Сложная история. Почему пожилая минчанка принимает помощь чужих людей, но не хочет идти домой?
О жизни на вокзале: "Тут люди, милиция, тут я буду спасенная"
Журналистов пожилая Анна Ковзанович принимала в номере гостиницы "Экспресс", что неподалеку от вокзала. Туда ее забрала сердобольная минчанка, там пенсионерка и рассказала нам о своих скитаниях.После того, как Анна Александровна ушла из дома, сначала жила по подругам и знакомым, потом в госпитале и даже в Доме милосердия.
– С 14 на 15 октября, на Покрова, я пошла на вокзал. До этого всю ночечку стояла возле магазина "Алми", возле нейкай машины. Так замерзла! Серая кофточка была грязная в мешках - так я ее достала, надела и так достояла до утра, пока транспорт начал ходить. Транспорта дождалась и пошла у цэркву. А потом ужо на вокзал.
Бабушка говорит, что ночевала в зале ожидания железнодорожного вокзала – причем сначала в не слишком приметном месте, где у нее пропала шапка.
– Як обворовали – пошла в другое место, которое на виду. Тут люди, милиция, тут я буду спасенная. Я ж не пью, не курю, не развратничаю, своими мыслями занятая, своими книжками – читаю, когда есть возможность. Крестик поцелую, як нихто не видит – люди ж всякие, и неверующие есть.
Покупала еду пожилая женщина в магазинах неподалеку, ела на вокзале.
– Вот теперь еще я ж не думала, что меня сюды заберут – батон не открытый и хлеб у меня есть, – указывает бабушка рукой в сторону гостиничного шкафчика.
Анна, которая прочитала про бабушку-скиталицу на "Фейсбуке" и забрала ее с вокзала, делится своими впечатлениями. По ее словам, бабушка вполне адекватно все воспринимает, рада, что наконец-то смогла помыться, но выглядит очень запуганной и уверяет, что домой возвращаться боится.
– Представляете, где у нее личные вещи? Часть в камере хранения на вокзале, часть в камере хранения в каком-то магазине продовольственном. Видать, чужие люди, как могли, шли ей навстречу навстречу. Но я не понимаю – а что же близкие? Как так – родной человек живет на вокзале?
Женщина рассказывает: до того, как подойти к бабушке, обошла с ее фотографией сотрудников железнодорожного вокзала. Многие твердили: есть тут такая бабушка и говорили, что из зала ожидания ее не гонят – жалеют, да и пенсионерка показалась им очень приятной в общении.
Анна Александровна категорически не хочет возвращаться домой. Рассказывает, что там ее обижали. В трехкомнатной квартире, где жила вместе с дочкой Раисой, внуком и ее ребенком, она не появлялась больше года. Хотя, у нее там собственная комната.
– Сходите в мою комнату, посмотрите, что там делается, як я жила. У меня там стула нету, никакого сиденья, только одна кровать, стол ученический моей внучки... И холодильничек, который я сама себе купила с первых пособий по ветеранству моему. Пол непокрашенный, окна старые. Я жила, як бомж. Але все равно старалась, чтоб было чисто – хоть рачком, хоть бочком, но справлялась.
Анна Александровна утверждает: дочка Раиса ее не понимает, не жалеет, все время с ней "воевала", не пускала гостей, снимала замки с двери бабушкиной комнаты.
– Батюшка идет исповедовать – она ковер заворачивает, грязи ж несут! Военного жена пришла меня проведывать после операции, дык она на нее: "Грязь носить тут нечего!" – описывает Анна Ковзанович поведение дочери. – Она все со мной не разговаривала: скажу "здравствуй", а она не ответит. Я ей говорю: может, я где неправильно поступила? Я ж не хотела зла... Она хмыкнет. Ну, и стали жить как чужие. У меня когда инсульт был, я три месяца не ходила на кухню, а дочка меня и не кормила. Мне мои девчата, подруги, праз окно еды передадут, вот так и было…
"Жизни дома не дадут", – уверена Анна Александровна. Варианта помириться с дочкой для нее нет.
– Я ужо с ней не буду мириться, с Раей. Я уже узнала, что она холодный человек. Пусть они живут отдельно, пусть будут здоровы. Много чего было, но теперь все рассказывать не буду – бог им судья…. Толькі мне любой судьбой дайте отдельно пожить.
Хозяйка комнаты в "трешке"
Все время жизни вне дома Анна Ковзанович ходит по судам. Об одном из споров расскажем ниже, пока же разберемся с квартирным вопросом.Адвокат Владимир Хрищанович представлял интересы Анны Александровны по обоим делам.
Лицевые счета в неприватизированной "трешке" суд разделил, как и хотела Анна Ковзанович. Ей выделили в пользование изолированную комнату площадью 12 квадратных метров.
– Сейчас она вправе эту комнату обменять либо приватизировать, в этом случае она вправе совершать с данной комнатой любые сделки – продать, подарить, обменять, завещать, заключить договора ренты либо иждивения с содержанием – то есть использовать по своему усмотрению, – объясняет адвокат. – Со слов Анны Александровны, из-за конфликтных отношений с дочкой и внучкой она боится там жить. Я знаю, что очень длительное время – с осени 2013 года до настоящего времени она жила у знакомых, родственников, потом в госпитале для ветеранов, потом в доме милосердия. С осени 2014 года она жила на вокзале, хотя я ей говорил, что она имеет полное право жить в своей квартире. Но из-за длящегося конфликта она не хочет возвращаться в свою квартиру.
Адвокат добавляет, что на одном из судебных заседаний родственники сделали Анне Ковзанович интересное предложение:
– Прозвучало настолько хорошее предложение Анне Александровне, что можно только удивляться, как мы на него не согласились. Муж внучки сказал: сейчас со счета снимаю деньги и покупаю на твое имя комнату – в этом же районе, таких же потребительских качеств. А ты снимаешься с регистрации из спорной трехкомнатной квартиры. Идеальное предложение, за исключением одного обстоятельства: одновременно внучка подала заявление о признании Ковзанович недееспособной. Я тогда сказал: кто его знает, какое решение будет по данному делу и к какому выводу придут психиатры... А вдруг установят, что она не в полной мере отдает отчет своим действиям? Вследствие этого и договор купли-продажи комнаты Ковзанович могут признать недействительным. Поскольку деньги на приобретение комнаты дали родственники (сняли со своего счета, или оплатили со своего счета) – соответственно деньги возвратятся им, комнату возвратят тому человеку, который ее продал. А к этому времени Ковзанович из трехкомнатной квартиры выпишут – и в результате ни денег, ни комнаты, которую она купила за счет денег родственников, ни той комнаты в трехкомнатной квартире, которая выделена ей по решению суда, у нее не будет. Я им предложил другой вариант. Давайте сделаем так: вы покупаете на свое имя комнату и производим обмен – Ковзанович свою комнату 12 квадратных метров в трехкомнатной квартире меняет на вами купленную комнату в другом жилом помещении. Даже в случае признания Ковзанович недееспособной, если кто-то попытается оспорить договор обмена жилыми помещениями, то она вернется в свою прежнюю и не потеряет жилье. Когда я это предложил - они отказались от такого варианта разрешения жилищного спора.
Родственники: пусть идет домой, кто ей мешает?
Как же так вышло, что пожилая минчанка боится возвращаться домой? Мы связались с дочками Верой и Раисой. Дочь Вера говорит: о том, что мать жила на вокзале, а до этого мыкалась по знакомым, ей известно. Пожила Анна Александровна некоторое время и в ее квартире. "Но у меня у самой тут общежитие", – говорит Вера и утверждает, что маму забрать к себе не может. Все, что советует, – звонить сестре Раисе, с которой сама в плохих отношениях. Мол, в той квартире мамина комната – там и спрашивайте.Дочка Раиса в разговоре с журналистом TUT.BY удивляется: "Пусть идет домой, кто ей мешает?". В то, что мать жила на вокзале, не верит. При этом родственники бабушки рассказывают, что пытались вернуть ее домой, обращались в РУВД и в территориальный центр соцзащиты.
Из РУВД им пришел ответ о том, что Анна Александровна найдена, но без вести пропавшей себя не считает и отказывает сообщать родственникам, где находится.
– Я не могу утверждать, что она не появляется в нашей квартире: мы ж днем тут не дежурим, ключи у нее есть от дома. Но не ночевала здесь она уже очень давно, – подтверждает Раиса.
В разговоре с журналистом Раиса перечисляет семейные обиды и то, что они уже давно не могут найти общего языка (в юные годы Раиса несколько лет воспитывалась в детском доме). По мнению дочери, Анна Александровна ведет себя неадекватно, именно поэтому, еще когда она жила здесь, дочка хотела, чтобы мать проверили на дееспособность.
– Комната бабушки в антисанитарном состоянии. Она же каждый день в пять утра все тащила с мусорки домой. Когда стали убирать там, она решила, похоже "я вам отомщу". Убежала из дома, чтоб ее не посмотрел врач, психиатр. Если она считает себя здоровой – ну почему так сложно проверить ее состояние?
– Вы подали иск о недееспособности. Он сейчас в суде, верно?
– Верно.
– Какое ее поведение указывает на недееспособность?
– Ну вот бродяжничество. Как это, уйти из семьи? А до этого как она себя вела дома: подслушивает, у подъезда стоит, высматривает, куда я иду. Свечки все носила из комнаты в комнату. Мне было страшно, что пожар будет. Еще у нее два ведерка от краски - принесла их с помойки, из них все выливала в мойку, а не в унитаз. Ночью свет жгла – ей казалось, что кто-то ходит по квартире. Поведение подозрительное. Еще она же закрыла свою комнату на замок. Мы ничему не препятствовали! Пошла дальше: вы подделываете ключи, вы все равно в комнату лазите мою...
При всем этом Раиса повторяет: если мать вернется в свою комнату, никто препятствовать ей не будет.
Кроме этого, Раисе, ее дочке и зятю стыдно за ветеранский статус, который, уверены родственники, их мама и бабушка выбила незаконно.
– Она никогда не была участницей войны, и никто из деревни никогда не скажет, что она была партизанкой. А вам не было бы стыдно, если б у вас бабушка так врала? Как с этим жить? Люди погибали, участвовали, а она же не участвовала. Как присвоить чужое себе? – говорит Раиса.
Минчанка Анна, которая нашла на вокзале свою пожилую тезку, задается таким вопросом: если не решить проблему Анны Ковзанович сейчас, то что будет с ней дальше? Знакомые Анны временно пустили бабушку в свое пустующее жилье.
– Когда я навещаю ее, то вижу: бабушка очень аккуратная, она сидит и спокойно читает свои книги, молится о близких. Она не жалуется на них даже уже. Такое чувство, что она просто устала от ситуации и тихо радуется, что вот конкретно сейчас у нее есть крыша над головой. Сейчас ее хотят признать недееспособной. Но она пользуется мобильными телефонами, знает, какие существуют операторы, какие у них тарифы, самостоятельно покупает необходимые ей препараты, ездит в поликлинику за инсулином, научилась пользоваться варочной поверхностью с сенсорным управлением. Когда я позвонила дочери Анны Александровны с вокзала и сообщила, что ее мать там живет и ночует на вокзале, мне показалось, что для нее это не было новостью. Раиса сказала, что ее мать хочет там жить. А если мы хотим ее привезти, то можем, конечно, но она знает, что ее мать не поедет. Потом Раиса закончила разговор, потому что якобы спешила к внуку, – рассказывает Анна. – Было бы справедливо, если бы бабушка смогла получить часть жилья, которая ей причитается, и жить отдельно от своих родственников. Вряд ли они примирятся. Самое страшное в этой истории не ветеранский статус и прочее, а равнодушие, из-за которого пожилой человек оказался на вокзале. Если были у них в семье какие-то давние обиды, неужели раньше нельзя было с ними разобраться? Мне кажется, когда человеку больше восьмидесяти лет – не самое время ему доказывать что-то. А если вас раздражает старость, так обеспечьте человеку достойную жизнь вдали от вас и позвольте нормально прожить отведенное ему время. Ведь такие поступки делают нас людьми, – рассуждает Анна.
Ветеранский статус
Дело в том, что Анна Александровна в двухтысячных обращалась в комиссию по делам бывших партизан и подпольщиков, утверждая, что имеет право на ветеранский статус. Однако комиссия не могла принять к рассмотрению ее документы из-за года рождения. По паспорту год рождения у Анны Ковзанович был 1934, но рассматривать можно только документы от людей 1933 года и старше. Однако Анна Александровна в 2007 году доказала в суде, что родилась не в 1934, а в 1933 году. И документы "по ветеранству" приняли к рассмотрению.
Родственники же, живущие с ней в одной квартире, уверены: никакая она не ветеранка. Они подали заявление в Генпрокуратуру с просьбой провести проверку. Генпрокуратура внесла протест, и решение ЗАГСа за 2007 год об изменении года рождения Анны Александровны отменили в 2014 году.
– По гражданскому делу об изменении даты рождения родственники Анны Александровны заняли очень активную позицию, привозили из Логойского района жителей, которые выступали в суде, как свидетели, и объясняли, что Анна Ковзанович родилась не в 1933, а в 1934 году. По нашему ходатайству суд направил запрос в Национальный архив и в Комитет государственной безопасности для получения сведений о ее точном возрасте – однако никаких документальных данных в указанных организациях, которые бы свидетельствовали о ее возрасте, не оказалось, – объясняет адвокат Анны Ковзанович. – К сожалению, получилось так, что к 2014 году была утрачена доказательная база – все свидетели, которые когда-то дали письменные пояснения о ее возрасте, в 2014 году уже умерли. А те люди, которых привезли ее родственники, свидетельствовали о том, что Анна Александровна все-таки родилась в 1934 году. К тому же, когда рассматривалось гражданское дело в 2007 году, лица, давшие письменные пояснения, не были допрошены в судебном заседании, что, конечно, не совсем правильно (был нарушен принцип непосредственности). Кроме этого, при принятии решения в 2007 году суд также нарушил и иные нормы гражданского процессуального кодекса, что и повлекло отмену его решения и направлению дела на новое судебное разбирательство. Поскольку в 2014 года мы не смогли предоставить доказательств рождения Анны Александровны в 1933 году, то от жалобы на действия ЗАГСа об изменении даты рождения отказались. Дело прекратили 3 декабря 2014 года. Сейчас ее год рождения – 1934.
Выходит, по закону сейчас Анна Александровна права на ветеранский статус не имеет, а значит, права приватизации своей комнаты на льготных условиях у нее тоже нет. Хотя, в ответ на неверие родственников Анна Ковзанович делится достаточно подробными воспоминаниями о том, как ребенком в войну помогала партизанам, и объясняет, как так вышло, что год рождения ей в сложные послевоенные годы записали неправильно.