, и верная подруга, и "свой парень" – пусть даже в мини-юбке. Она жаждет быть красивой, но точно знает: тело – не главное, главное – душа. Это же знают и мальчики. И хотя мальчики упорно тренируют свои тела, они тоже твердо уверены в преимуществах духа над телом. Что не мешает им влюбляться в хорошеньких, пренебрегая дурнушками.

Фото: humus.livejournal.com

Если девочка воспринималась как второстепенный советский персонаж (кроме, разве что Зои Космодемьянской и Гули Королевой), то мальчик, начиная с Мальчиша-Кибальчиша и заканчивая прелестными героями Владислава Крапивина, был самым главным, самым лучшим советским человеком – в потенциале он должен был вырасти и создать рай на земле. От мальчика требовалось совершенство, причем, не только по советскому, но и по стародавнему образцу: античная сила и рыцарская доблесть; благородство Атоса и отчаянная смелость Д'Артаньяна, любознательность героев Купера и жюль-верновская страсть к путешествиям. Ну, и конечно, стойкость Павки Корчагина и жажда социальной справедливости, как у Павла Власова. Умение преданно любить было вспомогательным сюжетом. Словом, мальчик был должен состоять сплошь из достоинств. Как и девочка. Кто ж виноват, что это не вышло.

Повесть о первой любви

Отношение к любви в те годы было серьезным. Подчас даже суровым. Кто не помнит цитаты из советского классика: "Любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне…". Любовь – и взрослая, и особенно детская – воспринималась не столько как чувство, сколько как дело, требующее мужества. Помнится, один писатель советских времен описывал чувства своего юного героя так: "Витя надвинул кепку на брови и зашагал, громко стуча башмаками по деревянному настилу перрона, точно вещал всем, что он один проводил Галю Стрепетову. Витя шагал с достоинством, медленно. В первый раз он провожал товарища один…Так пусть об этом знают все: и фонарные столбы, и пустые вагоны на путях, и этот сверкающий паровоз, и семафор, задравший свой нос кверху. И пусть об этом знает вся шестой "А". Понятно, что шестой "А" просто бы засмеял Витю и Галю: "Тили-тили-тесто жених и невеста".

Евгений Кацман "Учиться, учиться, учиться". 1920-е гг. Фото: www.istpravda.ru

Вспоминает Валерий Гапеев:

– В школе девочки к мальчикам и наоборот обращались только по фамилиям – никогда по именам. Это было привычным, а вот обращение в присутствии других к девочке по имени могло вызвать насмешки и хохот: "Влюбился!". Короче, назвал по имени – признался в чувствах или в желании ухаживать. Я тоже считал это нормальным, пока в восьмом классе девушка, отличница как и я (нас было двое) не назвала меня по имени. Над ней смеяться побоялись: она была высокая, крепкая и держалась очень независимо. И вот меня тогда как током ударило: как же красиво прозвучало мое имя из уст одноклассницы-девочки! И я к ней стал обращаться по имени. Но ситуацию не переломили.

Впрочем, в детсаду, а порой еще и в младших классах, и педагогами, и детьми влюбленность воспринималась более лояльно – наверно, потому что казалась умилительным подражанием взрослым.

Первые симпатии. Фото: 22-91.ru

Вот несколько воспоминаний о первой – детсадовсой и школьной – любви.

Вспоминает Татьяна Абрамович:

– Рассказываю про детсадовскую мою любовь. Звали его Сашка. Спали мы на раскладушках, которые на время сна расставляла няня в игровой комнате. На раскладушки раскатывалась постель – матрац, одеяло и подушка. Скатанный "боекомплект" хранился в огромных мешках. Шили эти мешки мамы детей. Каждый знал свой мешок – расцветку и рисунок, и укладывался на ту раскладушку, в ногах которой няня под матрас закрепляла мешок ребенка. Так вот ухажер мой Сашка, как только выставлялись рядами эти раскладушки, искал мой мешок, выхватывал с соседней кровати чужой мешок, запихивал туда свой, а чужой на ту раскладушку, где был его. В результате мы всегда спали рядом, все остальные дети, кроме меня, естественно, кочевали по чужим постелям, как цыганята. Мы во время сна шептались и хихикали. Сашку периодически наказывали – вытягивали из постели и сажали в трусах и майке на стульчик. Меня не трогали – мама моя работала в этом саду педагогом. Он подглядывал, как я раздеваюсь – мне мама купила в Польше зачетную комбинацию, с юбочкой как у балерины. Сашке она очень нравилась.

Фото: www.topic.lt

Вспоминает Янина Мельникова:

– В начальной школе на переменке учительница устраивала. Мальчики по очереди подходили к девочкам и выбирали себе пару. Девочки покорно ждали. В принципе, до окончания школы ничего не изменилось. На 8 марта были "назначенные" мальчики-девочки, а были те, кому подарок делали от души (обычно даже анонимно, в парту, такое советское 14 февраля)... Если еще кто-то кому-то нравился, то можно было перейти "черту" гендерных игр: мальчики тогда с понравившейся девочкой и в резиночку могли и в "ручеек", а девочки - в квадрат, например.

Но чаще – особенно в раннешкольном возрасте – встречалось более парадоксальное отношение к объекту своих чувств. Девчонки были непонятными, а непонятное в детском возрасте воспринимается как враждебное.

Вспоминает Виктор Мирончик:

– Я в первом или втором классе играл с друзьями в войну. Мы делали себе всякие аусвайсы или пропуска или паспорта из картона. Придумывали себе и вписывали туда врагов и друзей. Так вот кроме строк

Друг № 1 – Дима С.
Друг № 2 – Олег Р.
Друг № 3 – Гоша С.

там были

Враг №1 – Наташа Ч.
Враг №2 – Наташа Ф.

Враг №2 жила со мной на одном этаже и училась в одном классе, а Враг №1 жила в доме напротив и училась в параллельном. Мои родители нашли этот аусвайс и, хохоча, говорят мне (а я страшно смутился): Смотри, чтобы враг №1 не стал потом другом №1! Впоследствии Наташа Ч. стала моей женой.

Идеал дружбы маленьких М и Ж был выражен в широко известном стихотворении Сергея Михалкова:

Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.

Как товарищ, как знакомый,
Как приятель, он не раз
Провожал ее до дома,
До калитки в поздний час.

Очень часто с нею вместе
Он ходил на стадион.
И о ней как о невесте
Никогда не думал он.

Не думал, как о невесте. Интересно, думал ли, как о ком-то другом, менее официальном, чем невеста. Но Сергей Михалков об этом умалчивает. Как и вся культура в целом.

Фото: boris-mavlyutov.livejournal.com

Эта дружба, безусловно, включала в себя элемент детской любви – он появлялся вскоре после того, как мальчик переставал хотеть "жениться на маме". Впрочем, это непонятное чувство нуждалось в маскировке. Влюбляться было стыдно. Чувство надо было получше спрятать.

Вспоминает Валерий Гапеев:

– Поскольку каждый из нас сканировался друзьями на предмет наличия чувств к кому-то, то малейшая возможность проявить внимание к девочке незаметно для других была настоящим божьим подарком. И такое случалось раз в год! Именно перед Новым годом у пионерской комнаты появлялся ящик, почтовый! В него можно было бросить сложенный листок с указанием: кому, в какой класс, и дежурные относили на переменах. Ой, что творилось! Ящик заполнялся за один перерыв по пять-шесть раз)) Обычно приходили такие серьезные ребята, либо такие ... ну, не очень умные, скажем, несли сразу охапку. Девочки тоже шли по две-три, несли сразу десятками те послания-поздравления. Три года, три раза – раз в год – я получал одно такое поздравление. Конечно, не подписанное. Вот же мучился в догадках! Говорят, все тайное некогда становится явным. Ну да, я узнал, кто мне писал. Через 37 лет.

Фото: www.g-beglov.com

Бывали и другие, более жертвенные, способы маскировки.

Вспоминает Наталья Кисель:

– В 4-6-х классах была традиция прикреплять слабых учеников к сильным по некоторым предметам. Ко мне прикрепили мальчика ... еле-еле на тройки учился. И такой мальчик – прямо образ для кино – Петька был почти рыжий, конопатый, нос курносый, и "бульбачкой" такой. Я ему математику и так и этак – вроде понял, начинаем решать – тупик. И заново всё. Начинаю злиться, бегать по комнате, шумно так объяснять, а он сидит и улыбается. Я даже пару раз его учебником стукала за такое..... А еще сильно злило в нем: начинаю ему на бумаге примерчики "раскладывать" – а он не видит ничего (так говорил) и жмется, и жмется ближе, прямо в ухо дышит. Вот теперь думаю, что Петька специально плохо по математике учился...

Когда наступал возраст, в котором скрывать чувства уже было не нужно, мальчик прекращал "дружить" с девочкой и начинал с ней "ходить" (такова была замена слову "встречаться"). Тогда начиналась совсем другая история, имеющая свои правила, законы и ритуалы. Но о ней – в другой раз. А сейчас – о нашем сексуальном "образовании".

Сексуальное просвещение: официальное и неофициальное

Иосиф Бродский вспоминал, что "основные познания в области запретных плодов" он получил в отрочестве в дядиной библиотеке из дореволюционной книги "Мужчина и женщина". Помните, именно ее вынес из пожара в Вороньей слободке Васиссуалий Лоханкин ("и книгу спас, любимую притом")?

Классическая книга "Мужчина и женщина" Фото: artefakt.in.ua

Но у большинства из нас не было дореволюционных книг на эту тему. И послереволюционных не было. Впрочем, голь на выдумку хитра: многие открыли для себя истину, штудируя пособия по анатомии для мединститутов. Но там все было непонятное, а до того времени, как в свободном доступе появятся "Три влечения" Юрия Рюрикова, "Сексология" Игоря Кона и "Гармония брака" Владина и Капустина, надо было еще дожить. Да и тогда тираж был мизерным, и в виде преграды существовали родители, прячущие запретное чтиво в утробы диванов и бельевые ящики.

Невежество советских детей в области телесного низа было ошеломляющим. Так, в книге Петра Вайля и Александра Гениса "Потерянный рай", авторы приводят такую историю: "Наша приятельница рассказывала, что когда ее, первую из одноклассниц, осенил менструальный цикл, вся девичья половина класса объявила ей бойкот. И понадобилось вмешательство прогрессивной учительницы, которая объяснила, что не стоит так ненавидеть человека за это неприличие. Хотя бы потому, что оно постигнет каждую из них. Многие девочки не хотели верить и плакали". Понятно, что это происходило в конце 1950-х. Спустя два десятилетия в этом плане были подкованы уже все – и даже использовали это состояние себе во благо.

Фото: opera78.livejournal.com

Вспоминает Марина Куновская:

– Класса с восьмого возникла тема "Не пойти на физру по причине месячных". В восьмом классе смущались, потупившись, говорили физруку, мол, "живот болит", и, конечно, только в тех случаях, когда действительно болел, в прямом смысле, а не по случаю самого факта месячных. Зато в десятом эта же причина, теперь уже называвшаяся эвфемизмом "дела" с выразительным взглядом в область нижней части живота, стала способом массового саботажа физического воспитания. Бывало, что месячные бывали месяцами, причем у большей части девушек класса одновременно. В конце концов, физрук показательно отправил несколько особо кровоточивых барышень за подтверждением факта к медсестре, тогда периоды у нас вернулись к нормальному ритму.

В учебнике биологии А. М. Цузмера и О. Л. Петришиной (1979 года издания), по которому учились советские школьники, не существовало раздела о строении половых органов. Яйцеклетка и сперматазоид, правда, присутствовали, но о том, каким образом происходила их судьбоносная встреча, умалчивалось. И это в учебнике для восьмиклассников… Что уж говорить о младшеклашках!

Самое интересное было отмечено любознательными школярами. Фото: murmolka.com

Тем не менее, ответ на вопрос "откуда берутся дети" был в общем и целом известен – по рассказам старших товарищей и – иногда – продвинутых родителей, которые, правда, находили подходящие эвфемизмы. Позволю себе личное воспоминание. Когда моя тетушка, на тот момент беременная вторым ребенком, осторожно рассказала старшему, девятилетнему, о том, как папочка вложил в мамочкин животик семечко, и скоро из семечка вырастет ребеночек, сын гомерически захохотал. Отсмеявшись, пояснил: "Это он, значит, у тебя в животе сидит, а все, что ты ешь и пьешь, ему на голову валится!"

Но даже если ребенок и был теоретически осведомлен о технологии процесса, то его знания до определенного периода никак не переносились на одноклассниц или одноклассников.

Вспоминает Виктор Мирончик:

– Мне девочки стали интересны в классе седьмом. Но именно интересны, про любовь там не скажешь. Другое дело – десятый класс. И, отчасти, девятый. А в восьмом просто кто-то нравился. А нравился ли сам кому-то, могу только догадываться.

После детсада и первых классов мальчики и девочки на долгое время становились непересекающимися прямыми. Мальчишки в девчачьем кругу считались дураками, девчонки в мальчишечьем – кривляками. Интерес возникал позже – и очень постепенно. Вот какими были белорусские мальчишки и девчонки советских лет. Может быть, кто-то узнает в героях себя или своих родителей?

Ролик подготовлен по материалам БГАКФФД

Вспоминает Игорь Скрипка:

– Из школьных времен помню слова "тискаться", "зажиматься", "лизаться". Помню лекцию о сексе, услышанную от одноклассника в коридоре школы у окна. Терминология малонаучная и не совсем цензурная, но по смыслу, как потом я выяснил, все было правильно. Помню, что девочки и мальчики были, по большому счету, на разных деревьях эволюции. Мы – себе, они – себе. Случались пересечения, разговоры, но провожания домой, каких-то отношений не помню категорически. Помню отобранные у моего одноклассника (того самого, с лекцией) порнографические фотографии. Отбирал классный. Не отдал. Помню в конце школьной жизни значки с Юрой Шатуновым и "Модерн Токинг" на белых фартучках моих одноклассниц. Помню, как лет в двадцать встретил одну из этих одноклассниц. Она стала обычной теткой.

До порнографических фотографий (вернее, фотографий с фотографий), которые начинали ходить по рукам в средних классах, были другие формы сексуального просвещения. И начинались они с гораздо более раннего возраста.

Во-первых, рассказы старших товарищей и более продвинутых ровесников, о которых сказано выше.

Во-вторых, игры в "доктора" и в "глупости". Рассказывать о них не имеет смысла: если не все, то как минимум две трети читателей прошли через этот этап сексуального образования.

Фото: vk.com

В-третьих, случалось, что взрослые сами побуждали к познанию запретного плода – невольно, конечно.

Вспоминает Андрей Сытько:

– Помню, классе в третьем мы еще были. Пришла учительница и сказала, что урока не будет, все сидим за партами и слушаем громкоговоритель, из которого будет проистекать. Проистекло следующее: бодрым голосом старшей пионервожатой на нас полился экшн с элементами социальной драмы про десятиклассницу такую-то, которая плохо училась, не посещала политинформации, прогуливала классные часы и ни разу не присутствовала на станции юннатов, в результате чего забеременЕла, введя в соблазн учащегося ПТУ, и теперь, вместо того, чтобы готовиться к выпускным, а) исключена из комсомола, б) исключена из школы, в) никогда не станет образцовой матерью. Не знаю, чего там поняли из этого наши одноклассницы, но парни разделились после этого на два лагеря: одни считали, что от девчонок нужно держаться подальше, другие стали ходить на этажи старших классов и внимательно рассматривать десятиклассниц.

"Старшеклассница". Фото: thesims.club

И лишь потом начиналась эра "порнухи": впрочем, лишь для мальчиков.

Для начала существовали порнографические рассказы. Они приписывались Алексею Толстому и никто и не подвергал сомнению, что "Возмездие" или "В бане" – творения именно его гения. Скорее, возмущались, если эти рассказы приписывались другому Толстому – Льву. Помню обычный для тех времен аргумент: "Ты что, какой Лев, по стилю не видно, что ли, что Алексей?"

Кроме того, были фотографии (часто их продавали глухонемые в электричках). Фотографии изображали нечто неразличимое, но явно "про это".

Вспоминает Александр Очеретний:

– По рукам ходили мутные фотокарточки трижды-четырежды перефотографированные. Пользованные до состояния промокашки. На них были тетки с завивкой и все как одна без трусов. Подробностей анатомии было не разглядеть, поэтому некоторым дорисовывали. Сколько скандалов было связано с этой псевдопорнухой! Но я был продвинутым семиклассником. У меня был польский цветной журнал с порнографическими историями в фотографиях. А Рафик Сайфулин стибрил у папы волшебную шариковую ручку, тоже польскую. В ней была дырка, в которую если смотреть на свет, видны были стыдные картинки. Там было все подробно, четко и технологично.

Девочки узнавали о таких ужасных вещах гораздо позже и реагировали на них более вдумчиво.

Вспоминает Ольга Кравчук:

– Первый порножурнал увидела у одноклассницы, папа которой работал в КГБ. Конфискант, наверное. Сопоставила увиденное с надписью на заборах. Поняла, что меня волнует какая-то другая грань сексуальной жизни. Более извращенческая, чем эта козлиная-природная.

И наконец, литература. Нет, не специальная, которая была дефицитом и от детей пряталась. Художественная. Для многих шестиклассниц это были "Три товарища" Ремарка" или "Мастер и Маргарита" Булгакова, которые мы начинали читать в среднешкольном возрасте. Сексуальных сцен в сегодняшнем понимании не было, но было ощущение еще одной, неизвестной нам, но прекрасной грани любви. Тем же, кто ограничивался школьной программой, крайне волнующими казались сцены из "Молодой гвардии": там, где Уля, собираясь купаться, "выскальзывает" из трусиков, и где эсэсовец кричит Любке: "Раздевайт!". Фадеев считался, пожалуй, самым сексуальным автором школьной программы: вероятно, потому, что его природное женолюбие чувствовалось между строк.

Инна Макарова в роли Любы Шевцовой в фильме "Молодая гвардия", 1948 г.

Самым лучшим описанием близости мне, подростку, казался эпизод из повести Бориса Балтера "До свиданья, мальчики", когда главный герой Володя уезжает из города своего детства поступать в военное училище:

– Я не могу тебя так оставить, – говорил я. – Понимаешь, не могу. Думай обо мне все, что хочешь, но я не могу.

– Пусть все будет. Я ничего не буду думать. Пусть все будет, – Инка побледнела, и вокруг ее носа проступили веснушки.

Было жаркое солнце у меня на затылке, были Инкины рыжие волосы на песке: я еще подумал, как трудно будет вытряхнуть песок из густых Инкиных волос.

В чем-то это описание гораздо более волнующее, чем все "Пятьдесят оттенков серого" вместе взятые плюс остальные оттенки остальных цветов.

Впрочем, и нескромные рассказы, и фото, и собственные реакции на эти рассказы и фото воспринимались с чувством вины, как что-то почти преступное. Отчасти это чувство диктовал образ советского положительного героя, на которого мы хотели быть похожи. Этот герой – Павка Корчагин, Алексей Мересьев, Владимир Устименко, а главное, "рабочий паренек" всех видов и мастей – он любовью не занимался. Он любил – серьезно, раз и навсегда, и страсть его была настолько же идеальна, насколько идеальным был он сам. Дети у таких героев, судя по текстам, самозарождались в награду за достоинства их родителей.

Стыд и бесстыдство в СССР

Самый мощный регулятор по отношению к телу у советских подростков был даже не фактический запрет, а стыд.

В области тела советская культура была стыдлива и бесстыдна одновременно, причем, стыд и бесстыдство в СССР переплетались самым нелогичным образом. За это спасибо нашим наставникам, пуще всего боявшихся за наше целомудрие.

Вспоминает Игорь Скрипка:

– Из первых "гендерных" воспоминаний: воспитательницы в детском саду запрещают держать руки под одеялом, а также мальчикам смотреть, как писают девочки (и наоборот, наверное). При этом туалет один и общий, а в помещении, где спим – холодно.

Так что логики в нашем нравственном воспитании было маловато.

"Мертвый час в детском саду"

Вспоминает Александр Очеретний:

– А еще смущение помню. Когда перед физкультурой, нас, первоклашек заставили переодеваться в спортивную форму прямо в классе, и мальчиков и девочек, всех вместе.

Вспоминает Анна Краевская:

– Нас вплоть до 6-7 классов заставляли ходить на физкультуру в "пыжиках" и майках. Всех, и мальчиков и девочек. "Пыжики" это мужские черные сатиновые трусы самого большого размера стянутые внизу, по штанинам, на резинку! В пятом классе многие девочки уже имели оформившуюся грудь, и эти "пыжики" с майками ох, как были губительны для психики...

Вспоминает Марина Куновская:

– Помните эти синие советские треники, такие совершенно мягкие, хэбэшные, тянущиеся во все стороны. В общем, благодаря этой детали школьного гардероба девчонки воочию убеждались, что у парней бывает спонтанная эрекция. Штаны ее очень хорошо ... оттеняли. Это обсуждалось с интересом, иногда со смехом.

Но это уже позже. Девушки десятью годами старше Марины не смеялись и не обсуждали это: они стыдливо отводили глаза: так что, как говорится, прогресс налицо.

Однако стыдным считалось не только физкультурное уродство. Это – лишь одна из крайностей. На другом полюсе советской повседневной эстетики стыдным, наоборот, считалось красивое. Вот рассказ респондентки из книги Ольги Гуровой "Советское нижнее белье: между идеологией и повседневностью": "... мне привезли комбинацию с черным кружевом внизу, и своим дамам в лаборатории показывала. Одна мне сказала, а как же вы будете раздеваться, у вас же муж есть, ведь стыдно! А я говорю: а что стыдно-то? Такая красивая комбинация. Она говорит, о нет, я бы не смогла… Она, наверно, в этих семейных трико смогла бы".

Фото: tanjand.livejournal.com

В чем тут дело? Может быть, в подозрительном отношении к красоте? Несмотря на восхищение Аленом Делоном и Джиной Лолобриджидой, их роскошная красота воспринималась как сугубо заграничная "фишка". Возможно, это связано и с установкой на то, что девушка (как и юноша), в первую очередь, "друг, товарищ и брат", и любовь должна рождаться из дружбы, как колос из зерна.

Советская эстетика провозглашала доверие не красоте, а простоте: мол, скромненько, но со вкусом. Как в фильме "Девчата", например. Вспомним бесчисленные фильмы и книги (особенно 50-60-х), когда красавица на поверку оказывается недостойной героя, и он утешается в объятиях (впрочем, целомудренных) "простой девчонки" с добрым сердцем.

Картина О. Волненко "Свадьба", 1969 год

Итак, с одной стороны, в нас выковывали застенчивость – особенно касающуюся телесного низа. И несмотря на то, что мода на мини в 1970-е триумфально шествовала по СССР (это называлось "платье на пределе"), советские девочки постигали хитрую науку, увы, утраченную в последующие десятилетия, – умение двигаться, нагибаться и садиться так, чтобы "не сверкать" исподним.

Фото: www.liveinternet.ru

В этом была маленькая соблазнительная тайна, отразившаяся в советской частушке "Интересно девки пляшут, если снизу поглядеть". Это диктовало и условие для противоположного пола: чтобы поглядеть снизу, надо было извернуться, да еще и незаметно для "девок". Юбку подруги тогда могли, походя, задрать лишь набравшиеся "в зюзю" трактористы на деревенских дискотеках. И именно они могли положить ей руку "на филейную часть" (теперь это прилюдно делают и студенты, и молодые менеджеры, и кто только не…) А тогда студенты-первокурсники, попавшие на картошку, чаще теряли невинность не с однокурсницами, а с колхозными красавицами: они были ближе и к жизни, и к природе.

Что еще считалось стыдным? Бретелька от бюстгальтера, высунувшаяся из-под лямки сарафана. Теперь это звучит смешно, а тогда бретельки пришивали к лямкам перед выходом в свет, а по возвращении домой – отпарывали.

Стыдным считалось и целоваться на людях: парочки уединялись в подъездах, в закоулках, в темных аллейках в парке, на последнем ряду в кино. Лично знаю одну пару, побившую рекорд сообразительности: они бегали целоваться на вокзал, где поцелуй при встрече и расставании считался вполне легитимным. Другая пара разделила свой первый поцелуй с памятником Ленина, что стоял на третьем этаже главного корпуса БГУ: в тот час там было безлюдно, а под сенью Ленина было проще спрятаться.

"Юрий Пименов "Место свиданий". Фото: blog.i.ua

Впрочем, табуировалось не только сексуальное, но и вообще – проявления телесного низа, например, чисто физиологические нужды. Подобную стыдливость позже окрестили презрительным "принцессы не какают". Впрочем, принцессы и не пИсали. Каждое длительное свидание имело неприятное следствие в виде переполненного мочевого пузыря. Если свидание проходило в кафе, ситуация была все-таки разрешима (хотя особо робкие девушки и даже некоторые юноши стеснялись выйти "попудрить носик" или "помыть руки"), но если встреча происходила на улице…

Еще одно личное воспоминание. Как-то давно пришлось побывать в компании, где присутствовал известный творческий деятель с женой. Некий пошляк – в качестве комплимента – заявил: "У вас такая красивая жена, вы, наверно, ее ужасно ревнуете". Творческий деятель ответил: "Нет, что вы, я как ее поцелую – так она писается"… Возникла немая сцена. А дело было так: много лет назад они были студентами. Как-то раз они долго гуляли, потом долго целовались у подъезда, после – в подъезде, а она уже просто не могла больше терпеть. Она вырвалась, кинулась по лестнице наверх, но не тут-то было. Юноша в два прыжка настиг ее, прижал к себе и страстно поцеловал… с вытекающими отсюда последствиями: "После этого я, как порядочный человек, должен был на ней жениться," – завершил он свой рассказ…

Поцелуй у подъезда

Это, конечно, крайность. Как правило, до квартиры добежать успевали. То ли дело сейчас, когда юноши гордо метят пространство там, где застанет нужда, так сказать, "не отходя от кассы", а девушки, как существа более нежные, все же отходят к ближайшему кустику. Что хуже? Что лучше? И то, и другое – хуже.

Но том, чтоб мы этот стыд испытывали, постаралась не только дубовая идеология, но и хорошие книги и фильмы. Так что он не всегда был ханжеским. Иногда – просто интеллигентным.

Так что табу на сексуальность вызывало к жизни множество более частных табу, которых теперь уж и не вспомнить. Но главное, запретный плод сексуальности порождал незнание и множество переплетенных между собой его последствий – и страх, и надежду на неземное брачное блаженство, и ощущение обязательности этого блаженства, и стоицизм в его ожидании, и осознание усилия, которое нужно предпринять для того, чтобы заслужить женщину или мужчину. Кто-то, чтоб завоевать внимание девушки, разучивал сложное соло на гитаре, кто-то поступал в институт, чтобы понравиться родителям "половины", а сто процентов девушек садилось на диету. Нас не устраивало то, какие мы. Мы хотели дорасти до права на настоящую любовь. И это было, наверно, не слишком логично. Но прекрасно.

Юрий Пименов. Лирическое новоселье. 1965 г.

"Советская Атлантида: живые голоса" – проект, посвященный стране, которой больше нет на карте, Советскому Союзу, каким он был не в строках указов и не в первомайских демонстрациях, не в расстрельных списках и не в лозунгах – а в реальной жизни реальных людей. Вспомним ее – чтобы понять себя. В создании проекта могут принять участие все желающие: мы ждем ваши воспоминания, размышления – ваши живые голоса.

"Советская Атлантида". Все выпуски >>>