110 лет первой революции в Беларуси: расстрел в синагоге, биржа радикалов и детская демонстрация
21.07.2015 16:39
—
Новости Общества
В этом году исполняется круглая дата с начала революции 1905-1907 годов, впервые потрясшей Российскую монархию. Беларусь, вопреки расхожим мифам о "толерантности" ее населения, была одним из эпицентров революционного движения. Здесь было и свое "Кровавое воскресенье", и свой "Броненосец "Потемкин", и собственные "лесные братья".
Ни в России, ни в Беларуси, ни в других бывших советских республиках об этом юбилее сегодня не вспоминают. Между тем, основы современной независимости многих постсоветских государств, например, Прибалтики, были заложены именно в ходе тех бурных событий. Как и первые институты политической демократии в нынешней России - например, Государственная Дума или гражданские свободы.
Надо сказать, что к "буржуазно-демократической революции" по-разному относились и в советской истории. Наиболее масштабно отмечали ее 20-летие в относительно демократическом 1925 году. Тогда и региональные Истпарты (комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б) - TUT.BY), и республиканские издания БССР выпускали целые сборники воспоминаний, на страницах которых представители свободолюбивой интеллигенции и сознательные рабочие рассказывали о своей борьбе с самодержавием. В середине 30-х годов, когда многие революционеры вносились в проскрипционные списки (список лиц, объявленных вне закона - TUT.BY), такие откровения были уже не в моде.
Следующий пик интереса пришелся на хрущевскую "оттепель" 60-х годов. В то время последние из оставшихся участников первой революции составили свои воспоминания, большинство из которых так и остались лежать в архивах. А скучные строчки брежневских учебников полностью выхолостили драматическую историю, полную напряженной борьбы и зачастую запутанных детективных сценариев. Из летописи вычеркнули имена даже многих видных большевиков, не говоря уже об эсерах или анархистах.
Одной из немногих стран, где сегодня вспомнили о событиях "горячего лета 1905 года", оказалась Польша. В июне 2015 года в Лодзи состоялась массовая демонстрация в память Лодзинского восстания 1905 года. Несколько сот молодых людей с красными знаменами, девушки в алых косынках, прошлись по улицам города с пением песен польских повстанцев 1863 и 1905 годов, включая знаменитую "Варшавянку". В революционном фольклоре доставалось и польским "панам", и "москалям". При этом под последними в то время понимались преимущественно военнослужащие царской армии. В чествовании в Лодзи участвовали центр "Краснo-черная история", "Союз демократической левицы", Союз легионеров, Движение общественной справедливости, Краковский революционный хор, группа "Политическая критика" и профсоюз "Трудовая инициатива".
Летом 1905 года акции солидарности с бастующими рабочими Лодзи прошли во многих городах и местечках Беларуси.
В ответ на трагедию по всей стране, включая Беларусь, прошли акции протеста. Как сообщала газета "Восход", в Гомеле 18 января 1905 года местные социал-демократы собрали митинг в Малой синагоге, расположенной в квартале бедноты под колоритным названием "Кагальный ров". Надо сказать, что синагогу, скорее всего, захватили под "несанкционированное мероприятие" явочным порядком, поскольку раввинат обычно поддерживал власти и порицал "бунтовщиков".
В разгар собрания в Кагальный Ров, в этот гомельский район, представлявший из себя запутанный лабиринт грязных переулков, куда полиция боялась показываться, все же явился отряд солдат 160-го пехотного Абхазского полка. Солдатами командовал городовой 2-го участка Степан Шкваров. Участники "несанкционированного митинга" стали разбегаться, прыгая из окон 2-го этажа, а солдаты и бравый городовой - колоть их штыками и расстреливать.
15-летний рабочий Израиль Каган был пригвожден штыком к забору, 18-летняя Сима Дворкина смертельно ранена Шкваровым в живот. Выстрелом городового из "смит-вессона" раздробило челюсть 17-летней Хасе Резниковой, ее лицо осталась обезображенным на всю жизнь.
20 января на похороны умершего от ран Кагана вышло 5 тысяч человек, которые с революционными лозунгами двинулись по улице Румянцевской (ныне Советская). Заключенные в городской тюрьме приветствовали их из-за решеток. Боясь возмездия, Степан Шкваров бросил неблагодарную службу в полиции, забрав жалованье вперед. Сообщим, что меткий гомельский стрелок устроится работать по "смежной" специальности - железнодорожным кондуктором. Но в 1927 году все же предстанет перед Гомельским окружным судом. Советский суд 20-х годов, может, был и не "самый гуманный в мире", но и не самый суровый. Адвокаты городового, расстрелявшего митинг в синагоге, Хейфец и Лагуновский добьются того, что 56-летнему уроженцу ветковской деревни Радуль, по причине крестьянского происхождения и "малосознательности", расстрел заменят 10 годами тюрьмы.
Арестованного боевика доставили на допрос к самому Родионову. И можно только представить, с каким пристрастием избежавший смерти полицмейстер проводил это дознание: "Ну, Лазарь, что петь будешь?" Однако его результаты оказались неожиданными - вскоре незадачливый террорист молча покинул полицейскую управу. Городовые и приставы, видимо, только плечами под суконными башлыками повели: "Ну и добрые-с сегодня его высокоблагородие…" На самом деле, сильно избитый Лазарь пообещал Родионову, что в обмен на свободу он непременно выдаст остальных злоумышленников. Но оказавшись на воле, революционер предпочел исчезнуть в глубоком подполье.
А Беларусь в это время все больше напоминала Северную Ирландию - разгоны митингов и погромы чередовались с покушениями на полицейских и черносотенцев. В феврале 1905 года в Витебске некто Гуткин-Слободский покушался на начальника охранного отделения. В Белостоке Гродненской губернии драгуны во главе с исправником Ельчиным окружили сход рабочих в 4 000 человек и врезались в толпу. Тогда портной и эсер по совместительству Гершель Бялер застрелил исправника, а драгуны - 8 рабочих. Еще 107 человек было ранено, 20 из них - тяжело.
Одновременно полицмейстер организовал митинг в городском парке, но даже на нем кричали "Долой полицию!". В Могилеве 20 марта вечером на Виленской неудачно стреляли в полицмейстера Мизгайлу. Сей полицейский чиновник прославился фантастической даже для своего времени свирепостью - один раз в Гомеле он заставил группу крестьян ползти от пароходной пристани вверх по Киевскому спуску на коленях, не поспевавшей крестьянке при этом ударом сабли отрубил ухо и палец на руке. Только за первые три месяца 1905 года в белорусских губерниях состоялось 13 покушений на чинов полиции и жандармерии.
22 апреля в Белостоке за связь с полицией и отказ выполнить требования рабочих был ранен хозяин магазина Ельчин. 24 апреля в Шклове закололи кинжалом организатора погрома Марка Бурого.
Впрочем, далеко не все противники неограниченного правления Николая Романова и высшей бюрократии, набиравшейся из крупных помещиков, были столь радикальны. Если грамотные рабочие шли в социал-демократические кружки читать Маркса, а "мелкобуржуазные" интеллигенты - в эсеровские "боевки" готовить бомбы, то либеральная публика решила ударить по самодержавию…банкетами.
В начале 1905 года начинается "банкетная кампания", ставшая мишенью политических карикатуристов. Передовые художники изощрялись, изображая упитанных адвокатов и солидных земских деятелей, угрожавших огражденному штыками российскому императорскому трону гусиными ножками и фужерами с шампанским. Тем не менее, в условиях, когда любой демонстрации грозил расстрел, а за невинное собрание можно было получить "путевку" в Восточную Сибирь, и произнесение тостов "За свободу!" становилось актом гражданского мужества. Даже член подпольного Полесского комитета РСДРП Экк в январе 1905 года охотно выступал на таком "освободительном застолье", организованном гомельскими либералами.
Но пока почтенная публика ограничивалась разговорами в пользу свободы под хорошую закуску, а эсеры и анархисты палили из браунингов, марксистская интеллигенция и находившиеся под ее влиянием рабочие предпочитали массовые действия. В феврале 1905 года в Гомеле на Кузнечной улице прошла крупная демонстрация против армяно-"татарской" резни в Баку, инспирированной царской полицией. Симпатии гомельских рабочих были на стороне армянских коллег по цеху. А некоторые манифестации в белорусском крае того времени носили откровенно курьезный характер - в Витебске 12 марта 1905 года прошла детская демонстрация! Детки 10-12 лет несли лозунги "Долой Курляндского!", требуя таким образом отставки одноименного начальника полиции.
Круто взялся за борьбу с крамолой глава местной политической спецслужбы, помощник начальника Могилевского губернского жандармского управления по Гомельскому уезду ротмистр Шебеко. 19 апреля охранное отделение "накрыло" прекрасно оборудованную типографию гомельской эсеровской группы. В ней, кстати сказать, работал Иван Пулихов, в честь которого названа улица в Минске. Шебеко жестоко избил арестованную в типографии девушку.
12 мая Гомель забастовал против погрома в Житомире. Бастовали как евреи, так и "христианские" работники и работницы. По приказу Шебеко у ворот завода Фрумина (ныне завод им. Кирова, ОАО "СтанкоГомель") был расстрелян 17-летний социал-демократ Янкель Агранов. От его мозгов и крови на столбе ворот, по свидетельству очевидцев, долго оставалось пятно. Над трупом убитого плакал бывший черносотенный, а на тот момент - уже "перековавшийся" рабочий: "Товарищ, дай мне Бог также умереть…" В театре был отменен вечерний спектакль. На похороны Агранова собралось 8 тысяч человек. Эсеры приговорили жандармского ротмистра к смерти, но брошенная дружинником Иваном Малеевым бомба не взорвалась.
29 мая погром состоялся уже в Бресте, в нем участвовали запасные солдаты и гимназисты. 6 человек было убито, 35 раненных. Отряд еврейской самообороны, пытавшейся остановить громил, был расстрелян войсками.
А в Гомеле все лето горячего 1905 года прошло в беспрестанных митингах, стычках с полицией и покушениях. Характерно, что армия, верная опора царского режима, начала колебаться. 20 июня, когда на Кузнечной шла очередная рабочая демонстрация, солдаты 160-го пехотного Абхазского полка выказывали поддержку демонстрантам. А ведь еще недавно штыками снимали их с заборов. А офицеры, сняв фуражки, вообще присоединились к манифестации! Полиция в ярости сначала только источала угрозы. Но потом нашла все же более надежную замену "ребятушкам" и господам офицерам - в ни слова не понимавших по-русски, а значит, и застрахованных от социалистической пропаганды ингушах и чеченцах.
9 июля, в полугодие событий "Кровавого воскресения", в Гомеле состоялся короткий митинг. Помощник пристава Славашевич, увидев сборище смутьянов, выхватил из ножен саблю и бросился с ней на крамольников. К удивлению полицейского, в то время как все попятились от него, некая экзальтированная девица с лихорадочно блестящими глазами быстро вскинула руку с маленьким пистолетом. Помощник пристава получил ранение - к счастью, не смертельное.
Но вот вместо полицмейстера Фен-Раевского, обвиняемого не без оснований в либерализме, в Гомель на эту должность в июле 1905 года был назначен бывший рогачевский исправник Хлебников, с ходу начавший "закручивать гайки". А точнее - нагайки.
22 июля в 8 часов вечера, по приказу полицмейстера Хлебникова, "биржу" на Кузнечной заняло полтысячи пехоты и полиции. Но в 11 часов тут все равно состоялась демонстрация, а в самого Хлебникова была брошена бомба. Но гомельским бомбистам перманентно не везло, чего не скажешь о полицейском начальстве – самодельный снаряд вновь не сработал. Вскоре полиция обнаружила целый склад бомб. Тогда же в Гомель вошло 2 тысячи иррегулярной конницы из казаков и черкесов, "случайно" проходившей мимо. И старообрядческие, и иудейские ортодоксы Гомеля с изумлением взирали на невиданных ранее смуглых всадников в косматых папахах, увешанных восточным оружием.
Два последующих дня между рабочими и полицией с ее кавказским "резервом" шла настоящая война за биржу на Кузнечной. Один демонстрант был убит. 24 июля около полуночи в Хлебникова снова бросили бомбу - и опять это изделие подпольной лаборатории не сработало.
Тогда полицмейстер Хлебников, переживший за четыре дня своей службы в Гомеле уже два покушения, распространил по городу объявление: "Негодяи, бросившие бомбы - евреи… Предупреждаю, что всякого еврея, принадлежащего к отбросам еврейского общества, и называющего себя демократом, на пути моего следования по городу будут расстреливать на расстоянии 50 шагов впереди моего экипажа…". Кроме этого, полицейский начальник пригрозил: в случае стрельбы и "оскорбления воинской чести" из арендных домов, войска и полиция будут вести огонь по всему зданию, не разбирая виновников. Фактически, жильцы и домовладельцы превращались в заложников.
Гомель замер в тревожном ожидании. (Продолжение следует).
Вымаранная революция
Ни в России, ни в Беларуси, ни в других бывших советских республиках об этом юбилее сегодня не вспоминают. Между тем, основы современной независимости многих постсоветских государств, например, Прибалтики, были заложены именно в ходе тех бурных событий. Как и первые институты политической демократии в нынешней России - например, Государственная Дума или гражданские свободы. Надо сказать, что к "буржуазно-демократической революции" по-разному относились и в советской истории. Наиболее масштабно отмечали ее 20-летие в относительно демократическом 1925 году. Тогда и региональные Истпарты (комиссия по истории Октябрьской революции и РКП(б) - TUT.BY), и республиканские издания БССР выпускали целые сборники воспоминаний, на страницах которых представители свободолюбивой интеллигенции и сознательные рабочие рассказывали о своей борьбе с самодержавием. В середине 30-х годов, когда многие революционеры вносились в проскрипционные списки (список лиц, объявленных вне закона - TUT.BY), такие откровения были уже не в моде.
Следующий пик интереса пришелся на хрущевскую "оттепель" 60-х годов. В то время последние из оставшихся участников первой революции составили свои воспоминания, большинство из которых так и остались лежать в архивах. А скучные строчки брежневских учебников полностью выхолостили драматическую историю, полную напряженной борьбы и зачастую запутанных детективных сценариев. Из летописи вычеркнули имена даже многих видных большевиков, не говоря уже об эсерах или анархистах.
Одной из немногих стран, где сегодня вспомнили о событиях "горячего лета 1905 года", оказалась Польша. В июне 2015 года в Лодзи состоялась массовая демонстрация в память Лодзинского восстания 1905 года. Несколько сот молодых людей с красными знаменами, девушки в алых косынках, прошлись по улицам города с пением песен польских повстанцев 1863 и 1905 годов, включая знаменитую "Варшавянку". В революционном фольклоре доставалось и польским "панам", и "москалям". При этом под последними в то время понимались преимущественно военнослужащие царской армии. В чествовании в Лодзи участвовали центр "Краснo-черная история", "Союз демократической левицы", Союз легионеров, Движение общественной справедливости, Краковский революционный хор, группа "Политическая критика" и профсоюз "Трудовая инициатива".
Летом 1905 года акции солидарности с бастующими рабочими Лодзи прошли во многих городах и местечках Беларуси.
"Кровавый январь" и меткий городовой
Впрочем, все началось несколько раньше - в январе 1905 года, когда царские войска расстреляли в Санкт-Петербурге грандиозное мирное шествие, собиравшееся подать прошение Николаю II. Демонстрация 9 января, официально носившая характер "религиозной процессии", была разрешена столичным градоначальником Фулоном. Но ни это согласование, ни иконы и портреты царя не спасли ее участников, включая женщин и детей, от атаки войск. От пуль гвардейской пехоты и сабель кавалерии погибло, по разным данным, до 1000 человек. Залпами были убиты даже некоторые полицейские, сопровождавшие манифестацию. После чего царь все же принял делегацию рабочих и сообщил, что "милостиво прощает их". В числе манифестантов было немало белорусов из Витебской губернии, в большом количестве работавших тогда на заводах и фабриках Петербурга. |
Картина В. Маковского Первая "9 января на Васильевском острове" |
В ответ на трагедию по всей стране, включая Беларусь, прошли акции протеста. Как сообщала газета "Восход", в Гомеле 18 января 1905 года местные социал-демократы собрали митинг в Малой синагоге, расположенной в квартале бедноты под колоритным названием "Кагальный ров". Надо сказать, что синагогу, скорее всего, захватили под "несанкционированное мероприятие" явочным порядком, поскольку раввинат обычно поддерживал власти и порицал "бунтовщиков".
В разгар собрания в Кагальный Ров, в этот гомельский район, представлявший из себя запутанный лабиринт грязных переулков, куда полиция боялась показываться, все же явился отряд солдат 160-го пехотного Абхазского полка. Солдатами командовал городовой 2-го участка Степан Шкваров. Участники "несанкционированного митинга" стали разбегаться, прыгая из окон 2-го этажа, а солдаты и бравый городовой - колоть их штыками и расстреливать.
15-летний рабочий Израиль Каган был пригвожден штыком к забору, 18-летняя Сима Дворкина смертельно ранена Шкваровым в живот. Выстрелом городового из "смит-вессона" раздробило челюсть 17-летней Хасе Резниковой, ее лицо осталась обезображенным на всю жизнь.
20 января на похороны умершего от ран Кагана вышло 5 тысяч человек, которые с революционными лозунгами двинулись по улице Румянцевской (ныне Советская). Заключенные в городской тюрьме приветствовали их из-за решеток. Боясь возмездия, Степан Шкваров бросил неблагодарную службу в полиции, забрав жалованье вперед. Сообщим, что меткий гомельский стрелок устроится работать по "смежной" специальности - железнодорожным кондуктором. Но в 1927 году все же предстанет перед Гомельским окружным судом. Советский суд 20-х годов, может, был и не "самый гуманный в мире", но и не самый суровый. Адвокаты городового, расстрелявшего митинг в синагоге, Хейфец и Лагуновский добьются того, что 56-летнему уроженцу ветковской деревни Радуль, по причине крестьянского происхождения и "малосознательности", расстрел заменят 10 годами тюрьмы.
Лазарь-террорист и банкет против самодержавия
А гомельскому городовому действительно было чего бояться. В тот же день в соседнем Могилеве социалист-революционер Лазарь Гителев, мстя за устроенный полицией погром, стрелял в полицмейстера Родионова. Но рабочий промахнулся - пули из браунинга угодили в сани.Арестованного боевика доставили на допрос к самому Родионову. И можно только представить, с каким пристрастием избежавший смерти полицмейстер проводил это дознание: "Ну, Лазарь, что петь будешь?" Однако его результаты оказались неожиданными - вскоре незадачливый террорист молча покинул полицейскую управу. Городовые и приставы, видимо, только плечами под суконными башлыками повели: "Ну и добрые-с сегодня его высокоблагородие…" На самом деле, сильно избитый Лазарь пообещал Родионову, что в обмен на свободу он непременно выдаст остальных злоумышленников. Но оказавшись на воле, революционер предпочел исчезнуть в глубоком подполье.
А Беларусь в это время все больше напоминала Северную Ирландию - разгоны митингов и погромы чередовались с покушениями на полицейских и черносотенцев. В феврале 1905 года в Витебске некто Гуткин-Слободский покушался на начальника охранного отделения. В Белостоке Гродненской губернии драгуны во главе с исправником Ельчиным окружили сход рабочих в 4 000 человек и врезались в толпу. Тогда портной и эсер по совместительству Гершель Бялер застрелил исправника, а драгуны - 8 рабочих. Еще 107 человек было ранено, 20 из них - тяжело.
Одновременно полицмейстер организовал митинг в городском парке, но даже на нем кричали "Долой полицию!". В Могилеве 20 марта вечером на Виленской неудачно стреляли в полицмейстера Мизгайлу. Сей полицейский чиновник прославился фантастической даже для своего времени свирепостью - один раз в Гомеле он заставил группу крестьян ползти от пароходной пристани вверх по Киевскому спуску на коленях, не поспевавшей крестьянке при этом ударом сабли отрубил ухо и палец на руке. Только за первые три месяца 1905 года в белорусских губерниях состоялось 13 покушений на чинов полиции и жандармерии.
22 апреля в Белостоке за связь с полицией и отказ выполнить требования рабочих был ранен хозяин магазина Ельчин. 24 апреля в Шклове закололи кинжалом организатора погрома Марка Бурого.
Впрочем, далеко не все противники неограниченного правления Николая Романова и высшей бюрократии, набиравшейся из крупных помещиков, были столь радикальны. Если грамотные рабочие шли в социал-демократические кружки читать Маркса, а "мелкобуржуазные" интеллигенты - в эсеровские "боевки" готовить бомбы, то либеральная публика решила ударить по самодержавию…банкетами.
В начале 1905 года начинается "банкетная кампания", ставшая мишенью политических карикатуристов. Передовые художники изощрялись, изображая упитанных адвокатов и солидных земских деятелей, угрожавших огражденному штыками российскому императорскому трону гусиными ножками и фужерами с шампанским. Тем не менее, в условиях, когда любой демонстрации грозил расстрел, а за невинное собрание можно было получить "путевку" в Восточную Сибирь, и произнесение тостов "За свободу!" становилось актом гражданского мужества. Даже член подпольного Полесского комитета РСДРП Экк в январе 1905 года охотно выступал на таком "освободительном застолье", организованном гомельскими либералами.
Но пока почтенная публика ограничивалась разговорами в пользу свободы под хорошую закуску, а эсеры и анархисты палили из браунингов, марксистская интеллигенция и находившиеся под ее влиянием рабочие предпочитали массовые действия. В феврале 1905 года в Гомеле на Кузнечной улице прошла крупная демонстрация против армяно-"татарской" резни в Баку, инспирированной царской полицией. Симпатии гомельских рабочих были на стороне армянских коллег по цеху. А некоторые манифестации в белорусском крае того времени носили откровенно курьезный характер - в Витебске 12 марта 1905 года прошла детская демонстрация! Детки 10-12 лет несли лозунги "Долой Курляндского!", требуя таким образом отставки одноименного начальника полиции.
Биржа гомельских радикалов
Места постоянных уличных собраний назывались тогда "биржа". В Гомеле рабочая биржа находилась на улице Кузнечной (ныне Интернациональная). Слава о ней гремела по всей Российской империи. Григорий Нестроев, в будущем один из лидеров Союза эсеров-максималистов, писал о ней следующее: "На рабочей бирже, одной из первых бирж этого периода, каждая партия имела свое особое место, тут велись бесконечные дискуссии по всем вопросам теории, тактики, организации, споры на злобу дня, устраивались массовки и митинги, и ораторы разных партий со стола, поставленного посреди улицы, знакомили рабочих с общим положением дел". Своего рода социальная сеть того времени, "группа во "Вконтакте" - только в прямом смысле этого слова. В течение некоторого времени гомельским пролетариям удавалось отстоять свою "биржу" от полиции. Но вскоре все поменялось.Круто взялся за борьбу с крамолой глава местной политической спецслужбы, помощник начальника Могилевского губернского жандармского управления по Гомельскому уезду ротмистр Шебеко. 19 апреля охранное отделение "накрыло" прекрасно оборудованную типографию гомельской эсеровской группы. В ней, кстати сказать, работал Иван Пулихов, в честь которого названа улица в Минске. Шебеко жестоко избил арестованную в типографии девушку.
12 мая Гомель забастовал против погрома в Житомире. Бастовали как евреи, так и "христианские" работники и работницы. По приказу Шебеко у ворот завода Фрумина (ныне завод им. Кирова, ОАО "СтанкоГомель") был расстрелян 17-летний социал-демократ Янкель Агранов. От его мозгов и крови на столбе ворот, по свидетельству очевидцев, долго оставалось пятно. Над трупом убитого плакал бывший черносотенный, а на тот момент - уже "перековавшийся" рабочий: "Товарищ, дай мне Бог также умереть…" В театре был отменен вечерний спектакль. На похороны Агранова собралось 8 тысяч человек. Эсеры приговорили жандармского ротмистра к смерти, но брошенная дружинником Иваном Малеевым бомба не взорвалась.
29 мая погром состоялся уже в Бресте, в нем участвовали запасные солдаты и гимназисты. 6 человек было убито, 35 раненных. Отряд еврейской самообороны, пытавшейся остановить громил, был расстрелян войсками.
А в Гомеле все лето горячего 1905 года прошло в беспрестанных митингах, стычках с полицией и покушениях. Характерно, что армия, верная опора царского режима, начала колебаться. 20 июня, когда на Кузнечной шла очередная рабочая демонстрация, солдаты 160-го пехотного Абхазского полка выказывали поддержку демонстрантам. А ведь еще недавно штыками снимали их с заборов. А офицеры, сняв фуражки, вообще присоединились к манифестации! Полиция в ярости сначала только источала угрозы. Но потом нашла все же более надежную замену "ребятушкам" и господам офицерам - в ни слова не понимавших по-русски, а значит, и застрахованных от социалистической пропаганды ингушах и чеченцах.
9 июля, в полугодие событий "Кровавого воскресения", в Гомеле состоялся короткий митинг. Помощник пристава Славашевич, увидев сборище смутьянов, выхватил из ножен саблю и бросился с ней на крамольников. К удивлению полицейского, в то время как все попятились от него, некая экзальтированная девица с лихорадочно блестящими глазами быстро вскинула руку с маленьким пистолетом. Помощник пристава получил ранение - к счастью, не смертельное.
Но вот вместо полицмейстера Фен-Раевского, обвиняемого не без оснований в либерализме, в Гомель на эту должность в июле 1905 года был назначен бывший рогачевский исправник Хлебников, с ходу начавший "закручивать гайки". А точнее - нагайки.
22 июля в 8 часов вечера, по приказу полицмейстера Хлебникова, "биржу" на Кузнечной заняло полтысячи пехоты и полиции. Но в 11 часов тут все равно состоялась демонстрация, а в самого Хлебникова была брошена бомба. Но гомельским бомбистам перманентно не везло, чего не скажешь о полицейском начальстве – самодельный снаряд вновь не сработал. Вскоре полиция обнаружила целый склад бомб. Тогда же в Гомель вошло 2 тысячи иррегулярной конницы из казаков и черкесов, "случайно" проходившей мимо. И старообрядческие, и иудейские ортодоксы Гомеля с изумлением взирали на невиданных ранее смуглых всадников в косматых папахах, увешанных восточным оружием.
Два последующих дня между рабочими и полицией с ее кавказским "резервом" шла настоящая война за биржу на Кузнечной. Один демонстрант был убит. 24 июля около полуночи в Хлебникова снова бросили бомбу - и опять это изделие подпольной лаборатории не сработало.
Тогда полицмейстер Хлебников, переживший за четыре дня своей службы в Гомеле уже два покушения, распространил по городу объявление: "Негодяи, бросившие бомбы - евреи… Предупреждаю, что всякого еврея, принадлежащего к отбросам еврейского общества, и называющего себя демократом, на пути моего следования по городу будут расстреливать на расстоянии 50 шагов впереди моего экипажа…". Кроме этого, полицейский начальник пригрозил: в случае стрельбы и "оскорбления воинской чести" из арендных домов, войска и полиция будут вести огонь по всему зданию, не разбирая виновников. Фактически, жильцы и домовладельцы превращались в заложников.
Гомель замер в тревожном ожидании. (Продолжение следует).